Страница 28 из 42
Однако, если Хаджадж думал, что одержал безусловную победу, он ошибся. Когда первый шок прошел, люди Ирака устыдились – ведь они позволили ошеломить и запугать себя, словно дети в присутствии строгого учителя. И когда Хаджадж отправлялся с отрядом, чтобы присоединиться к Мухаллабу, спор относительно платы стал сигналом для начала беспорядков, которые вскоре приняли характер настоящего восстания. Клич мятежников – «Долой правителя!». Недовольные намеревались заставить Абд аль-Малика отозвать Хаджаджа, угрожая, что в противном случае свергнут его своими силами. Покинутый всеми, кроме родственников, близких друзей и домашней челяди, Хаджадж видел, как мятежники грабят его шатер и уводят жен. Если бы не страх перед халифом, они бы убили и его самого. Тем не менее смелость ни на секунду его не покинула. С возмущением отвергнув совет друзей вступить в переговоры с мятежниками, он заявил, уверенно, словно был хозяином положения: «Никогда! Пусть сначала выдадут зачинщиков!» Скорее всего, он бы в конце концов заплатил за столь несгибаемое упрямство жизнью, если бы в этот критический момент кайситы не перешли на его сторону. Они признали в нем свою надежду и опору, своего лидера. Они поняли, что, следуя линии поведения, намеченной Хаджаджем, они могут избавиться от теперешнего унижения и вернуться к власти. Три кайситских вождя, среди которых самым известным был Кутайба ибн Муслим, пришли к нему на помощь. Один из соплеменников Мухаллаба, темимитский шейх, не симпатизировавший мятежникам, последовал их примеру. Увидев, что под его знамя собралось шесть тысяч человек, Хаджадж навязал бой мятежникам. В какой-то момент его поражение казалось неизбежным, однако он сумел объединить своих людей, а лидер мятежников был убит. Таким образом, Хаджадж одержал победу, которую сделал полной и неоспоримой своим милосердием к побежденным, которых никто не преследовал; наоборот, все они получили амнистию. Хаджадж довольствовался тем, что послал головы девятнадцати зачинщиков мятежа Мухаллабу. Они должны были служить предостережением всем будущим мятежникам.
Таким образом, кайситы, доселе зачинщики всех мятежей, впервые оказались на стороне власти. Однажды ступив на этот путь, они и дальше шли по нему, признав, что это единственный способ вернуть благосклонность халифа.
Порядок был восстановлен, и у Хаджаджа осталась только одна забота – расшевелить и подстегнуть Мухаллаба, которого он подозревал в затягивании войны в собственных интересах. Природная порывистость правителя заставляла его применять и мудрые, и неразумные меры. Он слал военачальнику одно письмо за другим, упрекая его в том, что он считал медлительностью, а также в бездеятельности и трусости. Он даже пригрозил Мухаллабу смертью или, по крайней мере, снятием с должности. Помимо этого, он постоянно слал на поле боя своих комиссаров. Эти комиссары, принадлежавшие к той же расе, что правитель, и обладавшие манией давать советы, тем более непрошеные, нередко вызывали беспорядки в армии, но при приближении дня сражения неизменно исчезали. Тем не менее цель была достигнута. Не прошло и двух лет с тех пор, как Хаджадж стал править Ираком, как хариджиты сложили оружие. Это было в конце 696 года.
Став наместником всех восточных провинций в награду за верную и ценную службу, Хаджадж сталкивался еще с многими мятежами, и подавил их все. Он сделал позиции своего суверена более прочными, и одновременно он вывел свое племя из состояния глубочайшего унижения, попытавшись примирить его с халифом. Последнее ему удалось без особого труда. Халиф долен был полагаться или на кельбитов, или на кайситов. Неопределенности он допустить не мог. Монархи обычно не любят тех, кто, внеся свой вклад в их возвышение, имеет дерзость рассчитывать на благодарность. Услуги, оказанные кельбитами, сделали их надменными, и это стало надоедать. Они не уставали напоминать халифу, что, если бы не они, ни он, ни его отец не заняли бы трон. Они считали его зависящим от себя, своим творением, своей собственностью. Кайситы, с другой стороны, желали любой ценой заставить Абд аль-Малика забыть, что были врагами и его самого, и его отца, на коленях молили его о милости, безусловно подчинялись каждому его слову, каждому жесту. Так они привлекли халифа на свою сторону, оттеснив своих врагов.
Отверженные кельбиты громко протестовали. Власть халифа в ту пору была достаточно прочной, и не было никакого смысла пытаться его свергнуть. Зато кельбитские поэты горько упрекали его за неблагодарность и не гнушались угрозами. Тому пример – стихи Джоваза, отца того самого Сада, который в Испании стал жертвой ненависти кайситов. Но об этом мы услышим позже.
«Абд аль-Малик! Ты не вознаградил нас, хотя мы храбро сражались за тебя и добились для тебя возможности предаваться наслаждениям этого мира. Помнишь ли ты, что было в Джабии в Джаулане? Если бы Ибн-Бахдаль не поддержал тебя на том совете, ты бы прожил бесславную жизнь, и никто из твоей семьи не читал бы публичные молитвы в мечети в пятницу. А теперь, когда ты получил высшую власть и у тебя нет соперников, ты повернулся к нам спиной, и уже недалеко то время, когда будешь считать нас врагами. Ты не забыл, что время может принести отмщение?»
В другой поэме он повторяет свои жалобы:
«Омейяды заставили нас запятнать наши копья кровью их врагов, а теперь они отрицают наше участие в их судьбе. Семейства Омайи! Нет числа легионам отважных воинов, боевые кличи которых были не вашими, с которыми мы сражались мечами и копьями и отвели от вас опасность, грозившую вам. Быть может, Бог вознаградит нас за нашу службу, коль скоро мы укрепили трон. Но семейство Омайи определенно не наградит нас. Вы чужеземцы, пришедшие из Хиджаза, из земли, которую отделяет от нас пустыня, – вас Сирия не знала. (Ветвь Омейядов, к которой принадлежал Мерван, обосновалась в Медине.) Было время, когда кайситы выступали против вас; их глаза полыхали огнем ненависти, их знамя развевалось на ветру…
Другой кельбитский поэт, один из тех, кто воспевал победу Рахита, адресовал Омейядам следующие стихи:
«Прежде чем ты достиг своего поста, мы свергли с трона Дамаска того, кто его занимал, и отдали его тебе. На многих полях сражений мы доказывали тебе нашу преданность, а в битве при Мардж-Рахите ты обязан победой только нам. Так не отплати же нам за добро и преданность неблагодарностью. Раньше ты нам улыбался. Будь осторожен и не становись для нас тираном. До времен Мервана тревога, как плотная пелена, затуманивала взор эмира Омейядов, но мы сорвали эту пелену, и он увидел свет. Когда он был на грани поражения и лишь скрежетал зубами, мы спасли его, и он радостно кричал: «Бог велик!» Когда кайсит бахвалится, напомни ему об отваге, которую он проявил в лагере Даххака, что к востоку от Джаубара (то есть при Мардж-Рахите). Ни один кайсит не показал себя отважным человеком. Все они вскочили на своих гнедых и умчались прочь».
К вопросу о гнедых: говорят, что пророк считал: если собрать вместе всех арабских скакунов и устроить скачки, победит гнедой.
Упреки, перешептывания и угрозы ничего не дали кельбитам. Их время ушло, причем навсегда. Это правда, что политика двора могла меняться – она действительно менялась впоследствии. Также правда, что кельбиты продолжали играть немаловажную роль, особенно в Африке и Испании. Но они больше никогда не смогли вернуть себе положение, которое занимали при Мерване, – главенствующего племени среди йеменитов. Это место заняло племя бени азд; семейство Мухаллаба вытеснило семейство Ибн-Бахдаля. В то же самое время конфликт между племенами, не утратив своей остроты, распространился на большее пространство. С тех пор кайситы повсеместно враждовали с йеменитами.
Во время правления Валида, который в 705 году стал преемником своего отца Абд аль-Малика, власть кайситов достигла высшей точки.
– Сын мой, – сказал Абд аль-Малик на смертном одре. – Всегда относись к Хаджаджу с величайшим уважением. Это ему ты обязан троном. Он твой меч и твоя правая рука, и он тебе нужен больше, чем ты ему.