Страница 49 из 100
Воспользовавшись благосклонностью махараджи Йохора, исследователь переселился в его дворец. Но и тут не было покоя. Во дворце шла перестройка: проламывались новые двери, укладывался мраморный пол. К громким разговорам многочисленных слуг махараджи добавились звуки стройки, а также — что было особенно тягостно — постоянный звон кандалов (работы вели арестанты, закованные в тяжёлые цепи).
«Вот уже много месяцев, — записывает Маклай, — нет ни одного вполне спокойного дня. Здесь, в комфортабельных и богатых домах, я с завистью вспоминаю покойную и тихую жизнь в моей келье на Берегу Маклая в Новой Гвинее».
Как приобрести надёжное убежище для работы? Он и без того не успевал обрабатывать свои собственные материалы, а вдобавок приходилось просматривать научную литературу и писать статьи. Николай Николаевич пишет в Неаполь своему хорошему приятелю Д. А. Дорну:
«Дорогой Дорн! Вам хорошо известно, что я вполне разделяю ваши взгляды о значении для науки зоологических станций, и вы легко поверите, что отличные результаты основанной вами в Неаполе станции, о которых я случайно узнал в Тернате в 1873 г., помоем возвращении из первой поездки на Новую Гвинею доставили мне большое удовольствие.
Теперь моя очередь удивить вас новостью об учреждении третьей (?) зоологической станции на крайнем южном пункте Азии, на Селат-Тебрау, проливе, отделяющем Сингапур от Малаккского полуострова.
Эта новая станция, правда, не может иметь того же значения, что ваша в Неаполе. Я принял за образец мои собственные потребности и обычный образ жизни и соответственно им проектировал здание и принадлежности.
Прежде всего эта станция «Тампат-Сенанг» (по-малайски — «Место Покоя» ) должна служить для меня; в моё отсутствие и после моей смерти я отдаю её в распоряжение каждого изучающего природу, кто нашёл бы её удобной для своих занятий».
Для него «Место Покоя» означает возможность спокойно заниматься научными исследованиями, а вовсе не пребывать в блаженном безделье. «Этот вопрос, — пишет он, — выступает на первый план, если путешествовать не с одной только целью собирать разного рода коллекции, быть поставщиком разных европейских музеев или только туристом, а путешествовать с целью изучать и исследовать».
И всё-таки эта энергичная натура не может удовлетвориться даже такого рода деятельным «покоем». 13 июня 1875 года Маклай отправился во вторую экспедицию по дебрям Малаккского полуострова, надеясь там, где ещё не побывал белый человек, обнаружить людей первобытной культуры.
Трудности начались с первых же дней. Надо было на лодках двигаться вверх по течению рек. Всё чаще встречались пороги, преодолевать которые приходилось с большим трудом.
Добравшись до водораздела, по другой реке спустился к морю и вернулся к устью Индау, где находилась резиденция местного правителя радьи бандахары Паханского (таково название его владений, по одноимённой реке). Встреча проходила, как говорят дипломаты, в тёплой дружественной атмосфере. Исследователю была предложена всяческая помощь для того, чтобы он смог познакомиться со страной.
Когда путешественник отказался от вооружённой охраны, радья пришёл в замешательство:
— Но вы же намерены отправиться в глубь страны, к диким людям.
— Да, безусловно.
— Но я не могу тогда гарантировать вам безопасность.
— Мне этого и не требуется.
— Они не признают закона, не подчиняются никому. Их отравленные стрелы мгновенно убивают людей и животных.
— Я намерен встретиться с ними без сопровождения.
— В таком случае прошу вас написать об этом своём намерении губернатору Сингапура и своим друзьям в Европу. За поведение диких я так же мало могу ручаться, как за тигров и диких слонов.
— Не беспокойтесь, я выполню ваше пожелание.
