Страница 50 из 100
В ту пору Российская империя расширяла свои владения не путём колонизации по типу английской или голландской, а присоединяя, вовлекая в сферу своего влияния прилегающие страны, делая их частью единой державы. Иметь дальние заморские колонии не входило в планы русского правительства.
Об этом позже узнал Миклухо-Маклай из письма Семёнова-Тян-Шанского. Оставалась надежда на поддержку общественности. Другу Мещёрскому он написал:
«Я надеюсь, что общественное мнение всех честных и справедливых людей будет для моего дела достаточным покровительством и охраною против беспринципных притязаний правительств и против несправедливых и насильственных поступков разных европейских эксплуататоров и искателей обогащения и личных выгод всеми средствами и путями».
На «Морской птице»
Переслав в Зоологический музей Петербургской академии наук свои коллекции животных, а в Географическое общество отчёты о проделанной работе, он отправился на английской купеческой шхуне «Морская птица» в плавание.
Шхуна шла на острова Адмиралтейства Каролинского архипелага. Маклаю предоставлялась возможность несколько изменять маршрут, а после окончания торговых операций распоряжаться шхуной по своему усмотрению. Конечной целью его маршрута был Берег Маклая, а до этого следовало познакомиться с представителями папуасской расы или её разновидностями.
Увеселительной прогулкой или туристическим походом это путешествие быть не могло уже по одной той причине, что Николай Николаевич плохо переносил морскую качку, а в особенности необходимость терпеть суету и крики, сопровождавшие торговые операции. Была опасность вооружённых столкновений команды шхуны с туземцами по причине самоуправства и жестокости шкипера.
Один из тредоров — представителей торговых компаний — рассказал ему о трагическом происшествии. Год назад шхуна «Рупак» под английским флагом, забрав три десятка туземцев с острова Вуап, крейсировала среди островов Адмиралтейства, отыскивая удобное место для ловли трепангов. Вдруг им навстречу вышло несколько пирог. Шкиперу показалось, что в пирогах лежит много копий, а островитяне настроены агрессивно.
С испуга шкипер открыл стрельбу по пирогам (которые направлялись к шхуне для торга), обратив их в поспешное бегство. Однако судно попало на риф, а её команду перебили жители острова.
Вот и сейчас, когда «Морская птица» подошла к острову, где произошла эта трагедия, навстречу шхуне вышла пирога; находившиеся в ней островитяне ловко пришвартовали её к шхуне и влезли на палубу. Они жестами показывали на берег, где находилось селение.
Маклай заметил, что несколько человек из команды шхуны — туземцы острова Вуап — внимательно рассматривают пирогу, о чём-то тихо и мрачно переговариваясь. Он подошёл к ним и поинтересовался, в чём дело.
— Посмотрите, господин, на эти украшения, — сказал один из туземцев, кивая на мачту и рею пироги.
Приглядевшись, Маклай увидел, что такелах украшен длинными прядями человеческих волос.
— Что в них особенного?
— Это волосы людей с нашего острова.
Таковы были зримые следы прошлогоднего побоища.
Когда шхуна приблизилась к берегу, находившиеся на борту островитяне криками стали созывать своих товарищей на торжище. Тотчас к судну направились большие и малые пироги. Туземцы галдели, стараясь как можно громче предлагать свои товары: панцири черепах, жемчужные раковины, а также различные местные изделия.
Рассматривая эту толпу, Маклай всё больше убеждался, что местное население принадлежит к той расе, что и хорошо ему известные папуасы Новой Гвинеи.
На следующий день торги возобновились. Островитян стало больше, они устроили настоящую давку на палубе. Тредоры с револьверами за поясом отмеряли бусы и бисер, расплачиваясь с островитянами. На рубке стоял шкипер с карабином в руках, а также несколько вооружённых человек команды.
Когда туземцев стало слишком много, шкипер вывел на палубу огромного водалаза-ньюфаундленда, грозное рычание и яростный лай которого подействовал лучше всяких приказов.
