Страница 30 из 100
Ночные соблазны
Когда береговые туземцы окончательно убедились в необыкновенном могуществе Маклая, их не оставляла надежда, что он будет жить вместе с ними. В таком случае они находились бы под надёжной опекой: даже воинственные грабители — жители горных деревень — не посмели бы напасть на тех, кому покровительствует могущественный белый. Ведь слава о нём разнеслась по всей округе.
Туй был первым, кто предложил Маклаю построить хижину в деревне. С тех пор как Маклай вылечил Туя, отношения между ними установились поистине братские. Некоторые туземцы называли Маклая Туем, а Туя Маклаем. Это был обычай, распространённый у многих народов: побратимы менялись именами.
Постепенно учёный действительно кое в чём уподобился туземцам. Однажды во время утренней прогулки вдоль берега моря, почувствовав голод, поймал большого краба, разорвал на части и съел сочное крабье мясо сырым.
Ему очень понравился обычай папуасов — оставлять гостя одного во время еды; хозяин при этом только прислуживает, а все остальные либо отворачиваются, либо уходят на время. В отличие от европейцев, ведущих обычно самые пустые застольные беседы, туземцы предпочитают есть молча, не мешая друг другу.
Вообще местные жители деликатностью отличались в лучшую сторону в сравнении с цивилизованными людьми. Проявляя порой чрезмерное любопытство (ещё бы — возможность наблюдать за таким необыкновенным существом), они в то же время при первом же намёке Маклая оставляли его одного. Когда он засыпал в общественном деревенском доме, присутствующие начинали говорить тихо, а тех, кто повышал голос, останавливали.
Однако ночные происшествия этим не ограничивались.
В один из вечеров Маклай решил остановиться на ночлег в деревне Гумбу. После ужина около него собрались почти все местные жители. Они расспрашивали его о России, её жителях, домах, деревьях, свиньях.
Взошла луна. Туземцы, упоминая Россию, показывали на луну. Было ясно, что именно там они предполагают родину гостя.
— Маклай, на каких звёздах ты был? — спросил кто-то.
— Маклай, а на луне есть женщины?
— Маклай, а сколько у тебя жён на луне?
Он отвечал, что на свете много разных стран, и живут там разные люди. Что женщин там тоже много, но у Маклая нет жены. Его ответы выслушивались в полной тишине с величайшим вниманием.
Стало прохладно, но туземцы не расходились. Пришлось Маклаю сказать, что он желает идти спать. Его привели в большую буамбрамру. С одной стороны там находились широкие нары, с другой — два крупных сигнальных барабана (барума). Посредине помещения горел костёр.
Маклай достал необходимые для чаепития вещи: чайник, стакан, ложку, жестянку с остатками сахара и другую — с печеньем. Эти приготовления к ужину интересовали и удивляли туземцев, следивших внимательно за каждым его движением. На палатях он расстелил красное шерстяное одеяло, которое привело в восторг присутствующих. Сняв башмаки, улёгся спать. Несколько мужчин остались в помещении, продолжая разговаривать. Маклай жестом показал, что пора уходить, и они молча вышли.
Разбудил его шорох, а затем и лёгкое колебание нар, как будто кто-то лёг на них. Было темно. Кто посмел беспокоить гостя? До сих пор никто из туземцев на это не решался.
Он протянул руку, которую встретила другая рука. Кто это? Невидимая рука вела его руку всё дальше, пока ладонь Маклая не ощутила женскую грудь.
Сомнений не оставалось: рядом с ним лежала женщина.
Вряд ли она рискнула прийти сюда по своей воле. Очевиден хитрый замысел её родственников. За стенкой хижины слышится тихий говор, шорохи. По-видимому, там находятся устроители эксперимента, ожидающие, чем он закончится.
Невидимая незнакомка проявляла настойчивость, не выпуская руки гостя.
«Ночью все кошки серы», — пронеслось в голове. Чёрные, жёлтые, белые женщины ночью становятся одинаково привлекательными, ночь скрадывает их различия, скрывает недостатки, делает всех просто женщиной, вожделенной для мужчины.
