Страница 43 из 100
— Возможно, причина в том, что человек укушен каким-то ядовитым животным? Или он принимает какое-то опьяняющее средство? Или это род психического расстройства, характерного для данной местности или расы?
— Я не могу дать ответ на эти вопросы. Да я и не силён в медицине. Но смею вас уверить, что встречается амок только там, где замешаны женщины или азартные игры.
— Вы хотите сказать, что из-за любви к женщине или под влиянием азартной игры человек может терять рассудок?
— А разве вы сами этого не замечали?
Господин Бекари взглянул на него с иронической усмешкой, словно намекая на сердечные страдания собеседника. Маклай перевёл разговор на действие папуасского напитка кеу. А ночью, лёжа в кровати, подумывал и анализировал своё состояние, духовную лихорадку, вывезенную из Бейтензорга. Она превращает его в другого человека, пробуждает непривычные, а то и неприятным мысли и чувства, заставляет сознавать рабскую зависимость от другого человека. Быть может, это тоже амок, но человека цивилизованного, привыкшего сдерживать свои желания. Ну а у того, кто ещё не подвержен воздействию цивилизации, любовная или игорная страсть способна помутить рассудок, вызвать временное безумие, жажду разрушать и убивать. Не случайно же дуэли из-за женщин происходят и среди европейцев, и среди папуасов. И это тоже, пожалуй, проявление амока...
На этот раз заснул быстро и спокойно. Его не тревожил, не волновал, не притягивал к себе образ Лючии. Он решил, что понял характер своего душевного недуга, взглянул на себя как на объект исследования, как на пациента, и был удовлетворён поставленным диагнозом.
Свет разума, проникая в тёмные закоулки души, изгоняет затаившихся там демонов, освобождает из-под их власти. Познание приносит освобождение... или иллюзию освобождения?
Запись в дневнике от 30 декабря: «Ночью пароксизм. Женщина, больная холериною, умерла в 4 часа ночи. Бросили за борт. Голова болит. Лень, хандра. Думаю часто о Бейтензорге». Теперь эти воспоминания не мучают, не нагоняют тоску, а помогают переносить тяготы качки, духоту каюты, ломоту в суставах, острые боли в печени.
Рекомендации генерал-губернатора Нидерландской Индии помогли ему быстро завершить подготовительный период и получить необходимых для экспедиции людей, некоторое снаряжение и довольно вместительное малайское судно — урумбай.
В конце февраля 1874 года при попутном западном ветре он направился рано утром на урумбае от острова Ватубелла к западному побережью Новой Гвинеи.
Горизонт был мрачен, предвещая ненастье. Но Маклай не был склонен откладывать начало исследований. Ветер крепчал. К полудню надвинулась чёрная туча и хлынул ливень. Ненадолго проглянуло солнце, и наступил полный штиль при сильном волнении. Лодку швыряло с волны на волну. Команда взялась за вёсла, но течение сносило судно на север.
К вечеру вновь налетел ветер, быстро усиливаясь, волны становились всё круче. Налетевший шквал разорвал в клочья один парус, ударившая волна сорвала и унесла в море маленькую шлюпку. Некоторые валы прокатывались по палубе, заливая каюты. Можно было ожидать, что судно не выдержит ударов бешеных волн, перевернётся и затонет.
В кромешной тьме приходилось то и дело зажигать фонарь, чтобы определить направление по компасу. И тут при очередной вспышке света Маклай увидел, что рулевой стоит на коленях и, закрыв лицо руками, молится.
Ярость охватила путешественника. Так порой бывало с ним в решающие минуты. В момент опасности он всегда ощущал не упадок, а прилив сил. Схватив револьвер и держась за высокий борт, в брызгах волн, на мокрой палубе, которая то вздымалась, то падала в какой-то дикой пляске, Николай Николаевич добрался до рулевого и приставил дуло к его виску.
— Молиться будешь завтра! — крикнул Маклай. — Делай своё дело, или я всажу тебе пулю в лоб!
Для убедительности он выстрелил над ухом рулевого. Довод был веским.
— Не сердись, господин, — воскликнул моряк, становясь к рулю, словно услышал не выстрел, а глас Аллаха.