Наблюдая всю эту картину, исследователь убеждался, что ни о каком справедливом торговом обмене и речи быть не может: прибыль европейцев была в сотни раз выше, чем их затраты. Таковы экономические принципы цивилизованных господ. Вспомнились сетования знаменитого натуралиста Альфреда Уоллеса: мол, европейцы продают свои товары туземцам по слишком низким ценам. В данном случае почтенный английский учёный, один из авторов гипотезы естественного отбора, был бы вполне удовлетворён.
Маклай предпринял прогулку по острову, обследуя поселения и проводя антропологические измерения туземцев. Многое здесь было похоже на Берег Маклая: характер построек, быт (вернее, почти полное отсутствие предметов быта, за исключением посуды и циновок). К белым людям особой опаски никто не проявлял, даже женщины. А вот делать измерения в полном объёме не было никакой возможности. Ведь учёные мужи полагают, что требуется получить данные по семидесяти восьми, а в крайнем случае по двадцати пяти направлениям. Попробовали бы они произвести такое количество операций над местными «объектами»! Вряд ли найдёшь хотя бы одного туземца, способного выдержать более пяти минут подобные процедуры.
Приходится прибегать к хитрости. Не следует медлить. Пока туземцы озадачены его появлением, надо молча с серьёзным видом достать свои инструменты, вид которых вводит присутствующих в состояние глубокой задумчивости. Воспользовавшись этим, следует выбрать из толпы наиболее старшего по возрасту, поставить перед собой и провести хотя бы десяток измерений.
Загадочные манипуляции воспринимаются туземцами как колдовство. Теперь зрители и сам объект измерений чувствуют тревогу или даже страх. Подойдёшь к следующему объекту, а он трясётся и ни за что не желает подвергнуться таинственному ритуалу. И тут на помощь приходит первый исследованный. Он хватает своего сородича, предоставляя во власть белого человека. Мысль его очевидна: если уж надо мной совершили этот странный обряд, то пусть и другим достанется тоже.
В этом случае проявляется качество, свойственное многим людям. Маклай не мог без смеха вспоминать, как однажды он обедал возле своей хижины в Гарагаси в присутствии трёх папуасов. Они по обыкновению отворачивались, не мешая еде, но у одного любопытство пересилило правила приличия. Он подсел к Маклаю и жестами показал, что голоден. Еда была простая: варёный рис без приправы, не считая соли. Маклай предложил туземцу ложку риса. Тот отважился взять в рот пищу белого человека. Сознавая всю опасность такого поступка, он не мог толком жевать, приглашая товарищей последовать его примеру. Они наотрез отказались. Тогда смельчак вынул рис изо рта и стал мазать им грудь и руки своих соседей со словами: «Если я умру, то и ты умрёшь!» Его спутники пытались отбиваться, а потом пустились наутёк. Он помчался за ними, выплёвывая на них остатки риса изо рта и повторяя: «И ты умрёшь, и ты умрёшь!»
Вообще, наблюдения за так называемыми «дикими» показывало, что во многом они ведут себя примерно так же, как и «цивилизованные». Когда Маклай измерял головы женщин в присутствии мужчин, результаты обычно были плачевны: женщины начинали вертеться, жеманиться, подхихикивать и старались поскорее улизнуть от рук пришельца. Однако если мужчин поблизости не было, женщины вели себя спокойно.
Но вот одну из них, занятую нанизыванием бисера на тонкую нить, нарочно или нечаянно толкнул мальчишка. Часть бисера рассыпалась. Пожилая женщина пришла в негодование, осыпая озорника бранью, а затем вскочила и стала бросать в него камнями и палками, которые попадались под руку. Он ловко увёртывался. Глядя на эту сцену, другие мальчишки заходились от смеха, падали на землю и утирали слёзы руками.
А вот ещё одно наблюдение. Маклай отдыхал в гамаке, а туземец, проходя мимо, загляделся на такую невиданную картину и больно ушиб колено о большой пень. Мигом утратив любопытство, пострадавший сначала потёр колено, а потом схватил обломок коралла и стал колотить по тому месту пня, о которое ударился.