Страница 41 из 54
Кирилл сказал задумчиво:
– Я думал, будет что-нибудь по-настоящему интересное… Марк меня давно приглашал в гости, а тут такое совпадение.
– А где вы с ним познакомились? – с любопытством спросила Ника. – Вы очень разные.
– Мы встретились в Эвенкии, он проводил там исследования, а я… – Кирилл помолчал, подбирая слова. – Ну, в общем, я… там с шаманами встретился.
Ника ахнула:
– Как с шаманами! Да ведь и мы тоже…
И осеклась, увидев предостерегающий взгляд Ивана. Мы договорились не афишировать эту часть своей биографии – не потому, что она представляла какой-то особый секрет, нет, а оттого, что, как нам представлялось, мы не могли в тот момент в должной мере передать все свои впечатления.
Однако Ника, помолчав секунду-другую, упрямо заявила:
– А я всё равно расскажу!
Зная её независимый характер, мы с Иваном больше не стали вмешиваться, и она продолжила:
– Кирилл, мы ведь тоже уже какое-то время обучаемся у шаманов… Нет, – поправила она сама себя, – не то, чтобы обучаемся, а учимся… точнее, учились, ну…
Ника беспомощно посмотрела по сторонам и пролепетала:
– Я запуталась… – и, ткнув в меня пальцем, сказала Кириллу: – Вот пусть он расскажет, он умный.
Я, как мог, изложил историю нашей встречи. Это заняло у меня около часа. Из своего опыта я знал, что обычно слушатели устают уже через 15-20 минут лекции, но Кирилл ни на секунду не потерял концентрации, с вниманием выслушав весь мой рассказ. После чего, не сомневаясь ни секунды, он рассказал свою историю, начиная с того момента, как он заболел, до встречи с золотоискателями и шаманкой Укэн.
Слушая Кирилла, Ника даже подалась вперёд, глаза её горели, видно было, что на неё и Ивана его история произвела огромное впечатление. Некоторое время мы шли молча, находясь под впечатлением рассказа. Кирилл выглядел внешне спокойным, однако в его глазах горел настоящий огонь:
– Ребята! Все наши истории очень разные и непохожие друг на друга, но это и неудивительно – мы все абсолютно разные люди. Но… Не знаю как вам, но мне при встрече с вами явственно почудилось, что мы знакомы очень давно. И я вам скажу больше: во всех наших историях есть одна очень странная вещь – мы видим необычные сны. И эти сны зовут нас куда-то. И мы идём за ними, и мы находим что-то такое, чего не знали никогда, но что оказывается знакомым до боли.
Он помолчал некоторое время и сказал с решимостью:
– Вы можете мне не верить, но тогда, в ту ночь с шаманкой Укэн, я видел во сне вас всех. Мы смотрели в небо… Там было множество птиц…
А Ника тихо добавила:
– И они пели на фоне падающих звёзд.
Кирилл ошеломлённо поглядел на неё:
– Значит, и вы… Не может быть…
Он сел прямо на асфальт посреди тротуара и схватился за голову. Иван, подумав, что у Кирилла начался приступ болезни, о которой он рассказывал, подскочил к нему, намереваясь поднять на ноги, но остановился в полуметре: Кирилл сидел и улыбался, его глаза сияли, выглядел он совершенно счастливым.
Он поднял голову вверх и произнёс, глядя на нас:
– Значит, Виктор был прав: она мне направление дала. Я на верном пути!
Прохожие обходили его стороной, в их взглядах читалась смесь опаски и любопытства. Кирилл одним стремительным движением поднялся на ноги и сказал:
– Мы на верном пути!
***
Мы шли по влажной от прошедшего дождя вечерней московской улице, беседуя о своих совместных планах на ближайшее будущее. У каждого из нас до отъезда из столицы оставалось время, а я даже не знал, получится ли уехать сегодня: после того, как я сдал свой авиабилет, мне оставалось лишь надеяться на то, что смогу уехать поездом. Как-то одновременно мы все почувствовали голод и решили найти какое-нибудь кафе. Наше внимание привлекла реклама одного заведения, в котором в этот вечер должны были выступать джазовые исполнители. «Эксперименты джаза» – гласила вывеска над входом.
