Страница 18 из 43
Мотив действий чюдина, предупредившего псковичей, был скорее всего материальный. Вместе с тем, не следует исключать, что он хотел отомстить немцам за обиду, нанесенную ему лично или его семье. Однако за переданную информацию он получил вознаграждение, на которое рассчитывал.
Среди тех, кто был пригож для Москвы, как источник разведывательных сведений, оказался и турецкий правитель Азова – диздерь Бурган. Во время пребывания русского посла Василия Коробова в Азове турецкий правитель, судя по всему, сам предложил свои услуги Москве. В 1515 г. он направил великому князю с рязанским казаком Воробьем первую грамоту с вестями. Летом следующего 1516 г. диздерь Бурган писал из Азова о своей готовности преданно служить великому князю: «А се грамота. государю великому князю Василью Ивановичю всеа Русии отъ аздара Бургана челобитье… а радъ есми тебе своему государю служити, а лиха тебе от меня нетъ и твоимъ людемъ. А слово бы отъ насъ чисто, какъ золото, да и правда бъ промежъ насъ была. А язъ тобе, своему государю, низко челомъ бью»171. В другом послании он писал: «Дай Боже такъ, кто будетъ отъ насъ къ тебе ездокъ, и мы к тебе съ нимъ грамоту пошлемъ. Убогий холопъ Бурган азовский диздерь»172. В Москве к желанию Бургана служить государю отнеслись благосклонно. В ответной грамоте от имени Василия III диздерю Бургану писали в 1516 г.: «Ино то делаешъ гораздо, что намъ служишъ, да и впередъ намъ хочешъ служити, и ты бы намъ ныне да и впередъ служилъ, а мы тебя ныне жалуемъ, да и впередъ къ тебе жалованье свое хотимъ держати»173. Таким образом, отношения с турецким правителем Азова были поставлены на твердую материальную основу.
В значении ‘доброжелатель’, ‘тот, кто благосклонен, милосерден к кому-либо в Книгах Ветхого и Нового Завета, собранных в 1499 г. в Новгороде при дворе архиепископа Геннадия, находим слово приятель174.
«Памяти» из Москвы давались не только послам, но и непосредственным организаторам разведки на местах, в числе которых были как лица, посланные с этой целью и являвшиеся подданными Московского государства, так и иностранцы, привлеченные к сбору разведывательной информации: «Лѣта 7029 (1521) февраля 21 послалъ князь великий въ Азовъ и въ Кафу своихъ казаковъ Ивашка Лазарева съ товарищи, а писалъ с ними въ Азовъ свои грамоты. А се грамоты съ Ивашкомъ и съ его товарищи да и къ Василью къ Наумову съ ними грамота послана… Брата и друга нашего Селимъ-шагъ салтанову слузѣ диздерь-Бургану Азовскому. Послали есмя въ Азовъ своихъ казаковъ Ивашка Лазарева, да Мишу Иванова… да татарина своего Четая, да… инымъ казакомъ велѣли итти въ Кафу… и ты бъ тѣхъ нашихъ казаковъ въ Кафу отпустилъ, не мотчаа, да и поберегъ бы еси ихъ, чтобы имъ какъ поздорову дойти до Кафы. А какъ тѣ казаки придутъ изъ Кафы въ Азовъ, и ты бъ ихъ къ намъ отпустилъ, не мотчая… да и проводити ихъ велѣлъ, чтобъ имъ какъ до насъ здорово доѣхати. А каковы будутъ тамъ у тебя вѣсти, и ты бъ съ ними къ намъ отписалъ, а то бы еси учинилъ насъ дѣля, тѣмъ бы еси намъ послужилъ, а мы тебя впередъ своимъ жалованьемъ свыше хотимъ жаловати»175.
В данном документе содержится указание азовскому доброхоту «салтанову слузе диздерь Бургану Азовскому» препроводить посланных казаков в Кафу (Феодосию), в резиденцию турецкого наместника – санджака. Эта должность имела одноименное название с административной единицей Османской империи, которая управляла Кафой и всеми генуэзскими владениями, захваченными в 1475 году. Турецкому правителю Азова предписывалось не только отправить казаков в Кафу, но и позаботиться об их безопасности. Собранную же информацию следовало не мотчая [не мешкая, без промедления] отправлять в Москву176.
