Сгорая в тебе

Подушечками пальцев Триша прикоснулась к одной из его татуировок на лопатке, Арчи пошатнулся, ладонью упираясь в шкаф, по-прежнему не имея сил повернуться, если он посмотрит на нее, то потеряет контроль. Ее губы коснулись его кожи, заставляя его шумно выдохнуть, и пробраться дрожью. Пальцы сжались в кулак, которым он ударил по дверце. Он пылал.

— Почему ты избегаешь меня, Арчи? — шепотом поинтересовалась девушка, прижимаясь к нему, покрывая его спину легкими, почти невинными поцелуями. — Почему ты оставил меня? Почему отстранился?

— Все не так, — хрипло отозвался в ответ наследник, чувствуя, как каждая мышца в его теле начала изнывать болью от напряжения. — Все не так.

— А как? Ты не делишься со мной. Ты закрылся, — проведя носом меж его лопаток, проговорила девчонка, оставляя мокрый поцелуй на пылающей коже.

Резко развернувшись, подхватив Тришу под бедра, вынуждая обнять его торс ногами, парень впечатал ее в шкаф, плотно прижимая своим телом, впиваясь пылающим взглядом в ее манящие, с легким испугом глаза, совершенно не думая о том, как сильно он вжимается в нее пахом.

Его руки взяли ее в замок над головой, в то время как он провел носом вдоль ее шеи, вдыхая умопомрачительный аромат ее тела. Концентрируя свое внимания на нещадно бьющейся жилке, выдающей с потрохами ее страх перед ним, и это заводило его сильнее, давая пищу воспаленному мозгу.

Он еще никогда не касался ее с таким жаром. Никогда не высказывал, что именно он от нее хочет. Никогда не делал акцент на ее притягательности. Никогда не показывал ее власть над ним. Он никогда не опускался до подобного, но сейчас ему было на это плевать. Ему было плевать на все, он был слишком голоден, слишком распален, он не мог отпустить ее.

— Смотреть на тебя пытка, Триша. Касаться тебя. Чувствовать твое дыхание кожей. Провожать тебя взглядом, мысленно убивая каждого, кто посмотрит тебе вслед. Прижимать тебя к себе ночью, мучаясь от боли в паху всякий раз, когда ты начинаешь тереться об меня своей попкой. Ты убиваешь меня. Разрушаешь. Превращаешь в психа, помешанного на тебе, не имеющего ни секунды покоя, — с сокрушающим чувством сожаления, произнес Арчи, смотря в мельтешащие глаза девушки, зажатой им. — Порой мне кажется, что мне будет легче убить тебя, чем пережить все это. Я больше не могу в этом сгорать. Не могу держаться всякий раз, когда ты проходишь мимо, когда смотришь на меня, дьявол, а если ты касаешься меня, я словно плавлюсь изнутри. Мне не по силам эти муки. Я охотнее записался бы в пыточную своего отца, — дополняет, со срывающимся нервным смешком с его губ.

— Арчи, но я ведь никогда не отторгала тебя, — шепчет девушка, плотно сжимая бедрами его торс, ощущая давление, жар его тела, упиваясь накалом эмоций.

— Никогда, — подтверждает наемник, продолжая пристально смотреть в ее глаза. — Но ты понятия не имеешь, кто я, какой я, чем я живу. Что заставляет мою кровь едва ли не вскипать в жилах. То, что ты видела, ту легкость, с которой я убиваю — это крупица от того, кто я. Я ловлю неземной кайф от пыток. Мне нравится резать упругую кожу, видеть проступающую на ней кровь, — словно подтверждая свои слова, продолжая одной рукой удерживать ее руки над головой, второй он повел вдоль ключицы, заставив Тришу вздрогнуть в его руках.

Она не боялась его. Не могла бояться. Наемники не знают страха — слишком большая роскошь. И хоть этому учили едва ли не с рождения, сейчас, в свои шестнадцать, она впервые ощутила это чувство, но оно было вызвано совсем не тем, что пытался донести до нее Арчи. Она знала о его зверствах, знала, с какой охотой и кровожадностью он убивает, знала, что он оборудует свою личную пыточную. Она знала, что он законченный садист, но не с ней, только не с ней. Она боялась другого, она боялась, что он навсегда уберет ее из своей жизни, не захочет знать ее. Что его отношение сменится на скотское, что он будет относиться к ней так, как относится к любой девушке, как к куску мяса, материалу для жутких развлечений. Что она перестанет быть его Тришей, девочкой, которую он клялся никогда не обижать, которой он дарил эмоции, без которых она не сможет жить. Он не мог вычеркнуть ее из своей жизни. Он не мог с ней так поступить. Он не мог предать ее.

