Небесные селения

Куда влечешь – туда влекусь,

Куда несешь – туда несусь.

Архипелаг Макам

Город Дуракин

В годы моей юности город Дуракин только и делал, что грезил о старине. Когда-то здесь жили яркие интересные люди – писатели, ораторы, полководцы, – многие из которых прославились на весь Большой Иллюзион. Где они теперь? Но и Дуракин уже не тот.

Дуракин – это сравнительно новое название города, полученное им по фамилии генерала Дуракина, имение которого в 1937 году было превращено в Краеведческий музей. Деревня Дуракино находилась в холмистом месте, где когда-то располагался городок Саблин, или Сабобли, как его называли турки, еще в 17-м веке отнятый у турок донскими казаками, которые разграбили и разрушили его почти до основания. А у разрушенного города Саблина, оказалась древняя и славная история.

Если верить преданиям, именно в окрестностях нашего города хромой бог Гефест приковал к скале титана Прометея за то, что тот восстал против Зевса. Он выступил против потока, и встречный ветер принес ему гибель и – славу.

Рассказывают также, что где-то здесь находилась знаменитая Щель, через которую Орфей, а вслед за ним Одиссей и Эней спускались в Преисподнюю. Все это связано с представлениями о полой Земле и о целом мире – с полями, горами и реками, со своим Солнцем, Луной и звездами и, конечно же, своим человечеством, – расположенном в глубинах земли. Отголоски этих представлений имеются и на Востоке, что же касается древних народов Египта и Месопотамии, то они все это описывали досконально.

Ближе к нашему времени в городе также кипели страсти: колонисты из Византии рыли рвы и строили высокие стены, отгораживаясь от скифов, турки-сельджуки воевали с татаро-монголами, хазары – с печенегами и половцами, а казаки – с горцами. Вот тогда и начало мелькать имя маленького приазовского городка Сабобли, переделанное русскими солдатиками в более благозвучное для их уха название Саблин.

Позже из двух российских столиц в Дуракин ссылали бунтовщиков из дворян и разночинцев, которые упорно насаждали на нашу каменистую почву свои неприкаянные утопии. В то время чуткие люди могли разглядеть за нашим городом его уникальную физиономию и говорили о нем как о живом существе: «Наш город помолодел» или «Город живет в ожидании перемен», или «У города выросли крылья».

Все это было давно, и между тем временем и нашими буднями пролегла непроходимая, хоть и невидимая черта. С тех пор все изменилось кругом и меняется постоянно, но от этих перемен нету радости: крылья у города не выросли, и никто в нем больше не интересуется нашим прошлым, а будущим и подавно.

Сегодня город Дуракин это уже не город, а груда утонувших в грязи или сугробах строений, разбросанных где и как попало. Гуляя вокруг этих домов пешеход может набрести на заваленные снегом мусорки, на забытые машины, которые их хозяевам лень выгребать или на одинокие ларьки с сигаретами и пивом. Когда идет дождь или тает снег, прохожие месят на улицах глину, когда жарко и сухо, в воздухе стоит удушливая пыль, от которой они становятся раздражительными и ругаются черными словами. Впрочем люди редко выходят на улицы, разве что в магазин или в аптеку, в основном же сидят по домам, пьют водку и смотрят телевизор.

Иногда горожане собираются группками, чтобы выпить и позлословить в адрес знакомых. К концу вечера все так друг другу надоедят, что зарекаются когда-либо снова встречаться. Часто такие посиделки кончаются мордобоем и кровопролитием. Друзей ни у кого нет, а пьянство заменяет и дружбу, и приятельство.

Каждый занят своим: одни льготы себе по госучреждениям высиживают, другие на службах маются, причем тот, кто работает, бедствует, а кто ничего не делает, тот живет как паша за высокими заборами с охраной и прислугой. Удивительно, как такие люди умеют между собой ладить и держать круговую поруку! Поэтому у них и деньги, и власть, и всякие другие возможности. Молодые тянутся за стандартами, хотят, чтобы все у них было как в глянцевых журналах и мексиканских сериалах и потому транжирят время и силы на ерунду, а неумолимое время затягивает их всех в свою воронку.

