Страница 58 из 62
Глеб попытался повторить, но ему это не удалость – жалкое подобие красивого баритона Аксентия. Тот засмеялся:
– Это тебе низковато будет. У тебя ж не баритон, а тенор, похоже. Драматический тенор. Тебе бы партию Отелло петь. Так что ты выше ноту возьми на два с половиной тона. Возьми си бемоль, она как раз в середине тенорового диапазона.
Он показал Глебу си бемоль, взяв ноту чисто и звучно. Глеб повторил раз, другой, третий, пока у него не начало хоть что-то получаться. Потом были еще другие ноты и целые музыкальные фразы.
Аксентий слушал его и поправлял на ходу:
– И впереди чтоб звук был, тогда сможешь им управлять при дыхании. Да, и рот не забывай открывать изрядно, а не так, как современные эстрадные певцы делают.
Он показал чуть приоткрытый рот и сказал, почти не разжимая губ:
– Потому и звук у них такой плоский и пустой получается. Ну ладно, – прибавил он уже своим обычным голосом, – пойду я погуляю вокруг, а ты еще часок попой, а потом я приду. На гитаре будешь играть. А не приду, вот тут тебе оставлю на бережке – посмотри.
Он бросил на землю толстую папку для бумаг и ушел. Глеб послушно начал петь, стоя на берегу в позе оперного певца. Он пел и пел, постепенно забывая о том, где находится. Аудиторией его была вся природа вокруг – сосны и прозрачная вода реки, синее небо и сонно висящие посреди этого неба белые облака, маленькие лесные птички и земля под ногами.
Аксентий не вернулся ни через час, ни через два. Глеб закончил свои вокальные упражнения и взял оставленную хозяином заимки папочку. В ней были разрозненные листки нот для шестиструнной гитары, некоторые были скреплены степлером. Глеб внимательно просмотрел ноты. Это были короткие гитарные пьесы, написанные композиторами эпохи барокко, и большинство из них – произведения Иоганна Себастьяна Баха. Глеб мысленно покачал головой: тот сон, который он видел несколько месяцев назад и благодаря которому встретился с Никой, начал обретать плоть и кровь. Его сон начал реализовываться. Глеб ощутил силу всех событий, произошедших с ним. Но еще он понял, что в складывающемся паззле не хватает еще нескольких очень важных деталей. И Глеб был вовсе не уверен, что отсутствующие фрагменты головоломки появятся в ближайшее время.
Он вытащил из чехла свою гитару и выбрал наугад несколько пьес Баха из оставленной ему папочки. Положив их перед собой на поставленный вертикально рюкзак, как на пюпитр, он принялся разбирать пьесы. Глеб всегда гордился умением читать ноты с листа, и сейчас это умение ему очень пригодилось. Он с ходу лихо сыграл несколько баховских пьес, все они были ему незнакомы, но он их прочувствовал сразу, без раскачки. Он исполнил одну за другой еще несколько лютневых произведений Баха в переложении для гитары, открывая в них все новые красоты и глубины композиторского мышления.
Глеб перевернул еще несколько листков и увидел произведение, о котором только слышал, но которое никогда не исполнял сам – трехголосную фугу. Эта фуга была написана Бахом в начале восемнадцатого века для барочной лютни, отличающейся по строю от шестиструнной гитары. Несмотря на сложность нотного материала, Глеб с ним справился отлично, хоть ему и пришлось немного поднапрячься. Только сейчас, разбирая эту фугу, Глеб ощутил всю феноменальную красоту и титанический ум Иоганна Себастьяна Баха. Три голоса – в верхнем, среднем и басовом регистре словно три диких необъезженных коня разгоняли свой неукротимый бег по сияющим просторам страны под названием Музыка. Они неслись – белый, вороной и рыжий кони музыкальных тем, то обгоняя друг друга, то притормаживая неожиданно и почти останавливаясь. Иногда один из коней делал неожиданный рывок и обгонял на полкорпуса остальных, а иногда останавливался и пропускал своих собратьев вперед, давая им простор и свободный ход. Звукосочетания были самые неожиданные, и они создавали в окружающем Глеба пространстве почти невыносимую истому, истому-ожидание, казалось, что вот-вот фантастический полет коней завершится, и они остановятся, упав от изнеможения. Но нет – от такта к такту полет коней становился все ярче, все загадочнее, все мистичнее. Они неслись, вольные, сильные, с развевающимися на ветру гривами, отрывались от земли и взлетали в облака, чтобы через секунду броситься, ухнуть камнем вниз – на землю, под землю, в чистилище, в ад! …И потом снова взлететь в сады Эдема.
