Страница 8 из 12
– Организму доступна лишь та среда, которую он воспринимает в ощущениях. Он не в состоянии отличить переживания галлюциногенного плана от негаллюциногенного, – на автомате выпалил Эжен и сам же перепугался: – Боже, что это я несу… откуда это взялось?! Нет, явно пора спать…
– Нам негде, – уже совсем беззлобно напомнила Анна. – И да… прости, я действительно перегнула палку, кажется. Если уж сходить с ума по методике этого Фёстера, то в моей реальности ты был на тот момент гнусным типом, который думает только о себе и своих капризах. Но ведь это не умаляет моей вины, что я вела себя совершенно непотребно…
– Знаешь, ты действительно вела себя непотребно, но это не умаляет моей вины, что я думал только о своих капризах, – с облегчением засмеялся Эжен и, обняв Анну, притянул к себе и поцеловал в висок. – Но спать нам все равно негде. Вот еще одна общая точка наших реальностей, увы.
И они вместе позавидовали голубю, которому для сна достаточно было просто кармана рюкзака…
Глава 8. «Бессмысленный» смысл жизни
Когда Тор ушел, Один, все еще пребывавший в легком ностальгическом тумане, решил совместить приятное с очень приятным. Прихватив из стенного мини-бара бутылочку своего лучшего марочного меда поэзии, усталый, но воодушевленный Председатель отправился к морю – туда, где стоял дом его старого друга и партнера Ньерда.
В Компании Ньерд занимал довольно абстрактную должность – возглавлял гуманитарную организацию, невесть для кого и чего предназначенную. На деле же он просто периодически отвлекался от своих чаек и лебедей, и прибегал к Одину или даже к самому Шефу просить за моряков, рыбаков, нефтедобытчиков и вообще за всех, кому угрожала опасность. Прибегал, как был – с трубкой в зубах, в свитере грубой вязки и рыбацких штанах, искренне не понимая, что такое официальный стиль в одежде и какого водяного он нужен. Когда-то Один решил создать на него шарж и (вообще-то нарушая тем самым кодекс) придал внешние черты Ньерда одному земному писателю. Правда, слегка промахнулся – характером писатель был полной противоположностью добряка Ньерда, и отличался довольно-таки мерзопакостным нравом. Но Ньерд все равно опекал его и даже вдохновил на написание какой-то повести про старика и море. Писатель за него, кажется, даже крупную земную премию получил… В общем, Ньерд обладал поистине золотой душой, так что его невозможно было не любить. А с Одином, кроме всего прочего, его объединяло еще и общее увлечение птицами, хоть и разными.
И вот сейчас они вдвоем сидели на небольшой лавочке между линией прибоя и маяком и, вдыхая влажный соленый воздух, потягивали мед поэзии, глядя на темное засыпающее море, временами вздрагивающее во сне – совсем как люди, и даже боги.
Одину хотелось рассказать Ньерду рабочие новости и поделиться мыслями по поводу старого и нового проектов, но он медлил, опасаясь нарушить царящую вокруг и в них самих гармонию. Да и потом, он вовсе не хотел показаться, или, того хуже, превратиться в этакого зануду-трудоголика, который с утра до ночи только о работе и говорит. Ньерд же тем временем делился своими новостями:
– А я позади дома грядки разбил, капусту посадил… И клубнику. Как думаешь, приживется?
– Капуста и клубника? Вместе? На этой почве? Ну разве что ты поколдуешь, – Один хохотнул. – И вообще, с чего тебя вдруг на земледелие потянуло?
– Ну так я же из ванов, плодородие – наше призвание… Вся моя родня в земле копалась.