Большинство живет в ожидании чудес, которые все никак не наступят, хотя по телевизору о них говорят без конца и обещают не сегодня-завтра. Все кажется: вот все переменится: закончится зима, отпустит безденежье и начнется что-то необыкновенное, долгожданное, радостное. А город между тем все глубже зарывается в сугробы или тонет в грязи, и жизнь в нем становится все угрюмее и безнадежнее.

Невероятное множество бездомных собак развелось в нашем городе. Все они поджарые и деловитые, а рядом подрастает такой же упитанный собачий молодняк. Глаза у них мутные и бездонные, как и у людей, например, у соседа, живущего этажом ниже. И надо мной тоже живет сосед с такими же точно глазами, и у его сына то же самое. Почти все обитатели нашего города именно так и смотрят друг на друга.

Собаки людей не замечают, шустро пробегают мимо, не оглядываясь. Некоторые крупные особи дежурят у дверей мясных лавок, привлеченные запахом свежей крови, иногда вслед за нерасторопным покупателем проникают вовнутрь магазина, и тогда мясники кормят их возле прилавка. Обычно же продавцы выносят им кости на улицу, на всякий случай их задабривая. Злобы к людям, впрочем, собаки не питают, но и особой приязни тоже. Живут в параллельном мире как отдельное собачье человечество.

А ночью как начнут они выть на сотни голосов – душу выматывать. Я не неженка, а этого вою не выдерживаю. Сколько это длится: час, два или шесть? Кажется мне, что я сам начну выть или прыгну в окно с третьего этажа. А потом, когда все это заканчивается, я долго еще хожу по своей крошечной кухоньке и держу одну руку другой, чтобы не дрожали. Только когда уже совсем рассветет, мне удается ненадолго вздремнуть.

Ветры гор и степей

Давным-давно в нашем городе поселились ветры гор и степей и с тех пор живут в нем постоянно. Зимой они приносят с севера снег и стужу, крутят поземку или поднимают и несут снежные столбы. Осенью они гонят по земле жухлую листву, срывают с головы шляпы и тюбетейки, задирают у девушек юбки, обнажая под ними стройные нежные колонны. Знойным бездыханным летом приносят с моря и с гор ароматную прохладу и свежесть, они несут в себе жизнь, дыхание и вольность, разносят и раскидывают семена кустов и деревьев, ароматы цветов.

Я люблю ветры за то, что они невидимы, непредсказуемы и свободны, свободнее птиц, легче и беззаботней воды и огня. Мне нравится, как они поют, как смеются или стонут, как они разговаривают с деревьями, с кустами, с травой, в их голосах я слышу что-то понятное и родное. Ветер – это воздух, он легче земли и воды и не такой жаркий и упорный как огонь, ветер – это дыхание, это речь. Иногда мне кажется, что еще немного и они смогут заговорить на понятном мне языке, и я смог бы им ответить. Я бы сказал им: я такой же как вы – невидимый, непредсказуемый и свободный. Не смотрите на мое тело, на мои привычки и мой возраст – все это не имеет ко мне ни малейшего отношения. Общество, в котором находится моя оболочка, мной не владеет. В человеческой истории я вижу только несколько душ, ставших ветром и взлетевших над временем – только с ними я дома и равен себе. Им мне не надо ничего объяснять, например, что «ветер» – это и ветер и что-то другое, для чего существуют десятки известных и тайных названий.

Эти мысли заперты во мне и всегда со мною. Только малой их частью я могу поделиться со своими знакомыми. Мои настоящие собеседники раскиданы по разным тысячелетиям и по разным цивилизациям. Они подают мне и друг другу знаки, недоступные посторонним, но прозрачные для посвященных.

Я живу в Дуракине с самого детства – изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год. Меня мучают безденежье, одиночество и безнадежность. Часто я мечтаю о том, чтобы город наш провалился в тартарары, исчез с лица земли, как когда-то исчезли Вавилон и Ниневия. Часто я думаю о моей подлинной родине и вижу ее в моих снах.