Страница 17 из 43
Иван IV (род. 25 августа 1530 г. в селе Коломенском под Москвой, – ум. 18 (28) марта 1584 г. в Москве) с 1533 года был государем, великим князем московским и всея Руси, с 1547 года – первым царем всея Руси, кроме 1575–1576 годов, когда «великим князем всея Руси» номинально был Симеон Бекбулатович. Для приема послов Иван IV ввел особую палату, именуемую посольской. В это время идет специализация государственного аппарата. Если раньше дьяки, ведавшие приемом и отправлением посольств, занимались одновременно и другими делами, порой с внешней политикой не связанными, то со второй четверти XVI в. они все чаще сосредоточивались на исполнении дипломатических обязанностей. Им в помощь назначались подьячие, опытные приставы – дворяне, которые сопровождали прибывавшие иностранные миссии, а также толмачи, переводчики, которые умели переводить не только устную речь, но и письменные тексты.
Искусственно оторванное от Европы в годы татаро-монгольского ига Русское государство после освобождения в XV веке должно было взять на себя решение сложных дипломатических задач. Но для их выполнения не было нужных кадров: русские люди того времени не владели западными языками и плохо представляли себе обстановку на Западе. Иноземцы же, жившие при дворе Ивана III Васильевича, правившего в 1462–1505 гг., не всегда заслуживали доверия. Установление отношений с восточными государствами, возникшими на развалинах Золотой Орды, опередило установление дипломатических отношений Москвы с Западом. Найти людей, знающих язык ногаев, турок, крымчаков, персов, черкесов, аварцев и бухарцев, в средневековой Москве оказалось легче, в частности, из числа выкупленных на Востоке русских полоняников, чем обучить кого-либо в царском окружении латинскому, немецкому или итальянскому языкам.
Иван ΙΙΙ, «государь великий царь всеа Русии, Володимерский, и Московский, и Новогородский, и Псковский, и Тферский, Югорский, и Вятский, и Пермский и иных земель»161, вынужден был прибегать к услугам заезжих греков – слуг своей жены, Софьи Палеолог. Преемники его обычно посылали русских послов с иностранными переводчиками162. В любом случае осуществлялся жесткий контроль из Москвы. Отсюда – ряд специфических черт московской дипломатии: точные рамки, ставившиеся перед послом, стремление заранее предусмотреть темы и аспекты всех возможных дипломатических речей и разговоров, которые он будет вести в другом государстве. Руководством для дипломатов во время посольской миссии были наказы («наказные памяти»), в которых подробно перечислялись цели и задачи посольства, возлагаемые на посла поручения, его обязанности и нормы поведения, а также излагались его речи и ответы на возможные вопросы принимающей стороны. Кроме того, в наказы входили предписания о сборе сведений о положении дел в государствах, куда направлялись послы, а также в соседних странах.
В 1515 г. Коробов Василий Андреевич163, был послан в Константинополь с письмом великого князя, в котором Василий III Иванович просил султана Селима удержать от союза с Литвой, направленного против московского государства, находившегося (с 1478 г.) в вассальной зависимости от Османской империи крымского хана Менгли Гирея (правил с 1445 г. по 17 апреля 1515 г.). Коробову была поставлена задача собирать информацию по всему маршруту движения и направлять ее великому князю. Одним из пунктов была турецкая крепость Азов, занимавшая важное стратегическое положение и являвшаяся форпостом турок в Причерноморье: «А се такова память дана Василью Коробову [в марте 1515 г.]… Какъ онъ, дастъ Богъ, приедетъ въ Азовъ… пытати Василью въ Азове, кого будетъ пригожъ, про турецкого салтана, где ныне, и что его дело съ Кизылбашемъ [кызылбаши, кизильбаши (тюрк. «красноголовые») в 1502 г. кызылбаши возвели на иранский престол своего шейха Исмаила Сефеви; термин употребляется в отношении персов], и досугъ ли ему ныне въ своей земле или недосугъ, и въ которомъ ныне въ своемъ городе. Да и про крымского и про его дети… И про посла великого князя про Михайла, и про литовского – какъ ныне литовской съ Менли-Гиреемъ и какъ Менли-Гирей съ литовскимъ, и где ныне Менли-Гирей и его дети… Да и о Нагаехъ ему пытати, на сей ли стороне Волги; и будутъ на сей стороне, и они въ которомъ месте, и что ихъ ныне дело, и бережетъ ли ся ихъ Менли-Гирей или не бережетъ. Да каковы вести въ Азове будутъ, и Василью о томъ о всемъ написати грамота къ великому князю да съ тою грамотою послати ему изъ Азова казака резанского, кого будетъ пригожъ»164.
