Страница 19 из 43
Правитель Кафы, рекомендуя направить «поминки» новому султану, прерасно знал о подарках, которые поступали из Москвы крымским ханам186. На получение подарков рассчитывал и сам санджак Кафы.
В начале XVI века встречается слово в значении ‘разведчик’ – лазука, производное от лазити в значении ‘лазить, влезать, пробираться ползком, согнувшись’187. В августе 1521 г. диздерь азовский и рязанец Занков Зудов, проживавший в Азове, писали в Москву, сообщая о миссии Ивашки Лазарева: «Государю великому князю Василью Ивановичу всеа Русии слуга твой, государь, Азовский челом бьет, да и холопъ твой, государь, Занка Зудовъ челомъ бьетъ. Что еси, государь, къ намъ присылалъ своихъ людей въ Азовъ Иванка Лазарева, да Мишку Тверитина, и мы, государь, Мишку отпустили къ тебе на третий день, какъ къ намъ приехалъ къ Азову, а къ тебе есмя, государь, отписали о всехъ вестехъ о отманскихъ, и о крымскихъ и о азстороканскихъ, и о казанскихъ, что государь, посылали х крымскому царю просити салтана на царство на Казань, а Лазарева есмя, государь, посылали в Кафу лазукою, описавъ грамоту безделную [недозволенную, противозаконную] къ Санчаку»188. Как следует из этого текста, правитель Азова, направив Ивашку Лазарева с грамотой к санджаку Кафы, не сомневался, что последний окажет содействие, что и произошло в действительности.
Во времена Ивана III послы обычно сообщали о своих делах и наблюдениях с помощью грамот, присылавшихся ими из-за границы. Заключительные отчеты о посольствах, так называемые «статейные списки» русских послов, появляются позже, с созданием в 1549 г. Посольского приказа, куда эти списки направлялись.
6 мая 1492 г. послал великий князь Иван III къ Максимилиану, королю римскому, своих послов Юрья Траханиота Грека189, прибывшего в Москву в 1472 году в свите Софьи Палеолог, да Михаила Кляпика190. В одной из своих грамот (далеко не первой), которую «привезъ от Юрьа и Кляпика Юрьевъ человекъ Тимоха», русские послы писали: «А Турской государь, скажутъ, под Белымъ-городомъ стоитъ въ Угорской земле, а войска Турского кажутъ 200 тысячь, да 60 тысячь; а Владиславъ король, кажутъ, противъ его стоитъ, а войска Угорского скажутъ 60 тысячь; а слухъ, государь, сдесе, что Владиславъ король Чешский, управяся съ Турскимъ, да хочетъ доставати и Ляцкие коруны, а брату своему Ольбрехту не хочетъ ступитися, а миру ему съ братомъ нетъ. А что есмя, государь, къ тебе писали съ Федькомъ съ Ларевымъ о Угорском миру королю Максимьяну съ Владиславомъ королемъ, и ныне намъ государь правые [достоверные, не вызывающие сомнения191] вести пришли, что помирился Максимьянъ съ Владиславомъ на томъ, что ныне Владиславу королю держати Угорская коруна [венгерская корона]… А мы тебе, государю своему, холопи твои, челомъ бьемъ. А писана месяца августа въ 25 день»192.
Большая часть информации основана на слухах – «скажут», «кажут», «а слух, государь, сдесе». Однако политическая и военная обстановка в Европе в тот период была чрезвычайно сложной. Владислав II Ягеллон родился в семье Казимира IV, короля Польши и великого князя Литовского (из династии Ягеллонов) и Елизаветы Австрийской, дочери Альбрехта II Габсбургского. Коронован был как король Чехии под именем Владислава II в 1471 г. После смерти в начале 1490 г. Матьяша Хуньяди, короля Венгрии, на престол Венгрии было выдвинуто несколько кандидатур. Наиболее сильную правовую основу для своих претензий на венгерскую корону имел Максимилиан, король Римской империи. Набрав ландскнехтов, Максимилиан вторгся в Венгрию, намереваясь занять опустевший венгерский трон, но тут взбунтовались его наёмники. Венгерские же дворяне пожелали видеть королем Владислава II Ягеллона. Максимилиану удалось лишь добиться признания Габсбургов наследниками чешского и венгерского тронов, если у Владислава не будет детей.