Маклай привстал, высвободил свою руку, невольно поглаживающую небольшую плотную грудь, и твёрдо сказал:
— Я хочу спать. — Собравшись с мыслями, добавил: — Уходи, Маклаю женщины не надо.
Ночная незнакомка молча выскользнула из хижины.
Утром никто не обмолвился об этом происшествии. Но было заметно, что многие туземцы знают о его результатах и удивлены поведением белого пришельца.
Разве было бы предосудительно воспользоваться любезным подарком туземцев? Возможно, таков обычай: предлагать почётному гостю женщину. У многих первобытных племён это не считается нарушением моральных устоев. Напротив, таким образом скрепляют дружеские отношения.
Но разве мог себе позволить он, человек с Луны, вести себя подобно обыкновенному смертному?
Его авторитет поддерживался ореолом тайны и чуда, который окутывал его личность в глазах туземцев. Не так ли возникает любой религиозный культ? Складывается образ сверхчеловека, от которого к Богу — один шаг.
Маклай не желал входить в общество туземцев ни как «большой-большой человек», повелитель и руководитель, ни как объект почитания и преклонения. Ему приходилось постоянно контролировать слова и поступки для того, чтобы отношения с туземцами оставались на той грани, от которой, с одной стороны, начинается панибратство, а с другой — религиозное поклонение.
То, что ему удавалось удерживаться на этой грани, подтверждалось уже тем, что папуасы не оставляли надежды заполучить в своё общество Маклая как вождя и покровителя. Один раз к нему явилась целая делегация наиболее уважаемых мужчин из окрестных деревень.
— Маклай, не уезжай в Россию.
— Не улетай от нас на Луну.
— Оставайся с нами, Маклай!
— Мы построим тебе дом в каждой деревне.
— У тебя будет в каждом доме жена.
— У тебя будет столько жён, сколько ты пожелаешь.
Говорили поочерёдно, серьёзно. Некоторые фразы повторялись разными людьми. Было видно, что данному выступлению предшествовало совещание, на котором был выработан общий план действий.
— Если я уеду, — отвечал Николай Николаевич, — то обязательно вернусь к вам. Я буду жить в своём доме в Гарагаси. Никаких женщин мне не надо.
— Маклай, почему ты не хочешь женщин?
— Женщины много шумят, много говорят, — отвечал он. — Маклай этого не любит.
— Твои жёны будут молчать, они не будут шуметь.
На этот довод возразить было трудно. Надо было завершать дискуссию.
— Я буду жить в Гарагаси. Мне женщин не надо, — повторил он твёрдо. — Примите от меня табак.
— Табак, табак! — раздались удовлетворённые голоса. Если ответы Маклая и не понравились кому-то из присутствовавших, то полученные порции табака, к которому они успели пристраститься, произвёл хорошее впечатление на всех.
Ульсон, который во время переговоров оставался на веранде и пытался разобрать, о чём идёт речь, после ухода туземцев не удержался от замечания:
— А у них молоденькие нангельки есть очень даже ничего.
— Ну так женись и оставайся здесь.
— Да они же вам нангели предлагают, а не мне. Я бы, может быть, и не отказался. А если б корабль пришёл, то всё равно бы смылся.
— Почему же?
— Вас они уважают, а меня — нет... А что вам, хозяин, эти нангельки не нравятся? Если сказать по правде, когда долго женщин не видишь, то потом любая черномазая красавицей покажется.
С этим наблюдением Ульсона трудно было не согласиться. Но продолжать обсуждение столь субъективной темы не имело никакого смысла.
— Ульсон, на кухне костёр не погас? Не забывайте, что спичек осталось мало.
Вздохнув, Ульсон отправился на кухню. Сегодня у него не было приступа лихорадки, что избавляло хозяина от занятий домашним хозяйством.
— А то бы жёны обед готовили, — пробурчал Ульсон.
— Вот и нет. У них мужчины сами для себя готовят.
— Я и говорю — дикий народ.
Охота