Страница 98 из 101
– многомерное, неизмеримое, охватывающее одновременно великое множество вещей и видящее
их так, как иное существо не может и представить – сконцентрировалось на Центарне, на Долине
Казненных, на алтаре и фигурке на нем, и путь, вернее – след пути – был найден. Я скользнул по
этому следу, снова сжимаясь до единственной формы – также, как человек, способный охватить
взглядом некое пространство, сосредотачивается, при необходимости, на единственной детали или
на действии, совершаемом в этом пространстве.
В виде потока теней я проскользнул по извилистому пути в безумие – пути, подобному
тому, через который немногим ранее Истязатель протащил меня самого. Времени прошло совсем
мало, но часть резервов энергии и тонких защит я успел восстановить. Я не собирался рисковать и
задерживаться в Цитадели более, чем это было необходимо: нет, на этот раз – никаких попыток
укротить силу Безумца и пробиться к ее сердцевине. Я найду брата и тотчас же покину это место.
Я оказался в комнате, стены которой состояли из темноты. В комнате плавало несколько
горящий свечей, летали феи, безголовые птицы и длинные, похожие на червей, мотыльки. Почему
я здесь? Где Лицемер?.. Одна из свечей привлекла мое внимание – ощущение личности брата,
совсем слабое и неверное, связывалось почему-то с ней. Я подплыл ближе и сменил облик тени на
тот, который после воскрешения стал моим царственным обликом Князя – после чего протянул к
свече одновременно обе руки. Даже не к самой свече – она была лишь декорацией – а к ее
золотистому огоньку, казавшемуся неуловимо знакомым, ибо таким же сияющим, чарующим и
восхитительным был изначальный текучий царственный облик Лицемера, похожий на поток
золотистого пламени: по праву мой брат в те далекие времена считался одним из самых
прекраснейших созданий Сальбравы.
***
…высокий зал, повсюду – статуэтки и изображения Мольвири и ее праведной свиты, запах
благовоний, звенящая тишина, которая бывает только в храмах и которую не нарушает негромкий
разговор пожилого жреца с остановившимся взглядом и пришедшего в храм путника – горбуна в
рваной хламиде.
– Мне нужна кукла, – сказал Лицемер. – Хорошая и умная кукла, которую я мог бы
оставить на острове вместо себя. Эн-Тике отнимает слишком много времени; а у меня этого
времени нет.
– Чем же ты собираешься заняться? – Спросил Кукловод устами старого жреца; слова
звучали так, как будто бы некто, не понимающий ни значения произносимых слов, ни интонации, с которой их следовало выговаривать, механически, заучено повторял то, что некогда услышал и
запомнил.
– Тебя это не должно беспокоить, – ответил Лицемер. – Я даю тебе шанс доказать на деле,
что ты не предатель и не шпион. Не заставляй меня жалеть о своем решении…
– О, конечно, брат мой! Конечно…
***
Сомкнув пальцы, я окутал золотистый огонек сохраняющей и защитной силой
соответствующих Имен – рассудив, что от контакта с моей собственной магией, неразрывно
связанной с отравой и порчей, ничего хорошего не выйдет – по крайней мере здесь, в месте, законы которого постоянно менялись. Любое смещение баланса в ту или иную сторону – и моя
сила может непроизвольно повредить частицу личности и памяти Лицемера – которую, напротив, хотел бы уберечь от дальнейшего распада.
Не оставляло сомнений, что упорство Князя Лжи сыграло с ним дурную шутку: в то время
как Кукловод бежал из страха, а я отступил, трезво оценив свои возможности – Лицемер и Палач
задержались в Цитадели больше, чем это было допустимо. При том Лицемер, чья сила и сущность
некогда были непоправимо повреждены, был уязвим для разрушительных энергий Цитадели в
значительно большей степени, чем кто-либо из нас. Мой брат полагался на Имена, но безумие со
временем разъедало даже их – и, вероятно, он и сам не заметил, как его индивидуальность стала
распадаться на части. Возможно, он боролся, но проиграл; возможно, сам пошел на поводу тех
иллюзий, которые сотворила для него Цитадель, поскольку уже не был в силах адекватно оценить
происходящее. Так или иначе, Цитадель его поглотила – и теперь мне предстояло отыскать
частицы его индивидуальности и собрать ее заново.