Наконец, невероятное напряжение и неземная красота полета аллегорических коней разрешилась завершающим, сказочным по красоте аккордом… Глеб потрясенно поднял голову и ничего не понимающими глазами, перед которыми все еще летели огненные кони, поднял голову. Время, похоже, близилось к вечеру. Хотя солнце было еще достаточно высоко, Глеб заметил, что тени деревьев заметно удлинились и приобрели предвечернюю синеватую глубину.
Он вздохнул глубоко, всей грудью и перевернул последний лист с нотами фуги. Под ним оказалось еще несколько листков с нотами для гитары, набранными на компьютере в специальной программе и выведенными на лазерном принтере. Он посмотрел названия – дубль, аллеманда, бурре, жига… Обычные названия для произведений эпохи барокко – названия танцев. Автор указан не был.
Глеб машинально взял один лист и сыграл с листа короткое произведение, сарабанду, и она привлекла его внимание сходством с произведениями Баха. Глеб сыграл ритмичное бурре, потом дубль, потом ритмически рваную жигу. В нем крепло убеждение, что этот композитор жил в одну эпоху с Иоганном Себастьяном Бахом, а может даже был с ним знаком.
– Ага, решил, значит и эти пьесы сыграть,– послышался сзади знакомый голос. – А я тут давно стою, слушаю.
– Да, Аксентий! Спасибо тебе! – воскликнул Глеб. – Я многое понял… Но почему, почему я никогда раньше не понимал эту музыку?
– Потому что ты не слышал. Точнее, слышал самого себя. А сейчас ты начинаешь открываться.
– А чьи эти гитарные пьесы, Аксентий? Вот эти, последние. Вот это, например.
Глеб показал небольшой листочек с нотами.
Его спутник немного помялся, а потом сказал:
– Ну-у-у… это я с того склада притащил несколько штук таких…
– Ты?!! – Глеб был несказанно удивлен. – А мне подумалось, что это кто-то из композиторов эпохи барокко.
– Не-е-е, показалось тебе. Они просто похожи, – Аксентий задумался. – Тут же ведь какое дело-то… Туда, в то хранилище, ты попасть при большом желании можешь, и музыку оттуда взять можешь, и сюда, на Землю принести. Но все равно, на бумагу-то ее переносишь ты, современный человек, воспитанный не так, как в старину. Ум у тебя по-другому устроен, что ли… Так что музыка будет нести в себе много… э-э-э… современного духа. Любой музыкант, который в музыке такой разбирается, тебе скажет, что это в наше время писали…
Глеб покачал головой, но ничего не сказал. Ему казалась очень привлекательной и необычной сама идея существования музыкально хранилища. Он уложил гитару в чехол и несколько минут сидел, мечтая о том, что, может быть, и он когда-то сможет проникнуть в него, и тогда… Но что будет тогда, Глеб еще не придумал. Он посидел немного, помечтал, а потом в его голову пришел еще один очень важный вопрос:
– Аксентий, а где ты так здорово играть научился? В консерватории учился?
Тот покачал головой отрицательно:
– Нет, конечно. Я раньше в городе жил, дак у нас сосед был, умел немного на гитаре играть. Я к нему в ученики и напросился. Он меня нотам обучил, аккордам разным. Но недолго я у него занимался…
– Почему?
– А спился он. Уехал потом куда-то. А я, вот в точности как и ты, в группе начал играть. Только мы не рок играли, а блюз. Деревенский блюз. – Аксентий засмеялся, но потом посерьезнел. – Только я плохо играть умел. А учиться лень было. Мы ж уже начали какие-то деньги зарабатывать выступлениями. И тут попалась мне в одной книжке история про одного блюзмена чернокожего, Роберта Джонсона, может, слыхал про такого?