Страница 281 из 287
— Должно быть, все-таки может, — возразил отец Филипп, — если судить по быстроте, с которой вы оставили Собрание старшин, Собрание, учрежденное по обряду Эздры, по двадцать шестому откровению.
Брайам повернулся в своем кресле.
— Вы хотите просить меня о чем-нибудь?
— Да, — сказал иезуит.
— О чем же?
— О расторжении брака, соединившего миссис Ли и мистера Джемини Гуинетта.
— Невозможно, — сказал Брайам.
— Невозможно, говорите вы?
— У меня нет ни причин, ни власти объявить подобное распоряжение.
— Знаете ли вы по крайней мере, о ком речь идет? — спросил иезуит.
— Пастырь знает свое стадо, — иронически заметил Брайам Юнг. — Миссис Гуинетт номер второй, бывшая миссис Ли.
— Вдова полковника Ли, — точнее определил отец д’Экзиль.
— Что касается брата Джемини, то это человек замечательного ума, настолько замечательного, что…
— Что он может претендовать на пост вашего преемника, — заключил иезуит.
— Вот это именно я и хотел сказать, — Брайам закусил губу.
— Мы говорим с полным знанием дела, — сказал отец д’Экзиль. — Повторяю свой вопрос: хотите вы, да или нет, объявить о расторжении этого брака?
— Не хочу и не могу.
— Сказать, что вы не можете, было бы против истины, брат Брайам. Все можно, когда имеешь в своем распоряжении откровения Всемогущего и когда сам непогрешим.
— Нельзя смеяться над принципом непогрешимости, — произнес Брайам. — Есть спорные пункты, которые можно разрешить, только бросив на весы абсолютное. И рано или поздно папа ваш, говорю вам это, придет к тому же.
— Я далек от мысли насмехаться над принципом непогрешимости. Наоборот, я говорю, что, опираясь на этот принцип, вы можете, если захотите, объявить о разводе, о котором я вас прошу.
— В этом вы ошибаетесь, — сказал президент. — Чтобы сохранить всю свою ценность, принцип этот должен применяться очень умеренно. Не надо поминутно пускать его в ход: без этого, наверное, можно сказать…
— Наверное, можно сказать, дорогой президент, что мы начинаем даром время терять, — заключил отец д’Экзиль.
Брайам любезно запротестовал.
— Вы, дорогой друг, может быть, но не я. Напротив, ничто не может быть так полезно для меня, как время от времени беседа с ученым представителем чужого вероисповедания.
— В последний раз я ставлю свой вопрос: хотите вы, да или нет, объявить о расторжении этого брака?
— Я уже вам ответил: не хочу и не могу.
— Это ваше последнее слово?
— В данный момент, да.
— В данный момент, — сказал отец д’Экзиль. — Вот термин который приводит меня в восхищение. Признайтесь, дорогой президент и друг мой: вот уже целый час, как вас мучит желание, чтобы я рассказал вам историю о банке Кроссби.
— Допустим.
Брайам подошел к двери, отпер ее. Коридор был пуст. Он вернулся к столу и сел.
— Можете начать.
— Разве у вас не курят? — спросил иезуит.
— Религия запрещает курение, — сказал Брайам. — Но знаете, — с доброй улыбкой продолжал он, — как говорил в Риме великий преосвященник Аврелий Котта, между людьми интеллигентными религия есть вещь…
И он отпер маленький шкаф черного дерева и достал оттуда ящик с сигарами.
— Выбирайте, — предложил он.
Он сам закурил сигару.
— Я слушаю вас.
Они удобно уселись в своих креслах, откинули головы и устремили глаза в потолок, к которому медленно поднимался дым их сигар.
— Приблизительно в 1848 году, — начал отец д’Экзиль, — был в Нью-Йорке банк с многочисленными клиентами, банк Уильяма Кроссби.
— Так.
— То было время, когда в Соленое Озеро возвращались первые мормоны, нашедшие золото в Калифорнии. Мормонская церковь осудила на основании формального откровения добычу этого металла. "Золото, было там сказано…"
— Избавляю вас от чтения этого откровения, — чуть-чуть нетерпеливо сказал Брайам. — Я сам обнародовал его. Можете себе представить, что я его хорошо знаю.