Я сотворил несколько заклятий, вновь прибегнув к Истинной Речи – одни стабилизировали
мое собственное состояние, другие – окружающий мир, третьи обеспечивали защитой золотистый
огонек, четвертые искали подобные ему частицы, пятые – формировали к ним путь.
Из комнаты со свечами и темными стенами я переместился в коридор, стены которого
состояли из терновника; стебли шевелились, словно вялые змеи; иглы раскрывались, словно рты,
показывая языки и ряды аккуратных ровных зубов. Один из шипов проглотил золотой огонек, мне
пришлось вскрыть его, чтобы извлечь частицу Лицемера и присоединить ее к той, которую я
забрал в комнате со свечами.
Следующая частица пряталась в комнате с безумными лестницами; еще одна – в
пространстве, перекрытом огромным количеством веревок с развешанными на них полотнами.
Кроме самой первой, ни одна из этих частиц не содержала каких-либо воспоминаний; это были
всего лишь элементы расщепленной и разбросанной по Цитадели души. Но последующая частица
такое воспоминание содержала – это была память о том, как мы подготавливали воскрешение
Истязателя: поскольку я был одним из ее участников, то знал ее содержание – но теперь, забирая
огонек из желудка двухголовой рыбы, плавающей в водяном пузыре над раскаленной радугой, я
мог взглянуть на те же события глазами своего брата.
***
…в мире серого ветра, на островке земли в центре бушующего вихря, трое Князей заняли
свои места вокруг обнаженного молодого человека, распростертого на камне – человек не дышал, но и не казался мертвым… возможно, потому что человек этот никогда еще не жил: его тело было
произведением магического искусства, особенным сосудом, предназначенным вместить дух
четвертого Князя, незримо присутствовавшего здесь же – ибо иначе воплотить Истязателя было
невозможно.
Отравитель медленно провел теневой рукой над телом и сказал:
– Я не ощущаю в нем ничего, что могло бы предать Хозяина Боли.
Тогда, в обратном направлении, над телом провел рукой Лицемер и сказал:
– Я не ощущаю в нем никакой явной или скрытой лжи.
Кукловод – а красивое и сильное тело было творением именно его рук – рассмеялся:
– Поразительно! – С издевкой в голосе воскликнул он. – Предательство и Ложь
подозревают меня в предательстве и лжи! Я тронут до глубины души, мои дорогие братья! Как же
приятно вновь ощутить себя в теплом, дружном, семейном кругу!
Каменная маска молча повернулась к Кукловоду – как всегда, равнодушное выражение на
ней осталось неизменным. Отравитель усмехнулся правой, мертвенной половиной своего лица.
– Я принимаю твой дар, брат, – прошептал серый ветер. – Принимаю не глядя и не ища
подвоха. Любая перемена будет лучше состояния, в котором я пребываю так долго…
– Мы не можем дать тебе обычное воплощение, – сказал ветру Лицемер. – Не можем
вывести твою силу через твои бисуриты. Не можем произвольно обратить поток твоей силы в
прежнее течение. Не можем подняться в Эмпирей и убить Бога Гнева для того, чтобы сила,
которая насыщает его, снова вернулась к тебе. Все, что мы можем – дать тебе эту куклу, в которую
твоя сила будет просачиваться по капле; ты будешь с нами, но тем, кем ты был прежде, ты уже не
будешь.
– Я знаю, – произнес ветер. – И я это принимаю.
– Это хорошая кукла, – заявил Кукловод. – Я долго над ней трудился. Я раздобыл частицы
твоей силы и использовал их, создавая Холок, Шэ, Тэннак и Келат. Его Тобх чист и открыт для
тебя, а Анк подобен зародышу, что скорее свойственно смертным, чем бессмертным. Я бы не