Вся информация (и даже «правые вести»), собранная русскими послами Юрием Траханиотом Греком и Михаилом Кляпиком в 1492 году, оказалась устаревшей. Русским послам и членам посольств еще предстояло овладеть языками, усвоить обычаи стран, куда они направлялись, «обрасти» нужными связями в западных и восточных столицах, а для этого требовалось обладать определенными навыками и умениями, проявлять известную сообразительность и ловкость.
Разведывательную информацию собирали и гонцы [гонец – ‘посланный со специальным поручением, нарочный’193], направляемые к западным и восточным правителям. Информация собиралась ими по пути следования. Гонцы отправлялись для выполнения текущих дипломатических задач, так как снаряжение по каждому поводу посольств было делом хлопотным, дорогостоящим и занимало много времени. Гонцы не имели права вести словесные переговоры, не могли требовать личного представления у государей, а должны были отвезти грамоты государю, если он изволит принять их, или его ближним людям. Случались исключения, когда гонцам поручали вести переговоры по текущим вопросам внешней политики: обмен и выкуп пленных, выяснение предварительных условий предстоящих переговоров, пропуск посольств в другие страны и т. д. Как послам и посланникам, гонцам в ряде случаев давался наказ, в котором перечислялись необходимые для выяснения сведения. Гонец отправлялся в дорогу, как правило, один и статейный список он обязан был составлять не всегда. В этом случае по прибытии в Москву в Посольском приказе его ожидал «расспрос».
В 1534 г. король польский и великий князь литовский Сигизмунд I Старый решил воспользоваться малолетством великого князя Ивана IV, чтобы вернуть себе Смоленск с прилегавшими к нему землями, и развязал военные действия, продолжавшиеся четыре года. Войска Сигизмунда сначала имели успех, но затем перевес перешёл на сторону русских. Уже в 1535 г. воюющие стороны стали «прощупывать» возможность заключения мирного договора. Были установлены и в последующем развивались отношения (обмен грамотами, направляемыми с гонцами) государева конюшего, князя Ивана Федоровича Овчины Телепнева-Оболенского194 с великим гетманом литовским, «воеводой [каштеляном] виленским» «Юрием Николаевичем Радивиломъ» (Юрием Радзивиллом, «Геркулесом»). Князь И. Ф. Оболенский был одним из способных и отважных воевод своего времени и, будучи фаворитом регентши Елены Глинской (матери Ивана IV), оказывал влияние на управление государством и, как следствие, организовывал и вел разведку на государственном уровне.
Предлогом к установлению заочного знакомства с великим гетманом литовским, судя по всему, явилось обращение к нему И. Ф. Оболенского с просьбой о разрешении переписки со своим двоюродным братом, князем Фёдором Васильевичем Овчиной Телепневым-Оболенским, находившимся в то время в литовском плену. Гонцом к Радзивиллу князь И. Ф. Оболенский послал своего человека Якова Снозина. Зимой 1536 г. Я. Снозину в городе Дорогобуже, входившем в состав Русского государства на границе с Великим княжеством Литовским, был вручен следующий документ: «А се память княжь Иванову Федоровича слузе Якову Снозину. Какъ оже, дастъ Бог, приедетъ в Вилну… и Якову, пришедъ къ Юрью, отъ князя Ивана Федоровича Юрию Николаеву поклонъ правити, а молвити: Великого государя Ивана… боаринъ и конюшей и воевода князь Иванъ Федоровичь Оболенской… тобе, брату и приятелю своему Юрью Николаевичу… велелъ поклонитися… да грамоты подати… А после грамотъ поминки явити отъ князя Ивана… И нечто кто станетъ Якова вспрашивати про Казань… и Якову говорити… А нечто вспросят Якова: лето-съ крымские люди приходили ли на великого князя землю, и где воевали? И Якову говорити…»195. И здесь же: «Да учнутъ Якова о томъ спрашивати, и Якову о томъ говорити; а не учнутъ Якова о томъ спрашивати, и Якову о томъ не говорити». Как видим, никаких лишних слов и никакой инициативы не допускалось в ходе приема у Радзивилла.