Страница 100 из 101
сделать это и так, – я кинул взгляд на Палача. – Цитадели потребовалось бы лишь подтолкнуть
кое-чьи мысли в нужном направлении – а другим, не желавшим просто так умирать, пришлось бы
защищаться. Нет, силой здесь не пробиться – нужно это понять и признать. Надо достать Камень
Воли Безумца из Озера Неувиденных Снов и восстановить его связь с собственной силой – тогда
Цитадель станет нам не врагом, а союзником.
– Именно это я и хотел сделать, – сказал Палач. – Но…
– …но я его отговорил, – закончил фразу Лицемер. – И тебе говорю: нет. Слепая Гора
охраняется так, как не охранялась никогда раньше. Я забрал пару личин у мелких стражей – из их
разума я узнал, что сейчас любые подвижки на ней вызовут немедленное появление Солнечных.
Мы можем действовать в мире – там, в Эмпирее, думают, что используют нас в своих целях, пока
мы стираем в пыль Ильсильвар – но любая попытка вызвать из небытия любого из наших или, тем
паче, попытка сделать что-либо с самим Мировым Столбом – спровоцируют немедленный удар.
Это понятно?
Я не ответил; вместо меня заговорил Заль-Ваар.
– Что же нам остается? – Спросил молодой Истязатель. – Вы прошли лишь малую толику
пути и вряд ли в другой раз сумеете пройти больше.
– Как я сказал, нужно найти иной путь, – в голосе Лицемера прозвучали одновременно
усталость и непреклонная воля. – Пока еще я не знаю, что это за путь. Я хочу, чтобы каждый из
нас подумал над этой задачей – но ничего не предпринимал самостоятельно. Ты слышишь меня, Отравитель? В первую очередь, это относится к тебе.
– О да, брат мой, я слышу, – я наклонил голову в коротком поклоне. – Другие пути…
безусловно, нужны нам. Я обязательно поделюсь с тобой своими размышлениями, как только
придумаю что-нибудь дельное.
– Вот и хорошо.
Братья, прежде чем разойтись, коснулись в своем разговоре текущих дел на земле и в
Преисподней, но я слушал их разговоры вполуха. Как я и сказал Лицемеру – я размышлял. Вот
только совсем не о том, как достичь сокровенного сердца Цитадели Безумия, в котором покоился, подобный черному осколку или бесцветной, вытягивающей свет, звезде, Камень Воли Солнечного
Убийцы. Вместо этого я прокручивал в голове то последнее, отвратительное воспоминание о
переполненных светом и благодатью Небесах – это воспоминание несло в себе одно
поразительное открытие, которое неожиданным образом заполняло пробелы в истории нашего
возвращения и в причинах того, почему Князья Света до сих пор нас не уничтожили…
***
– …Кто ты такой? – Спросил Лицемер. –
Что
ты такое?
Взгляд бога смирения изменился: на место обычной благостности и кротости явился
живой интерес – слишком явный и непосредственный, чтобы приличествовать Солнечному
Князю, воплощению высшей власти и истины в Сальбраве. Шелгефарн сделал движение пальцами
– двери в залу наглухо закрылись, а само помещение оказалось окружено незримым барьером
силы. Лицемер приготовился отразить атаку, но ее не последовало – Шелгефарн поднялся с трона
и спустился вниз, и с каждым его шагом окружавшая его аура силы слабела. В итоге он сделался
почти также слаб, как образ, которому силился соответствовать – и вот, бог, равный или
незначительно превосходящий аскета из мира смертных, встал напротив Лицемера, который по-
прежнему пребывал в украденном образе светлого ангела.
– Я давно жду твоего появления, – сказал бог смирения. – И чтобы тебе было легче меня
найти, даже затеял этот неурочный вояж по самым отдаленным своим храмам.
– Для чего? – Холодно спросил Лицемер.
– Для чего? Чтобы увидеть тебя, только и всего… Нет-нет, я не прошу, чтобы ты снял
маску. Это место защищено и нас никто не услышит – однако, присутствие столь могучей темной
силы не останется незаметным, и даже моей власти может оказаться недостаточно, чтобы сокрыть
нас.