Войдя в полутёмное помещение и сделав заказ, мы принялись беседовать на всевозможные темы и никак не могли наговориться. Мы и вправду словно бы давным-давно были знакомы. Кирилл оказался человеком, который понимал всё, о чём мы говорили, с полуслова.
Увлекшись беседой, мы только спустя некоторое время обратили внимание на игравший с небольшой сцены квартет, состоявший из контрабаса, электрогитары, ударных и солировавшего фортепиано. Музыканты виртуозно исполняли популярные джазовые стандарты, их игра показались мне настолько профессиональной, что я, забыв о стоящих передо мною тарелках с едой, полностью окунулся в блистательные импровизации. Соло гитариста в одной из композиций было исполнено в мягкой би-боповой манере так мастерски, как мог бы исполнить сам Уэс Монтгомери. Видимо, это оценили и другие слушатели, поскольку аплодисменты были оглушительными. После этого на сцену вышел распорядитель и объявил:
– А сейчас, как мы и обещали, эксперимент! Современный джаз и этническая музыка! Встречайте: наш гость из Тувы, мастер горлового пения Эзир-оол Ондар!
Вышедший на сцену человек был мне очень хорошо знаком: это был Чимеккей! Ноги мои сразу же стали ватными, холодный пот выступил на всём теле. Поглядев на Ивана с Никой, я увидел, что появление Чимеккея подействовал на них как удар молнии: Ника застыла, не донеся до рта вилку с нанизанным на неё кусочком бифштекса, а Иван только хлопал глазами, не в силах осознать происходящее. Кирилл же, не понимая драматизма момента, всё-таки почувствовал что-то и мимикой лица спросил у меня, в чём дело. Голос меня не слушался, но с третьей попытки я срывающимся голосом шепнул ему:
– Это он… Это Чимеккей!
Чимеккей вышел на сцену в своих шаманских одеждах, с короной длинных орлиных перьев на голове. Поклонившись публике, он расстелил на заранее приготовленном столике несколько ярких шарфов-кадаков и зажёг в принесённой маленькой курильнице артыш. Движения его были как всегда неторопливыми и точными, словно он находился у себя дома в Туве.
Знакомый запах тлеющего можжевельника наполнил помещение, мгновенно вызвав в моём мозге лавину ассоциаций. Негромким речитативом Чимеккей запел по-тувински одну из своих шаманских песен-алгышей. Публика, которая пришла в этот зал отдохнуть и послушать джаз, непонимающе вслушивалась в слова незнакомого языка, первое время люди негромко переговаривались друг с другом, но через минуту-другую в зале воцарилась тишина, только полный покоя голос Чимеккея наполнял помещение силой. Он пел несколько минут, потом взял свой шаманский бубен-дунгур и стал ритмично ударять в него, солируя ещё какое-то время. Тугие звуки бубна проникли в самое моё тело, наполнив его знакомой «плотностью», раскрывая поры и заставляя кровь быстрее бежать по венам, и в какой-то момент «шагающим» ритмом вступил контрабас, потом резкими синкопами – ударные, за ними – ритм-гитара и фортепиано.
Огромные волны известного блюза, исполняемого в джазовой обработке, захватили всё внимание зала. В определённый момент вступил Чимеккей, его могучее каргыраа было похоже на лавину камней, сошедшую с крутого склона. Конечно же, я знал о том, что в основе и тувинской народной музыки, и архаичного блюза лежит пентатоника, однако, услышать фрагменты знакомых секвенций, исполняемые столь необычным образом, было поистине удивительно.
Партия Чимеккея вовсе не выглядела чужеродным элементом в потоке импровизаций, исполняемых музыкантами-профессионалами, напротив, она являлось естественной, природной частью их гармонии, скрепляя всю её конструкцию каким-то первобытным цементом. Словно истинный джазмен, Чимеккей тонко улавливал все нюансы и перепады музыкального настроения, играя голосом, включая в композицию всё новые и новые стили горлового пения
Оглянувшись вокруг, я увидел, что слушатели непроизвольно раскачиваются в такт блюзовому ритму, это было похоже на сеанс массового гипноза. Наконец инструменты по очереди затихли, лишь пианист продолжал наигрывать лёгкие как весенний ветерок вариации, а Чимеккей, подойдя к краю сцены, сказал в микрофон: