Великая княгиня

На всю жизнь запомнился Андрею Юрьевичу тот позор. Во все дальнейшие лета не позволял себе обезуметь от страха, вино пил в меру, с попами предпочитал вести беседы трезвые и чтить их не в хмельной трапезе, но в службах церковных. Много чего преподнёс для жизненных путей и раздумий тот позорный урок. И ещё одно куда как важное свершилось: обрёл князь в лице Бориса не просто близкого человека, но, как ему уверилось, истинного друга…

Обойдя все хитрые и тайные заслоны на дорогах и тропах, учинённые Изяславом, вывел Борис Андрея на походный стан галицкого князя. Но то, что поведал Юрьич, оскорбило Владимирка. Сказал в сердцах: «Такое есть княжение свата моего Юрия – на него от самого Владимира-града рать идёт, а он о том не ведает, на сенях сидит и вино пьёт… Како княжите с отцом вашим, тако и правьте сами, а я не могу на Изяслава един идти». И повернул в обратную. Более всего был рад тому сын его, Ярослав. Всего на свете дороже ему была любовь к молодой жене Ольге. Не мог и дня прожить без сладостных ласк. Ни во дню, ни в ночи не оставляла необузданная страсть, ею и жил. Как в болезнь, как в бред, пал в любовь телесную Ярослав Владимирович. Уведал сие отец и, дабы не погиб в той безумной страсти сын, увёл его в долгий поход. А оно вон как получилось: летит на крыльях обуянный страстью сокол в гнездо своё к соколице…

Изяслав к Киеву шёл скоро. Весело пели трубы, гремели бубны, звенела песня: «Летит сокол, летит сокол…» Уже и в стольный град всея Руси вошли, и вынесли кияне хлеба на рушниках вышиваных, и метали под копыта угорских коней цветы полевые и малые снопики наливающихся жизнью колосьев…

Юрий спрятался в Городце на Остре, далече от пойм днепровских. Жил тихо, не помня и не ведая в себе труса. Решил мудро, как решает после безумства хмельного всяк русич: «Пить надо меньше!» Поистине мудрое решение. И не пил. Копил силы на новый поход в Киев, кормил мечту всей жизни, корил себя жестоко: «Пропил, окаянный, великое княжение! Ужо тебе!» Надо снова собирать всё, что потерял. И собрал. На то он и Юрий Долгорукий – русская ипостась.

Глава вторая

1.

Сбежавшего в Городец Долгорукого Изяслав преследовать не стал и в Киеве задержался ненадолго. Позвал на великий стол старейшего дядю своего – Вячеслава, одарил угров. Устроил им прощание на Ярославовом дворе. Праздник удался на славу. Угры, искусные конники, соревновались тогда на скоках, и дивились кияне коням их, годным только для торжественных выездок. По мнению большинства русских воинов, кони тонки в ногах, затейливы статью и легки осанкой, они стремительны и увёртливы в коротких боевых схватках, но в походах и долгих сражениях не пригодны…

Поистине мудрым было решение Изяслава позвать на великий стол Вячеслава – на старшего брата Долгорукий войной не пойдёт и великий стол отнимать не будет. Вячеслав с охотою принял киевское княжение. Всю жизнь жаждал великого стола старейший сын Мономаха, но сколь сильно жаждал, столь и коротким оказывалось княжение. Был Вячеслав с детства малоспособен к княжескому заделью, не воевит, не шибко по-княжьи образован, да и в личной жизни неудачник – бездетный бобыль. Характером вспыльчив, но отходчив душою, добрый и доверчивый без меры. Ему бы в монастыре Бога молить за Русь, благословлять братьев и племянников на одно только добро словом божьим, а он всю долгую жизнь, незнамо почему, толокся в княжьих палатах, требуя себе уделов, получал их и терял, и снова получал, но более всего жаждал не молитвенного служения, но киевского великого стола. Искренне считал, что только ему и вмочно править Русью. Но спроси, как, – ничего путного не скажет. Однако не раз накоротко садился на великий стол. И в этот раз ретиво прибежал в Киев, не задумавшись, для чего позвал его на великое княжение не в меру честолюбивый и гордый племянник. С чего таким добрым к дяде стал?

Изяслав, оказав почести старику, уверив в любви и покорности, покинул Киев. Он точно рассчитал, что сыгравший труса Долгорукий постыдится появиться в Киеве. Ему, гордому, надо время забыть позор самому и чтобы кияне тоже забыли о том трусливом бегстве. Более всего терзало гордую душу, что его, бесстрашного воина, не позволяющего и малого неуважения к себе, вынесли с Ярославова двора шибко пьяного закатанным в ковёр… Он готов был отмстить в открытом бою племяннику, готов на смертный бой. Но возвращаться в Киев, согнав с княжения безвольного в своей доброте старшего брата, – такого себе не мог позволить. На то и рассчитывал Изяслав, отказавшись от Киева. Всего дороже для него – время. Не для мира на Руси – для новой брани, для гордого своего величия. Дабы все земли убедились, кто на Руси герой и кто хозяин! Он – Изяслав!