– Что-то когда я предлагал тебе взять на себя сельскохозяйственную сферу ты про родню не вспоминал…
– Ой, – отмахнулся Ньерд, – сфера-шмера… Все эти ваши отчеты, программы развития. Тоска зеленая. Для меня это хобби, а не работа. Ничего, вот посмотришь, какую капусту выращу…
Он помолчал и вдруг добавил:
– Бедная капуста. Я вот тут подумал: ведь это же тоже живой организм, да? Она растет, проживает какую-то свою внутреннюю жизнь, наверно. И все для того, чтобы просто быть съеденной. И иногда мне кажется, что с людьми все точно так же. Для чего они живут? Чтобы своей энергией питать и поддерживать нас, поставлять нам сырье для проектов? И в этом весь смысл? Хорошо еще, что сами они об этом не подозревают…
– Ну что ты такое говоришь?! – всплеснул руками Один, хотя одновременно и обрадовался, что появился повод затронуть волнующую его тему. – Рассуждаешь как какая-нибудь стажерка-валькирия. Ты же прекрасно знаешь, что люди – не просто шестеренки наших проектов. Помимо этого внешнего смысла, их жизнь имеет и другой, внутренний смысл.
– И какой же?
– Да сама жизнь! Зачем существуют, например, твои чайки? Потому что они существуют и должны это делать. Все просто. Только почему-то самим людям эта элементарная мысль в голову не приходит – они чаще всего или мечутся в поисках какого-то глобального смысла, или же мучаются от его отсутствия. Аж зло берет, когда вижу это.
– Ну, некоторые все же понимают, что к чему, кажется… Я тут слышал где-то, про созданную кем-то из них теорию… этого… как там его… ауто.. ауто…
– Аутопоэз, – подсказал Один. – Да, Умберто Матурана, конечно, умница. И студент его, Варела – тоже. Ребята додумались, что единственной целью существования и активности живой системы есть само ее существование и активность. Одно из самых распространенных заблуждений философского порядка – будто у живых организмов есть какая-то цель собственного выживания. Но все, что существует, существует как бы случайно. Заметь, я говорю «как бы» – с людской точки зрения. Никакая живая система ни к какой цели не стремится, никакого «дела» не продолжает, даже цели сохранения вида, ничего не воплощает и не реализует. Ей как бы «повезло» и продолжает «везти» оставаться в живых. «Жить» в такой интерпретации означает не что иное, как выживать. В таком смысле жизнь не реализуется в некоем отдаленном будущем, а исключительно «Здесь и Сейчас», в сиюминутном потоке состояний. И, кстати, насчет этих самых сиюминутных состояний, мы сегодня запустили один очень милый эксперимент…
– Погоди со своими экспериментами. Если бы я хотел знать, что творится в Компании, я бы в нее приходил. Налей лучше еще немного меда и давай еще про ауто… не могли они его как-то полегче назвать?
– Аутопоэз. Или автопоэзис – мне такой вариант больше нравится. Поэзис, поэзия… Ах, да, на еще меда. Суть теории заключается в самопостроении, самовоспроизводстве живых существ. То есть, они как бы… Они сами себе и производитель и продукт. И это, конечно, относится не только к отдельно взятым существам, но и к социальным системам. Да и вообще ко всему миру и ко всем мирам, потому что они, по сути – одно большое существо, организм, живая система, занимающаяся самовоспроизведением.
– Не люблю я это слово… «система».
– Да просто люди его извратили. Поставили систему выше самих себя. В то время как система – это они сами. Она состоит из них, а, значит, каждый из них – важнейшая часть этой системы. Любой, включая целые государства. И, кстати, Матурана тоже говорит, что даже с позиции биологии, недопустимо ни в каком смысле пренебрегать индивидуумами. Не существует никакого такого всеобщего блага, во имя которого можно было бы жертвовать жизнями отдельных людей. Общество без индивидуумов – это абсурд. И этот дурацкий пафосный лозунг «Все во имя человечества!» – тоже абсурд.
Прилетевшая откуда-то чайка опустилась на колени к Ньерду. Он ласково погладил ее огромными ручищами. «Интересно, как там мой Хугин…», – глядя на это, подумал Один.
Ночь становилась все гуще, все более оживала, дыхание ее слышалось повсюду – то взволнованное, то мирное, будто за несколько отведенных ей часов она проживала целую гамму самых разных эмоций, не имея возможности ни с кем их разделить. Быть может, лишь на рассвете, в тот короткий миг, когда, уходя, она пересечется с днем, когда они коснутся друг друга рукавами и смогут заглянуть друг другу в глаза, она постарается рассказать ему все, но опять не успеет и уйдет, лишь слегка намекнув…