На этот раз маршрут был более протяжённым, трудным, опасным и продолжительным. Однако несмотря на это прошёл он его легче, чем предыдущий, потому что Маклай стал более опытен и предусмотрителен: использовал самые разные средства передвижения, менее всего полагаясь на длительные пешие переходы. Они плыли на местных лодках прау и плотах, передвигались на слонах. Чаще всего его сопровождал караван носильщиков.
В кратком отчёте о путешествии учёный сообщил:
«Я посетил в горах Индау там живущих оран-утан, которые оказались замечательно низкорослым племенем с вьющимися и волнистыми, но не курчавыми волосами и самостоятельным, не малайским диалектом. Затем я поднялся пор. Пахан до истоков р. Тамылен (одного из главных притоков р. Пахан), после бесплодных поисков оран-текам. Здесь в горах у верховьев рек Тамылен и Лебе (притока р. Клантан) я встретил значительное население оран-сакай, сохранившее вполне папуасский тип и много характеристических обыкновений (пробуравливание носовой перегородки, татуировку, употребление лука и т. п.), имеющее собственный диалект, но не отличающееся много образом жизни от оран-утан других местностей полуострова».
Затем он спустился вниз по реке Клантан почти до самого устья, после чего вновь поднялся в горы, пересекая Малаккский полуостров, подошёл близко к побережью океана и опять прошёл в горные районы. Ему посчастливилось ещё раз встретить оран-сакай, имевших значительные папуасские черты.
Впервые обследовав обширную неведомую европейцам территорию, Маклай имел прекрасную возможность создать солидный научный труд, описав природу, население, социальную, экономическую и политическую обстановку в регионе. Комплекс этих сведений представлял особую ценность не столько для науки (всё-таки учёный не вёл топографических работ, обстоятельных ботанических и прочих исследований), сколько для колониальных держав, в первую очередь Англии. Неслучайно некоторые местные начальники подозревали в нём английского разведчика.
В последний день 1875 года учёный писал секретарю Русского географического общества: «Я почёл бы сообщение моих наблюдений, даже под покровом научной пользы, положительно делом нечестным. Малайцы, доверявшие мне, имели бы совершенное право назвать такой поступок шпионством. Поэтому не ожидайте найти в моих сообщениях об этом путешествии что-либо, касающееся теперешнего «статус-кво», социального или политического, Малайского полуострова».
Ему удалось сделать самое главное — добыть сведения о вымирающих племенах центральной части Малаккского полуострова, которые сохранили некоторые характерные папуасские черты. Возможно, это остатки древнейшего населения этого региона, которое в незапамятные времена переселилось отчасти в Новую Гвинею, а затем пожалуй, и в Австралию.
Добившись цели этих двух путешествий, Николай Николаевич вновь торопится отправиться в путь. В том же письме к Семёнову-Тян-Шанскому сообщает:
«Известие о намерении Англии занять половину Новой Гвинеи и вместе с тем, вероятно, Берег Маклая не позволяет мне остаться спокойным зрителем этой аннексии.
Я достиг большого влияния на туземцев и надеюсь при моём возвращении (?) иметь ещё больше. Вследствие настойчивых просьб людей этого берега я обещал им вернуться, когда они будут в беде. Теперь, зная, что это время наступило и что им угрожает большая опасность (так как я убеждён, что колонизация Англии кончится истреблением папуасов), я хочу и должен сдержать своё слово.
Не как русский, а как тамо боро-боро (наивысший начальник) папуасов Берега Маклая я хочу обратиться к Его императорскому величеству с просьбой о покровительстве моей стране и моим людям и поддержать мой протест против занятия этого берега Англией.
Будучи неопытен во всех этих делах, то есть официальных вопросах, я решаюсь обратиться к Вашему превосходительству и надеюсь, что не получу отказа.
Замечу ещё, что моё решение твёрдо, и я не отступлю ни от моего слова, ни от решения».
Он просит немедленного ответа, телеграммы. Но не получает письма. Ещё раньше Семёнов-Тян-Шанский предупреждал его, что не следует переходить от теоретических исследований к практической деятельности, тем более связанной с политикой.