— Могу. Но, может быть, есть вещь, которой вы не знаете.
— Какая?
— Следующая: мормонские пионеры привезли из Калифорнии около восьмидесяти мешков золотого песку.
— Точно восемьдесят.
— Из этих восьмидесяти мешков шестьдесят два, по приказанию президента Брайама Юнга, пошли на чеканку золотых монет в пять и десять долларов, каковая операция дала возможность довести до al pari курс выпущенных мормонским банком Кортланда ассигнаций.
— Ну и что же?
— И что же! Не останавливает ли здесь нечто вашего внимания?
— Я ничего не вижу…
— А простую разницу, существующую между цифрами восемьдесят и шестьдесят два? Сколько это будет?
— Восемнадцать, верно. Шестьдесят два мешка были утилизированы банком в Ута, а он получил их восемьдесят. Есть там остаток, избыток или разница в восемнадцать мешков, судьбу которых интересно было бы знать, особенно, если мы примем во внимание, что по курсу дня речь идет о сумме в 800 тысяч долларов.
— Вы, может быть, имеете на этот счет какие-нибудь особые сведения? — спросил Брайам.
— Да, имею.
— Если это не нескромно?..
— Нисколько. Один из друзей президента Брайама, полковник Ли, уехал в это время из Соленого Озера, которое только что начинало строиться. В его распоряжение дан был обоз из пяти повозок. И вот две из них были нагружены именно этими восемнадцатью мешками.
— Как все в конце концов становится известным, — заметил Брайам.
— Полковник Ли, — продолжал иезуит, — прибыл в Нью-Йорк. Восемнадцать мешков, о которых идет речь, сданы были на хранение в банк Кроссби. Если я ошибусь, остановите меня, пожалуйста.
— Продолжайте, — сказал Брайам.
— Взамен ему выдали квитанцию на пятнадцать мешков.
— Пятнадцать вместо восемнадцати?
— Три мешка составляли комиссионную плату полковнику. Квитанция на пятнадцать мешков была составлена на имя некоего…
— Натаниела Шарпа, — улыбаясь, сказал президент.
— А вы не знаете, кто был этот Натаниел Шарп?
— Это был я, — с полной простотой ответил Брайам.
Он вынул из кармана своего сюртука огромный бумажник, раскрыл его и достал оттуда вчетверо сложенную бумагу.
— А вот и квитанция, о которой вы говорите.
Оба взглянули друг на друга.
— Что вы скажете о моей истории? — спросил иезуит.
— Я скажу, — ответил президент, — что полковник Ли не был таким верным другом, как я воображал. Насколько я помню, он дал мне слово…
— Он и сдержал его, брат Брайам, Если я знаю все эти подробности, то только потому, что выслушал полковника на исповеди.
— Вы тоже связаны, — сказал Брайам.
— Я связан. Но теологически одно обстоятельство освобождает меня от обязанности молчать: это если вы сами не сдержите данного полковнику слова оберегать миссис Ли, его супругу.
— Верно, — подтвердил Брайам.
— Теперь положение вещей представляется мне очень ясным, — сказал иезуит.
— Каким представляете вы его себе?
— Следующим: когда после великого исхода из Нову Брайам Юнг со своими эмигрантами прибыл на место, где должен был вырасти город, под именем города Соленого Озера, у него была очень умеренная вера в будущее мормонского дела. Поэтому он воспользовался прибытием первого транспорта золота из Калифорнии, чтобы обеспечить себе, по крайней мере, материальный успех. Что сказал бы теперь его народ, если бы узнал, что — он, пророк, избранный Богом, сомневался тогда в святости своего дела? Что сказал бы этот верный народ, если бы знал, что президент Церкви для себя припрятал золото, употребление которого он публично запретил? Как вы думаете, какое впечатление произвело бы подобное разглашение?
— Очень скверное, — сказал Брайам.
Он добродушно улыбнулся.
— Нужно было бы еще представить доказательства тому, что вы утверждаете. А расписка у меня.
— Да, — сказал отец д’Экзиль. — Но существует дубликат.
— Дубликат! — Тяжелые веки президента слегка задрожали.
— Дубликат или копия, — с апломбом подтвердил иезуит, — подписанная полковником Ли как вкладчиком и агентом, принявшим вклад.