– Хорошо. Ты встретился и увидел. Что дальше?
Шелгефарн, заложив руки за спину, сделал несколько шагов в сторону от Лицемера,
повернувшись к нему спиной, затем, совершив поворот – несколько шагов в обратном
направлении, словно был на прогулке.
– До самого последнего времени, я не встречался ни с кем из вас, – проговорил он. – Кроме
Кукловода, с которым, должен признаться, беседовать мне было довольно неприятно. Поневоле
приходилось сотрудничать с ним, меняя религию в том направлении, в котором он хотел, но
радости вся эта деятельность мне никогда не приносила. В отличии от остальных, я понимал, к
чему все идет: Князья Света полагали, что порабощают людей, но на деле порабощали себя, ибо
при взаимодействии богов и смертных через бисуриты качества одних сообщаются другим, и
наоборот – именно поэтому ныне все Князья, и даже вы, Последовавшие, очеловечены настолько, насколько это возможно. Кукловод уверял меня, что порабощение людей и богов необходимо для
того, чтобы возросла его собственная мощь – и вот тогда-то, говорил он, «я верну своих братьев из
небытия и выполню последнюю волю Темного Светила». Но время шло, и ничего не менялось – и
тогда я понял, что его вполне устраивает текущее положение дел…
– А что не устраивало тебя? – Низким и мертвенным голосом спросил ангел. –
Поразительно, но я не ощущаю в твоих словах никакой лжи – однако, если все это правда, то твои
мотивы мне понятны еще в меньшей степени, чем прежде. Вернее сказать, они не понятны
вообще.
– Я всегда хотел иного, – ответил Шелгефарн. – Но достичь этого можно было бы лишь в
том случае, если бы вы, непокорившиеся власти Золотого Светила, восстали бы из праха.
– Иного? Чего же? Верховной власти? Стать первым и единственным Князем Света?
– Нет. Конечно же, нет.
– Чести поразить нас вновь, вновь низвергнув в Озеро Неувиденных Снов?
– Нет. Какая же эта честь? Вы слишком слабы…
– Тогда что? Может быть, ты желаешь свергнуть само Солнце и провозгласить власть
Князей? В этом все дело? Тогда я не понимаю, почему ты ждал меня, а не разыскал Отравителя –
кусать руку, сотворившую нас, свойственно ему, а не мне.
– Тот древний мятеж против власти Светил, безусловно, заслуживает моего глубочайшего
уважения, – ответил Шелгефарн. – Но я не вижу, чем тирания Князей была бы лучше тирании
Светил. Я не могу принять эту цель, и хотя мне импонирует движение к этой цели, восхищается
сама попытка ее достичь как таковая – увы, но это все в прошлом. Сейчас подобное невозможно и
не будет поддержано никем: даже сам Отравитель, насколько мне известно, отказался от прежней
своей мечты, став одним из тех, кто намерен вернуть Горгелойга из небытия. И это – не смотря на
то, что по его вине Горгелойг и верные ему некогда потерпели сокрушительное поражение!
– Мне надоело гадать о твоих мотивах, – сказал Лицемер. – Ты утверждаешь, что не
стремишься к власти и при том восхищаешься мятежом так, как будто бы это цель в себе, как
будто бы важен бунт как таковой, а не результат, к которому он приведет. Мне трудно
представить что-то, что в большей мере, чем все это, противоречило бы силе бога смирения и
послушания. Поэтому я снова спрашиваю – кто ты? что ты такое?
– Что ты знаешь обо мне, прародитель лжи? – Спросил Шелгефарн, перестав бесцельно
бродить по залу то в одну сторону, то в другую и посмотрев фальшивому ангелу прямо в глаза.
– То же, что и все. Ты – бог смирения и послушания, единственный Князь Света,
рожденный не самим Светилом, а появившийся в результате брака двух других Князей: Чарующей
Танцовщицы Элайны, богини любви и красоты, и Судьи Богов Травгура, являющегося в круге
Солнечных тем же, кем некогда Истязатель являлся для нас: первенцом Изначального,
проводником его воли, его наместником и правой рукой.