Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 15 из 31

В кабинете Иван отвечал, не увиливая. Да, выпили. Да, закусили. Для того и пришел, что вместе работали, что друзья были когда-то, напарники…

В кабинет стали приглашать пачками молодых людей.

Опознание, мельтешение лиц вконец надоели Ивану: ловят кого попало и предлагают узнать!..

В УВД тем временем по хозяйственной части шло приготовление к похоронам. Тюменцев сновал из кабинета в кабинет. По лицу подполковника временами блуждала улыбка. Генеральская секретарша не сдержалась:

– Что-то вы улыбаетесь, товарищ подполковник. Всем грустно, а вам смешно.

Тюменцев выкатил глаза. Если он не рыдает, так это не значит, что ему по барабану. Он, может, больше всех страдает – такой у него характер…

Оправдался и вышел из предбанника, твердо решив в будущем избавиться от строптивой секретарши.

Больше всех, и это понятно, переживал Сухофрукт. Всего себя, казалось, отдал единственному сыну. И вот дикий случай! Пьяный ментяра едва не убил парня! Хорошо, сам подох, так что голова не болит теперь – некому кровь пускать, некому мстить, не с кем, на худой конец, проводить очные ставки…

Сухофрукт поставил на уши всю местную профессуру из медицинского факультета, и это дало результат: с «механизмом» у сына вроде будет в порядок. Но сын испытал сильнейший шок, так что последствия могут быть непредсказуемыми. Все прибамбасы, сказали медики, будут на месте, а вот запрыгнуть на бабу – это, говорят, лишь в перспективе. Впрочем, сообщил один светило, возможен обратный вариант – от противоположного пола оттащить невозможно будет. Сказал и ощерился в садистской улыбке. Им бы только резать. Яичко пришили, и оно, говорят, будет функционировать; второе – не задето. «Пуля слишком маленькой оказалась», – ухмыльнулся светило. Вот и пойми его – то ли радуется, то ли злорадствует. Смолотил за яйцо кучу баксов и не подавился. Ничего не поделаешь. Микрохирург. Другого такого не сыщешь. Второй костями занимался. Взял наполовину меньше. Третий извлекал пулю из бедра – тот ничего не взял. Молод еще. Практикой своей гордится и тем сыт. Вот его-то и пошлет с сыном за границу Сухофрукт. Ему можно доверять, не подведет. Прошвырнутся по Швейцариям, мозги проветрят, стресс снимут.

Банкиру было от чего переживать. Хлопай теперь глазами, оправдывай подлеца, ссылаясь на полицейский беспредел. Ладно бы, простой оказался, а то ведь сам генерал встретился на пути. Вот и не верь после этого в судьбу. Одно успокаивает: стыд глаз не щиплет. Сухофрукт всех заговорит, запудрит мозги и будет прав: трубку вот только поднять, как СМИ кинутся стаей на мертвого генерала, заливаясь лаем со всех сторон.

Губернатор тем временем оказался в двойственной ситуации: его статус требовал сделать заявление по поводу гибели начальника УВД. Несомненно, вины генеральской в том нет, потому что не тот человек генерал Сухов, чтобы махать пистолетом без повода. Банкирский выкидыш во всем виноват, обкурился, гаденыш, и полез на рожон. Крыша у него давно съехала…

С другой стороны, нельзя заявить, допустим, что Сухофруктов отросток – негодяй, стервец, что таких надо изживать на корню. И губернатор разрешился заявлением:

«Администрация сожалеет по поводу инцидента, приведшего случайно к гибели начальника УВД Сухова и ранению Раппа И.С.»

Получилось дёшево и сердито! Администрация сожалеет, что так нелепо ушел из жизни заслуженный генерал. И волки сыты, и овцы целы. Всегда бы так в природе обходилось – чинно да благородно. И если кого-то загрызли, то по дикой случайности.

И всё бы ничего, не будь газетенки. На ладан, паршивка, дышит, а всё туда же, в обличители:

«…В результате ножевого ранения в область сердца прославленный генерал погиб, скончавшись на месте… С пулевым ранением негодяй доставлен в ОКБ, где ему проделана операция. Ранение затронуло то, что находилось у него в промежности…»





И подписалась под сообщением: «Редакционная коллегия газеты «Городское Предместье». Смелые ребята там собрались. Они ничего не боятся. К тому же, как видно, совсем без руля.