Одновременно из Москвы давались указания казаку Ивашке Лазареву ехать тайно, прочитать вести, выучить наизусть, а грамоту уничтожить: «А се такова память дана Ивашку Лазареву… съ товарищи: какъ ожъ дастъ Богъ приедутъ въ Азовъ, и имъ отпустити изъ Азова въ Кафу своихъ четырехъ товарищевъ, которыхъ пригоже, а дати имъ грамота въ Крымъ къ Василью къ Наумову177, а наказати имъ, будетъ которому пригоже самому идти въ Крымъ къ Василью съ грамотою, ино бы изъ нихъ одинъ ехалъ в Крымъ к Василью къ Наумову [послу в Крыму178 с 1521 г.] з грамотою тайно, котораго бы не знали въ Крыму; а нелзе будетъ которому самому ехати въ Крымъ, и имъ добыти казака в Кафе, русина же, да послати имъ въ Крымъ къ Василью з грамотою тайно, кто бы ту грамоту до Васильа донесъ, да что къ нимъ Василий накажетъ или грамоту пошлетъ, и имъ дождався от Васильа вести из Крыма, да какъ къ нимъ придет от Васильа весть, а они бъ пошли въ Азов… а учнутъ ждати изъ Кафы казаковъ, и нечто въ те пор<ы> придетъ къ нимъ весть рано до осени, что царь хочетъ идти на великого князя украйну, или людей своихъ хочетъ послати, и имъ тогды, и не дожидаясь техъ казаковъ изъ Кафы, послати весть къ великому князю часа того. А нынеча имъ приехавъ въ Азовъ доведыватися про царя вести, не мотчая часа того, что будетъ тамо про него вести. Да съ темъ бы имъ къ великому князю послати ранее, чтобъ однолично у великого князя отъ нихъ про царя рано весть была, да сю имъ запись чести [читать и запомнить], едучи до украйны [«вообще у Окраины Московского государства в степи»179], а на поле имъ съ собою ее не имати, а ее изодрати [чтобы те, кто их настигнет в степи, не отняли грамоту, ее нужно было уничтожить]»180.
Как видим, посланнику предписывалось, собрав сведения, то есть доведыватися (доведатися) – ‘разузнать, дознаться’181, не мотчая [не мешкая] послати вести в Москву. Глаголы с префиксом до- обозначают, с одной стороны, «действие, названное мотивирующим глаголом – довести до какого-нибудь предела в пространстве или во времени», например, довести, досидеть, дочитать и др. С другой стороны, в русском языке с префиксом до- есть глаголы со значением «дополнительно совершить действие, названное мотивирующим глаголом, иногда также довести его до необходимой нормы» (довооружить, доизбрать, докупить, дополучить и др.)182. В нашем случае глагол доведыватися (доведаться) обозначает действие, которое необходимо довести до определенного предела, то есть в разведывательном контексте необходимо было собрать и предоставить достоверные сведения.
Уже спустя четыре месяца Ивашка Лазарев «съ товарищи» был в Москве, и как выяснилось, они не только благополучно добрались до Кафы, но и вернулись обратно не с пустыми руками: при них была грамота от турецкого наместника санджака Кафы, в которой содержались вести и недвусмысленно выражалась готовность сотрудничества с Москвой: «Того же лѣта июня 24-го приѣхали изъ Кафы великого князя Ивашко Лазаревъ съ товарищи, а съ ними вмѣстѣ приѣхалъ к великому князю отъ Санчага Кафинского съ грамотою Мануило Гречинъ… А се грамота съ Ивашкомъ отъ Санчага… Санчагъ князь тобѣ о черной лисицѣ грамоту писалъ, и ты бъ пожаловалъ ему послать, намъ бы многъ достатокъ былъ»183… Были вести и о крымском хане: «Да крымской царь на конь всѣлъ, на тебя на самого хотѣлъ итти и многую рать сбиралъ»184. Эти вести в 1521 г. имели важное значение для московского князя.
А вот письмо от Бургана Азовского: «Присылалъ еси въ Азовской городъ пытати про государя нашего вѣстей, и государь нашъ Салимшагъ салтанъ умеръ, а сынъ его Сюилеменьшагъ на отцовѣ государствѣ сѣлъ, и сѣдши на отца своего столѣ, всехъ добрыхъ своихъ людей своимъ жалованьемъ призрѣлъ [оказал милость, помощь]… и ты бъ къ нему своего посла съ добрымъ прошениемъ и съ поминки [с подарками в знак внимания] и на государствѣ здоровати послалъ, и тебѣ бы и твоей землѣ отъ того много помочи было… и государь нашъ нынѣ въ своей землѣ, на своемъ государствѣ, а хочетъ идти на Литовскаую землю, и тебе бы послати посла своего ранѣе, чтобъ его засталъ у себя во государствѣ»185.