Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 22

— Мне очень нужно, — с просительными нотками в голосе повторила Любава, положив его руки себе на талию. — Ты же хочешь меня?

— Д… Ты серьезно, что ли? — на шутницу Любава никак не походила, все выглядело предельно серьезным.

Ничего себе предложение. Лучше бы она без лишних слов к делу перешла, все бы само получилось. А так и до инфаркта довести можно запросто.

— Да, — Любава еще теснее прижалась к нему. — В вашем мире давно все по-другому, а у нас это многое может изменить. Ратмир не будет властен надо мной.

Ну, вообще она, конечно, так… так красива. Он, честно говоря, сразу при ее появлении здесь о чем-то таком подумал, благо ее поза тому способствовала.

— А что же ты у себя дома никого не нашла… если так все просто? — рассуждать не больно-то и хотелось, но остатки здравого смысла пытались слабо протестовать.

— Там никто не осмелится ко мне прикасаться, — мрачно сказала Любава. — Все Ратмира боятся и верят, что их разразит гром, если посмеют.

— Ты точно хочешь это сделать? — вопрос был уже исключительно риторическим. — Может, лучше с любимым каким-нибудь?

— Нет, лучше с тобой, — решительно ответила Любава и, снова заглянув ему в глаза, почти незаметным движением сбросила сарафан, оставшись только в короткой тонкой сорочке, почти полностью открывающей стройные ноги. Идеально. Лучше только совершенно не скрываемая полупрозрачной тканью грудь. Здравый смысл, так и не получив слова, был решительно вытолкан в шею.

Он не откажется от меня, — с почти такой же радостью, как перед брачной ночью со Святополком (наверное, она была бы рада, а как же), подумала Любава. Глядя, как расширились зрачки Кирилла и он судорожно сглотнул, проводив взглядом упавший на пол сарафан. Это она хорошо придумала, удачно… фак Ратмир, как тут выражаются. Только бы не помешал.

— Так ты… — рука уже готовой на все Любавы потянулась к застежке на его шортах. Когда Ратмир может вмешаться в любую минуту, и не на такое пойдешь.

— Да… — Кирилл аккуратно перехватил ее руку, слегка сжав в своей. — Ты не торопись уж так-то. — И прежде, чем Любава успела ответить, легко взял ее на руки.

Мысли о Ратмире до сих пор здорово отвлекали от сути происходящего, но теперь от осознания того, зачем ее несут вверх по лестнице, Любаву обдало холодом и жаром одновременно, и сердце лихорадочно забилось, как у обычной смертной девушки. Она почти ничего не видела вокруг себя, словно глаза завязали. Но с Ратмиром все равно намного хуже и страшнее, поэтому желать волшебным образом исчезнуть и появиться где-нибудь совсем в другом месте, лишь бы подальше, не надо. Наконец ощутив спиной что-то мягкое, кровать судя по всему, Любава поплотнее зажмурилась и начала про себя молиться матери Ладе. Смысл в этом был только один — не впасть в неконтролируемую панику. Соприкосновения губ инстинктивно захотелось избежать… не из-за физического неприятия, как с отцом, а из сколько она себя себя помнит укоренившегося убеждения, что первый поцелуй обязательно надо подарить любимому. Хотя чего-либо более глупого в ее случае придумать невозможно. Только желание заниматься с ней сексом можно отбить, начав кривляться и отворачиваться. Поэтому Любава глубоко вздохнула и замерла, чуть приоткрыв рот. Она никогда еще не целовалась, узнать наконец, что это такое, было, как ни странно, любопытно. Святополк настолько благоговел перед Ратмиром, что украсть поцелуй его дочери так и не решился, лишь слегка касался губами щеки. В своих фантазиях Любава представляла нечто по настоящему потрясающее… как от поцелуя княжича будет сотрясаться земля, выходить из берегов реки, свет белого дня померкнет и птицы Сирин в животе запорхают.





Насчет померкшего света неожиданно оказалось в точку, слишком уж в прямом смысле. Как в воду глядела… точнее накаркала.

========== Часть 3 ==========

Любава едва успела почувствовать тепло чужих губ, как пустота, темнота и небытие воцарились в мире, а все мысли и чувства разом растворились, как крошечный кусочек тумана в палящем свете полуденного солнца. Или крупица сахара в стакане горячего чая, как выразились бы жители этого мира. Впрочем, о мирах и даже о том, кто она есть, Любава тоже на миг забыла. Наверное, именно так умирают люди, да и волхвы тоже. Но поскольку сознание возвращалось и рухнувшая в пропасть реальность со скрипом вставала на место, это было что-то другое. И еще неизвестно, стоит ли радоваться. Потому что она-то точно знала, что есть вещи и похуже смерти. Болела голова… муторно и по-особенному неприятно, словно с похмелья. Раньше у нее никогда не было подобных болей, и похмелья испытывать не доводилось. Откуда она вообще знает, что это такое? Как больно-то… ооо, и что сейчас вообще произошло? Любава со стоном сжала лоб руками и замерла в непонятном недоумении. Что-то определенно было не так, но что?

Затуманенность сознания всё не проходила, мысли нехотя ворочались в голове. Раньше с ней такого не было, даже почти наверняка смертельный для собаки или обычного человека удар машины Кирилла лишь ненадолго оглушил её. Пытаясь скорее избавиться от неприятного беспомощного состояния, Любава зарылась пальцами в волосы, слегка взъерошила их нервным движением и наконец поняла, что с ней не так. Волосы… ее длинные, заплетенные в тугую толстую косу волосы определенно не такие на ощупь… ее что, подстригли? Или…? Любава осторожно открыла глаза, щурясь от мягкого света ночника: столь элементарное и само собой напрашивающееся действие пришло в голову только сейчас или, возможно, на него просто не хватало духу… и чуть не заорала во весь голос, увидев со стороны саму себя. Да вот же она, жива-здорова, и выглядит всё так же, в сотканной не без помощи чародейства полупрозрачной сорочке… какой-то уж слишком прозрачной, перестаралась она, сидит на краю кровати в крайне вульгарной позе. Так раздвигать ноги в стороны явно не стоит, если ты юная дева, а не княжеский лучник на отдыхе. И со смесью испуга, удивления и, как ни странно, веселья (люди порой смеются в самые неподходящие моменты, даже истерически ржут, такое случается), смотрит на нее. Да, это точно она. Только почему она не внутри самой себя, а снаружи. Неужели… О нет, только не это.

Как громом пораженная внезапной догадкой, Любава бросилась к зеркалу и судорожно схватилась обеими руками за столик, отчаянно пытаясь удержаться на разом подогнувшихся ногах и не осесть на пол.

— Осторожнее. — Бывшая она внезапно оказалась рядом и предупредительно поддержала под руки. Мило с её… или его стороны.

— Ооо, — раньше контролировать свое тело и эмоции получалось гораздо лучше, от вновь накатившего приступа дурноты Любава пошатнулась, беспомощно прижав руку ко лбу.

— Тихо… да что ж ты так. В обморок не вались только, в таком виде тебе не идет… да и сломаешь еще что-нибудь… мне, — с ноткой раздражения в голосе продолжила девушка (называть ее Кириллом было как-то дико странно), с недовольной гримасой откидывая упавшие на лицо из почти полностью растрепавшейся косы волосы.

— Я это ты, — севшим голосом пробормотала Любава, по-прежнему не в силах выдавить из себя ничего более умного.

— А ты это я, — мрачно подытожила ее новая версия. Очень смешно. — А, кстати, обратно мы как-нибудь поменяемся? — сдувая опять упавшую на глаза прядь, довольно спокойно поинтересовался Кирилл. Впадать в шок и удивляться он явно уже устал.

Надо собраться… И искать выход из положения. Раньше Любаве не доводилось попадать в подобную переделку, но что это такое она знала. К чужому телу можно приноровиться и использовать его рефлексы и умения. А насчет возвращения обратно всё совсем непросто, даже Ратмир не знает точно. Из-за него всё и случилось, он наверняка попытался вернуть блудную дочь в родной мир. Она и правда здесь чужеродный элемент, ее присутствие нарушает баланс. Остаться можно, только выбросив в тот мир кого-то из этого, элементарный закон равновесия.

— Не знаю, — нехотя призналась Любава, страдальчески наморщив лоб. Кирилл уже перестал ждать ответа и, вытянув вперед руку, изучал свои тонкие пальцы и аккуратные заостренные ногти, будто в жизни не видел ничего более интересного. Переведя взгляд на Любаву, явно хотел сказать ей что-то нелестное, но вместо этого нервно рассмеялся. Как оказалось, ее смех звучит очень мягко и благозвучно даже в его исполнении.