— Поцелуй меня…

Ее голос дрожит, и куда подевалась вся ее уверенность? Где она: смелая, непокорная Триша, которая бросает ему вызов на каждом шагу? Что с ней случилось, неужели это он так подавил ее?

Ее едва ли не берет озноб, и она повторяет свою просьбу, только громче, уверенней, всматриваясь в завораживающие ледяные глаза наследника. В этих глазах впору замерзнуть. Потрясающие, северные, столь необычные, что в них хочется смотреть вечность. Она ни у кого не встречала такого оттенка, да и навряд ли кто-то другой встречал. Слишком неестественный, такой морозный, снежный, диковинный.

— Не уверен, что остановлюсь, если сделаю это, — проговаривает Арчи, а на губах появляется кривоватая усмешка. — Ты слишком дорога мне, чтобы я разрушил все так. Я не собираюсь убивать нас. Извини.

Он отпускает ее так же резко, как и приподнял, придерживая порывающееся сорваться полотенце. Его не прельщает идея оказаться голым перед ней, и дело вовсе не в стеснении.

— Знаешь, мне плевать, что ты там собираешься сделать, — вмиг сменившись в лице, отбросив все предрассудки в сторону, произнесла Триша, впиваясь в наследника раздраженным взглядом.

Кровь внутри нее кипела. Она устала от этих сомнительных отговорок. Он может целовать, трогать, трахать всех, кроме нее. Он может хоть каждый день развлекаться с новой, но не может позволить себе жалкий поцелуй для нее? Разве она так много просит? Разве это так сложно?

— Мне на все плевать. И на тебя в первую очередь. Не приближайся ко мне, Арчибальд, иначе мой именной клинок проткнет твое горло, — зашипела Триша, ткнув в наемника указательным пальцем, разворачиваясь на пятках, собираясь покинуть его покои и более сюда не возвращаться.

Она сделала глупость, когда пошла к нему. Сделала глупость, когда допустила в своем сознании, что он услышит ее, пойдет навстречу, что он перестанет шарахаться от нее как от прокаженной, что он вернет ее обратно.

Что. Блять. Это. Было? Триша, мать твою, я выбью из тебя всю дурь или вытрахаю, если ты сейчас же не сотрешь со своего лица это самоуверенное, чертовски злящее меня, выражение. Куда пошла? Ты охренела, девочка, никто не смеет поворачиваться ко мне спиной!

— Стоять! — рыкнул парень, вынуждая замереть ее на месте. — Разве я отпускал тебя? — вкрадчиво протянул Арчи, делая бесшумные шаги в ее сторону. — Разве разрешал тебе уходить? — обжигающим шепотом дополнил. — Кажется, я не делал ничего из этого, а теперь, раздевайся, Триша, я хочу на тебя посмотреть, — коснувшись кончиком языка мочки ее уха, властно произнес наследник, прижимаясь торсом к спине вздрогнувшей девушки. — Ну же, я жду.

На размышление и взвешивание последующих своих поступков у нее не было времени. Она аккуратно сняла майку через голову, оставаясь в спортивном топе, ощущая, как по телу расходятся будоражащие ее волны тепла от ощущения прожигающего, скользящего по ее оголенной спине взгляда Арчи. Он был готов съесть ее.

— Дальше, детка, не заставляй меня ждать, — словно издеваясь, протянул парень, едва касаясь, проведя по ее позвоночнику подушечками пальцев вниз, к джинсам.

— Не хочешь помочь мне? — не оборачиваясь, с вызовом спросила Триша, уловив короткий смешок, сорвавшийся с его губ.

— Безумно хочу, — резко притягивая, впечатывая девушку в свою грудь, прошептал наемник, очерчивая ладонями изгибы ее тела, вызывая дрожь и сопутствующие им мурашки, чтобы расстегнуть ее джинсы и издевательски медленно стянуть их с нее.

Он присел на корточки, лаская, немного сжимая ее бедра, любуясь упругими ягодицами, сексуально прикрытыми трусиками-шортами, и не удержался, прикусив правую, вызвав судорожное сокращение мышц и шумный вздох.

Триша старалась держаться достойно, хоть он и видел ее смущение. Ей было до черта неудобно стоять перед ним в одном белье, когда его лицо находилось на уровне ее попы, которую он сейчас беззастенчиво сжимал в своих ладонях, отвесив при этом звучный шлепок, и вновь прикусил кожу.