Страница 9 из 14
Итак, в наших попытках осмыслить новый традиционализм речь будет идти не о «литературной традиции» в узком и специальном понимании (как области воссозданий, текстуальных «перекличек», заимствований, ученичества и зависимости от «учителей» в поэтике и тематике) и не об интертекстуальности, а об особой традициональной установке, предполагающей волю к связи, единству, согласию перед лицом общей цели и общей Истины и к утверждению безусловной значимости духовных накоплений человечества. Данная установка постулирует восприятие традиции как фундаментальной ценности, как предмета глубочайшего интереса и осознанного стремления[98]. Это некая исходная (предшествующая выбору тех или иных линий наследования) аксиологическая позиция, исходящая а) из абсолютной необходимости традиции и б) из абсолютной необходимости быть причастным ей. Иными словами, это особая философия традиции, не выводимая из интенсивности буквальных «перекличек» с предшественниками и не сводимая к ним, определяемая не мерой зависимости от тех или иных сегментов прошлого, а целостным отношением к Целому Культуры. Традиция в данном контексте понимается нами (в согласии с неотрадициональным кредо) как воспроизводство смысловой континуальности бытия, осмысленного, смыслоцентричного образа мира как универсума, в основе своей безусловно благого и бытийно оправданного; как такого мира, е котором есть смысл и потому возможны понимание, различение, ценность, оценка, поступок; мира, в котором человеческая жизнь и деятельность имеет безусловное, нерелятивизуемое значение. В этом случае «мировоззрение традиции (…традиции как самосознания) выступает… не как частное течение, но как неустранимая составляющая идентичности “Мы”, очевидный для людей стержень коллективной ментальности, своего рода “якорь спасения” для культуры…»[99]. Поэтому, как писал В.Ф. Эрн, «свободная традиция… есть не что иное, как внутреннее метафизическое единство человечества»[100]. С точки зрения нового традиционализма, который мы намереваемся осмыслить, в приведенном высказывании русского мыслителя особый вес имеет определение «свободная» (традиция), поскольку в неклассическое время именно свободный, инициативный и творческий аспект солидарности с усилиями минувших поколений («активная роль культурной памяти в порождении нового», по В. Хализеву[101]) выходит на первый план и приобретает решающее значение. Это обращенность не «назад», а к вечному центру, который никогда не позади, не за спиною, а в определенном смысле вверху, как солнце, над всем, чего удалось достичь в прошлом (согласно Мандельштаму, это «то, что должно быть, а не… то, что уже было»[102]). В основе подобного понимания традиции, по Вяч. И. Иванову, «утверждение вертикальной линии, могущей быть проведенною из любой точки, из любого “угла”, лежащего в поверхности какой бы то ни было молодой или дряхлой культуры». «…В этом смысле, – продолжает мыслитель, – не только монументальна культура, но и инициативна в духе. Ибо память… приобщает… “инициациям” отцов и… сообщает им силу новых зачатий, новых починов. Память – начало динамическое; забвение – усталость и перерыв движения…»[103] По мысли В. Аверьянова, «традиция как культурная система активна и жизненна, когда она сопрягает свое-высшее с настоящим и будущим, когда она воспламенена ожиданием своего-высшего»[104]. «…Творческое следование традиции, – по словам Д.С. Лихачева, – предполагает поиск живого в старом, его продолжение, а не механическое подражание… отмершему»[105] (ср. с известной мыслью Т.-С. Элиота, полагавшего, что современному писателю необходимо «…понимание той истины, что прошлое не только прошло, но продолжается сегодня…»[106]). Важно при этом, что концепт «продолжения прошлого» означает здесь не «следование по стопам поколения, непосредственно… предшествовавшего», и «слепую, робкую приверженность к им достигнутому»[107], а – говоря словами В. Аверьянова – «способность традиции (“полной традиции”, традиции-системы) к обновлению своих манифестаций без утраты идентичности…»[108]. Понятое таким образом культурное предание освобождается от неизбывной прикрепленности к историческим формам прошлого, но «ориентирует на воспроизводство целостности, с ее пропорциями, иерархией, внутренним стержнем»[109]. Здесь коренится главное отличие вводимого нами концепта традиции («полной традиции», по В. Аверьянову) как от частных, локально-фрагментарных аспектов преемственности (допускающих индифферентность и даже неприятие по отношению к целому культуры), так и от «примордиальной Традиции» (лат. primordialis, фр. primordiale – изначальная, первозданная) последователей Р. Тенона, отрицающих любые исторические трансформации «исконного» сакралитета и, в сущности, пытающихся дезавуировать либо вписать христианский дискурс в парадигму дохристианской духовности[110]. Дистанцируясь одновременно и от постмодернистской всеядности, и от геноновского герметизма, мы опираемся на принцип, сформулированный В. Аверьяновым: «Традиция как система принимает инновации и усваивает их, но традиция в этом отношении представляет собой систему, которая адаптирует инновации, а не наоборот»[111].
Итак, нас интересует философское самосознание традиции и собственно Традиция в глобально-онтологическом смысле – как воспроизводство континуума культуры, культурной «ноосферы», «духовного космоса», то есть безусловно осмысленного, безусловно ценного и обладающего безусловной онтологической достоверностью универсума. Соответственно в русской неклассической словесности XX столетия для нас представляют интерес любые вербальные, текстовые манифестации (как художественные, так и философско-публицистические) такого понимания традиции, любые высказывания и сочинения, так или иначе реализующие концепцию традиции как фундаментальной аксиологемы, как презумпции целостности, единства и непрерывности общечеловеческого духовного опыта[112]. В этом аспекте мы полагаем возможным использовать понятие «традиция» в качестве контекстуального синонима к понятию «мировая культура»[113], мыслимому не в значении совокупности уже созданных ценностей, а в значении процесса ценностно-смысловой преемственности культурного творчества (ср. у В. Аверьянова: «…традиция как вертикальная и ориентированная на большую историю сущность культуры»)[114].