Пригожий – ‘такой, какой следует, подобающий, должный’165. Из грамоты следовало, что Василий Коробов (равно как и авторы грамоты, адресованной ему) представлял, какие требования должны быть предъявлены к человеку, который был бы пригож, т. е. обладал интересовавшими Москву сведениями. Это термин применялся также и к тем лицам, которым следовало поручать собирать разведывательную информацию.
«Лета 7023 [1515] г., июня 19, – сообщается в «Памятниках дипломатических сношений Московского государства с Крымом, Ногаями и Турцией», – приехалъ изъ Азова отъ Васильа от Коробова казакъ резанской Назаръ Кривой, а был в Крыму на вестехъ. И отпустилъ его изъ Крыма Михайло Тучковъ166 въ четвергъ на Страстной неделе. И какъ онъ пошелъ из Кафы, ино его на море ветръ носилъ, да прикинуло его къ Керчи, и въ Керчь пришла весть въ понеделникъ на Святой недели, что Менли-Гиреа царя въ животе не стало [в живых]; а тутъ въ Керчь прибегли многие черкасци изъ Крыма, ино деи къ нимъ прислалъ въ вторникъ на Святой недели болшей сынъ Менли-Гиреевъ, Магмедъ-Гирей съ грамотою, чтобъ они жили по своимъ местомъ по тому же, какъ жили при отце его. Ино деи дополна [подлинно, точно167] царя не стало»168.
Существительное весть употребляется в цитируемом выше тексте в сочетании быти на вестяхъ, т. е. ‘нести службу по сбору сведений’. Совпадение информации, полученной рязанским казаком Назаром Кривым из двух разных источников, позволило Василию Коробову считать ее достоверной и сделать вывод, что крымского хана дополна ‘подлинно’ не стало.
В XV в. появляется термин доброхот в значении ‘доброжелатель, сторонник’, относящийся к человеку, доставлявшему разведывательные сведения о той стране, в которой он долгое время проживал, а потом вернулся к своему государю.
В Псковской второй летописи169 сообщается о военных действиях на южном побережье Чудского озера в 1458–1463 гг. Вооруженные столкновения начались из-за споров между немецкими подданными дерптского епископа и псковичами за сенокосы и рыболовные места. В 1462 г. псковичи основали на восточном берегу Чудского озера крепость Новый городок, или Кобылье, к югу от устья реки Желча. 21 марта 1463 г. немцы с пушками пересекли Чудское озеро по льду и осадили крепость. Поспешно набранный отряд псковичей, возглавляемый двумя посадниками, двинулся на помощь осажденным. Немцы ушли при его приближении, но 27 марта снова появились на восточном берегу озера, сожгли к северу от Нового городка пристани, места высадки, села Островцы и Подолешье и ушли по льду в свою землю. Псковичи решили идти к Вороньему Камню, расположенному на Чудском озере недалеко от устья Желчи. Когда весь псковский отряд выехал на озеро, ему встретился чудин [чудь – древнерусское название эстов и некоторых других западнофинских племен], пришедший из зарубежья, и сообщил, что немцы хотят напасть на остров Колпино на северо-западе Псковского озера. Псковичи вернулись назад и в ту же ночь двинулись к Колпину. Прибыв на место, они атаковали и обратили в бегство немцев, уже грабивших остров. В летописи сообщается: «И прииде из-за зарубежиа доброхотъ чюдин и поведа псковичамъ, что сила немецкая готова и хотят оударитися на сию нощь на Колпиное. И псковичи в тыя часы поидоша тамо, и приидоша в Калпиное порану, и оузреша, что немецкая сила жгут исады и церковь калпиньскую зажгли. И тако, помолившеся Богу, оударишася на них; а немци оубоявшеся и побегоша, а псковичи биша их в погоню на 15 верстъ до Кохове реке»170.