Глава 10

Михалыч перебирал «внутренности» контейнера. Здесь было всё, чтобы существовать в отрыве от Учреждения, – в кармашке лежал простенький мобильник с запиской: «Аппарат имеет роуминг по всей стране, однако пользуйся им, товарищ, осмотрительно и экономно». Непонятно, для чего об этом надо было напоминать. Как видно, ради одной экономии. В соседнем кармашке обнаружилась пачка денег в иностранной валюте: американские банкноты достоинством в сто баксов. Кроме денег и мобильника, было множество всякого добра, рассованного по карманам: пара приборов ночного видения, аппарат для прослушки и радиосвязи, а также ноутбук.

Судя по экипировке, напарник не был прост. Пусть земля ему будет пухом. Он ехал работать всерьез. Возможно, он располагал дополнительной информацией о регионе, которую хранил в памяти. Не его вина, что не донес он ее по назначению. Здесь находилась лишь информация о внутреннем устройстве области, об управленцах. Чемодан без полных данных казался пустым, но ведь должны же быть дополнительные сведения о людях. Кто стоит за сценой и дергает невидимые веревки? Не могло Учреждение обойти стороной этот край. В противном случае здесь оставалось темное пятно, пустота, через которую просто так не пробиться.

За оградой мелькнула чья-то фигура.

– Почтальонка пришла, – сказала на кухне мать. – Газету принесла…

Газета – это хорошо… Всё хоть какая-то информация…

Михалыч вышел к почтовому ящику – в нем лежала тонкая газетёнка. Он тут же ее развернул и начал просматривать: на первой полосе в правом верхнем углу помещалось в траурной рамке лицо человека в мундире генерал-майора. Прошел службу от рядового – до начальника УВД… Вот и еще одного постигла неудача. Надо бы съездить, проводить…

Назавтра он сел в автобус и отправился в город в форменном облачении. Одежда у него уж «привыкла» к телу, а глаза уверенно смотрели из-под козырька. Новые звездочки сверкали на погонах и притягивали глаза малочисленных пассажиров. Среди них особенно выделялись пятеро – в полицейской форме. Здесь оказались и старые знакомые – оперативник Иванов с дежурным сержантом по фамилии Гуща. Они в упор не видели в Михалыче беглеца. Разговор сам собой потек – из пустого в порожнее. Группа ехала в город на похороны начальника УВД, оставив на хозяйстве дежурного старшину. Михалыч выглядел для них «старшим братом», прибывшим в поселок для решения вопроса по уголовному делу. Такое бывает довольно часто, когда нужно выехать в другой регион, чтобы лично убедиться в чем-либо. Полицейские, особенно Гуща, обещали помочь полковнику – надо лишь возвратиться в поселок. Ведь они местные, им всё тут знакомо. Найдется и транспорт. В наличии имеется несколько единиц. Мотоцикл, моторная лодка и даже микроавтобус. Михалыч их не тянул за язык – сами рассказывали.

От вокзала, словно до этого работали в одном коллективе, они отправились гурьбой в управление. У гроба стоял караул, на стульях сидели две женщины – пожилая и молодая, в черных платьях. Люди подходили, стояли у ног покойного и выходили наружу.

В первом часу гроб с телом подняли и вынесли во внутренний дворик. Постояли немного, вновь подняли и понесли со двора. Грянул оркестр. Какой-то подполковник метался вдоль колонны, словно бы налаживая порядок движения, хотя исправлять было нечего.

Михалыч вслух удивился:

– Кто это?

– Тюменцев… – Иванов холодно смотрел в сторону подполковника. – Говорили, со временем станет начальником управления… Теперь точно им будет… Фаворит…

На кладбище говорили скромные речи, ни словом не упоминая об обстоятельствах кончины покойного. Человека словно муха заразная укусила – и тот моментально угас. Снова играл оркестр, гремя большим барабаном и вздыхая трубами. Гроб закрыли, опустили в яму, принялись торопливо закапывать. Вскоре образовался продолговатый холмик. У его основания поставили деревянный крест с табличкой.