После полуночи грянул новый шквал, а волны всё чаще стали заливать урумбай. Команда не успевала вычерпывать воду. К рассвету шторм стал стихать. Выяснилось, что они не сбились с курса. Продвигаясь от острова к острову, наконец-то добрались до берега Папуа-Ковиай.
Увы, в эти края уже пришла цивилизация: местные папуасы пристрастились к джину и рому, а отдельные деревни и племена враждовали между собой, совершая разбойные нападения и не гнушаясь убийством.
На постройку дома — на живописном крутом утёсе мыса Айва — ушло четыре дня. Людям Маклая усердно помогали местные туземцы. Плату они попросили в жидком виде: две бутылки джина. И хотя весь джин предназначался для консервирования животных, пришлось выполнить просьбу работников. Одну бутылку они опустошили тут же, после чего впали в состояние бурного веселья с несвязными криками, дикими песнями и нелепыми телодвижениями, которые обозначали танцы.
Всю эту развесёлую компанию пришлось выпроваживать. Они пошатываясь ушли к своим хижинам, откуда вскоре раздались выстрелы, которые должны были разнести по всей округе весть о том, что туземцы пребывают в превосходном расположении духа.
Маклай вспомнил, как «дикие», не приобщённые к цивилизации туземцы употребляли напиток кеу — в определённые праздники и для того, чтобы перейти на некоторое время в состояние, подобное нирване. Действие алкоголя напротив, вызывало временное буйство, помешательство.
И на этот раз Маклай поселился в некотором отдалении от посёлка папуасов. От своей базы он совершал пешие и морские маршруты. Обстановка была тревожной, оружие приходилось держать наготове.
Однажды, когда они на урумбае продвигались вдоль берега, навстречу им вышли пять больших пирог, в которых находилось не менее полусотни туземцев. Люди Маклая взялись за оружие. Пироги замедлили ход. Что делать?
— Не стрелять без моей команды! — приказал Маклай. — Грести прямо на них!
Шестеро сели за вёсла, самому меткому стрелку учёный дал двуствольное ружьё и двуствольную винтовку, остальные взяли кремнёвые ружья. Сам расположился на крыше палубной постройки с карабином, револьвером и ружьём.
Папуасы в пирогах совещались, озадаченные тем, что урумбай, где находится всего тринадцать человек, уверенно и быстро приближается. Четыре пироги быстро отплыли в сторону. Значит, папуасы предлагают переговоры. Маклай предложил, чтобы начальники каждой пироги пришли к нему на урумбай. Пироги приблизились. В них было много оружия, но не огнестрельного: луков, стрел и копий. По словам туземцев, они захотели видеть «белого господина».
Приняв у себя пятерых туземцев, исследователь стал расспрашивать их об особенностях местности, а также записывать некоторые слова их диалекта, предварительно подарив всем табак. Его собеседники постоянно озирались и поспешили покинуть урумбай.
Маршрут продолжался. Однако в одной из приморских деревень им сообщили, что на их базу в Айве было совершено нападение, и она разграблена. Обстоятельства были таковы. Папуасы в поселении, расположенном невдалеке, решили, что такое соседство избавит их от нападения врагов, и утратили бдительность. Этим воспользовались их враги. Они выбрали время, когда Маклай был в отъезде, а местный начальник радья Айдума с большинством мужчин отсутствовали.
Нападающих было много. Они устроили в папуасском селении настоящую резню. Жена Айдумы с дочерью попытались спрятаться в доме белого человека, но враги — горные туземцы — настигли их там, убив женщину и разрубив на куски её шестилетнюю дочь. Слуги Маклая не решились обороняться.
Горные папуасы уходили, нагруженные награбленными вещами, уводя с собой в плен двух девушек и мальчика, а впереди неся насаженную на копьё головку дочери Айдумы. В этом нападении участвовали и некоторые жители острова Мавары во главе со своим капитаном. С этим человеком Маклай уже встречался: рослый, с крупным приплюснутым носом и массивной нижней челюстью, в жёлтом арабском жилете и белым платком на голове, он совершенно определённо походил на свирепого пирата.