Вместе с тем считаем необходимым сделать оговорку: постулируя «общечеловеческий» (всеобщий, всемирный, общепланетарный и т. п.) характер культурной традиции, мы используем это определение в особом, гипотетическом смысле, вытекающем из вселенских (универсалистских) устремлений эллинско-христианской культуры. В исторической конкретике крупнейшие деятели нового русско-европейского традиционализма не были ни эклектиками, ни «плюралистами» (в новейшем смысле) и ориентировались конечно же не на «мультикультурную» множественность мировых традиций, а преимущественно на концепты и символы, восходящие к античным (классическим) и библейско-христианским универсалиям. В духовном синтезе «Афин» и «Иерусалима» (столь решительно противополагавшихся Тертуллианом и Л. Шестовым) виделось им подлинное ядро европейской ментальности. В этом плане для нас принципиально важны не только универсалистские устремления В. Соловьева и Н. Бердяева или эллинско-христианский интегризм Вяч. Иванова, но и, например, неопатристинеские идеи о. Г. Флоровского, обосновывавшего императив вселенскости с опорой на опыт византийских отцов Церкви, умевших сочетать универсальную эллинскую ученость с живой верой в единого Бога. Одной из центральных в наследии Флоровского предстает тема русско-европейской духовности как «воцерковленного эллинизма» (ср. с идеями Вяч. Иванова и О. Мандельштама об эллинизме русского языка и с мандельштамовским пониманием «христианской культуры»[115]). Вяч. Иванов, Г. Флоровский, Г. Федотов, С. Аверинцев и другие, нисколько не будучи западниками в расхожем понимании этого слова[116], настойчиво выступали против пространственного и временного «провинциализма» в подходе к традиции, замыкающего преемственность в тесных рамках одного определенного этно-гео-графического ареала или одной исторической эпохи, будь то Византия, Московская Русь, «славянский мир» или «православный Восток». Г. Флоровский: «Именно наследие подлинной, и потому вселенской, истины (курсив мой. – О. С.) обязывает к преодолению замкнутости, к преодолению того, что Владимир Соловьев удачно назвал “протестантизмом местного предания”»[117]. Русскому богослову по-своему вторит О. Мандельштам: «Вне общего, материнского европейского сознания невозможна никакая малая народность. Выход… к вселенскому единству… лежит для нас через возрождение европейского сознания, через восстановление европеизма как нашей большой народности»[118].
98
По мысли одного из крупнейших современных писателей-неотрадиционалистов О. Седаковой, интериоризированная традиция есть «предмет… глубочайшего одобрения: то, чему можно принадлежать» и «то, чему хорошо принадлежать» (Седакова О.А. Четыре тома. Moralia. М., 2010. С. 375).
99
Аверьянов В.В. Традиция как методологическая проблема в отечественной культурологии XX века. С. 13.
100
ъЭрн В.Ф. Борьба за Логос // Сочинения. М., 1991. С. 98.
101
Хализев В.Теория литературы. С. 365.
102
Мандельштам О.Э. Полн. собр. соч. и писем: В 3 т. Т. 2. М., 2010. С. 52.
103
Иванов Вячеслав. Родное и вселенское. М., 1994. С. 121–122.
104
Аверьянова В.В. Традиция и динамический консерватизм. С. 6.
105
Лихачев Д.С. Прошлое – будущему: Статьи и очерки. Л., 1985.С.52.
106
Зарубежная эстетика и теория литературы XIX–XX вв. М., 1987. С. 172.
107
Там же. С. 175.
108
1 Аверьянов В.В. Традиция как методологическая проблема… С. 16.
109
Аверьянов В.В. Традиция как методологическая проблема… С. 16.
110
«Исконная Традиция» в геноновском понимании неминуемо оказывается противоположностью культурной истории человечества. Не будет преувеличением сказать, что это традиция минус история.
111
Аверьянов В.В. Традиция как методологическая проблема… С. 18.
112
предания как тема поэзии и мысли Вяч. Иванова» (Вячеслав Иванов – Петербург – мировая культура: Мат-лы междунар. науч. конф. Томск – Москва, 2003).
113
Ср. с формулировкой прот. Г. Флоровского: «…величайшая из человеческих традиций – культура, – в которой встречаются достижения предыдущих веков… соединяясь в единое целое» (Флороеский Г. Догмат и история. М., 1998. С. 61).
114
Аверьянов В.В. Традиция и динамический консерватизм. С. 78.
115
См. статьи Мандельштама: «Скрябин и христианство», «Слово и культура». Ср. с высказыванием Т.С. Элиота: «…культура Европы как таковой, – культура христианская…» (Элиот Т.С. Избранное. Т. I–II. Религия, культура, литература. Т. 1. М., 2004. С. 262).
116
Интересно, что С. Аверинцев (по свидетельству целого ряда мемуаристов) называл себя «средиземноморским почвенником».
117
Флоровский Г. Из прошлого русской мысли. М., 1998. С. 262.
118
Мандельштам О.Э. Полн. собр. соч. и писем: В 3 т. Т. 2. М., 2010. С. 85.