Долгорукий тихо сидел в Городце, укреплял город, собирал вокруг верных друзей… Писал грамоты к черниговским Давыдовичам и другу Святославу Ольговичу в Новгород Северский, в которых уверял, что по воле своей покинул Киев и нынче не собирается добиваться стола, пока сидит там старейший брат Вячеслав. «Пущай правит Русью. Не сможет – подмогнём!»

Тихо на Северской земле, тихо и за Днепром. А в земле Суздальской шумно и работно. Отпросился у отца в Суздаль Андрей. Строит там селища и города, ставит в них церкви. С охотой идут в Суздальскую землю, на самый край её, на север, уставшие от борений княжеских русские люди, надеясь на тишину и защиту дремучих лесов, вьют гнёзда.

После случившегося позора более всего дорога Андрею мирная жизнь в родном краю. Но и дружину оставлять нельзя, помнить надо: мир до рати, а без воинов умелых не будет мира. Однако всем боевым княжеским укладом руководит верный друг, молодой воевода Борис Жидиславич. Ему и меч в руки, ему и докука военная – блюсти Андрееву дружину.

Сам молодой князь ушёл в город Москову. Отец наказал ставить на горе, над рекою новый кромль, расширить посад, оберечь его валом и стенами. О всём том внимательная забота. Решил Андрей собственные палаты поставить на окатистом холме, недалече от отцовского кромля. Такая задумка пришлась по душе княгине, урождённой московянке, и всей её Кучковой родове.

Юрий Долгорукий, впервые нагрянув на Москову, нашёл тут не охранную крепость, которую велел рубить боярину Кучку батюшка Владимир Мономах, но богатое село, без каких-либо укреплений, жившее в лесах лениво, прожорливо и сонно. Беззаботно жил бывший стременной Мономаха, забыв княжеский наказ строить город. Только для себя жил, откупаясь от княжеского внимания великими дарами. Покупал себе покой, тешил сыть и похоть, донося князю, что сторожит Суздальскую землю. Затерялось селище в лесах, заросли к нему дороги – ни тебе ни друга, ни недруга – сам себе князь, всех забот об один порог, и в миру своём сам себе Бог!..

Едва разыскал Долгорукий «Мономахову крепость», а отыскав, зело осерчал, казнил старого Кучка, беспечно жизнь прожившего, село сжёг без всякой жалости, со всем неисчислимым богатством, но род искоренять не стал – дочку боярина выдал за сына Андрея, сынов взял под свою руку. Поставил на речном юру малую крепостицу, учредил вокруг посад для служивых людей, а всех остальных обложил нетяжкой данью. Весьма понравилось местечко, живал тут почасту и подолгу. Сюда позвал Святослава Ольговича в лихую для всей Руси годину: «Приди ко мне, брате, на Москову». Здесь они заключили нерушимый союз, дабы вызволить из тенет князя Игоря и наказать за вероломство Изяслава Мстиславича. Не получилось тогда, не получилось и нынче.

Пал великий позор на головы отца и сына. Отец в остёрском Городце сидит, сын на Москове большой город рубит… Так бы и жить тихо. Но знает Андрей: не быть тишине, пока батюшка своего не добьётся – сесть навсегда великим князем на столе киевском. И на кой ему древний Киев, когда прибывает бескрайняя Русская земля новым великим княжеством, с городами новыми, с обильной сельщиной, с пашнями и бескрайними охотами и рыбными ловами?!

Новая Русь восстаёт из-за лесов дремучих и полей неоглядных. К чему тебе, душой неспокойный и деятельный, разумом не обделённый воитель и строитель, Юрий Владимирович, князь Долгорукий, к чему тебе Киевская Русь? Оставь её в покое, стеснённую со всех сторон и половецкой степью, и Галицкой своевольной землёю, Пинским и Полоцким краем, Смоленским немалым княжеством, вроде бы единым с Киевом, но всегда себе на уме… Душа твоя вольная, князь, требует беспредельного полёта, вот и лети душою в неогляд данного тебе самим Мономахом края, твори Белую Русь, созидай во все стороны, тогда и Киевской Руси вольготней станет. Ни одному князю русскому уже не по силам воссоздать Русь Мономахову с одной столицей – древним Киевом, тесным теснит Киевскую Русь Время. Пойми это, князь Долгорукий! Не понимает. «Сяду в Киеве, соберу вокруг себя, как батюшка Мономах, Русь неоглядную. Всех непокорных к миру принужу войною!» Сидит в Городце Юрий, тешит душу высокомерием своим, одною мечтою снова взойти на стол киевский. Но помимо желания и воли восходит и строится его же новая Русь – Залесская, Суздальская, Белая… И не ведает князь Юрий Долгорукий того, что неудержимой слепой страстью своей – быть властителем Киевской Руси – губит её, обращая в прах великое деяние Мономаха и всех дедов и прадедов своих…