Страница 26 из 42
Когда кайситов ввели в большой зал, где восседал суверен в окружении кельбитов, стражники приказали им выразить почтение халифу. Но Халхала, вместо того чтобы почтительно приветствовать халифа, начал громовым голосом читать стихи из поэмы собственного сочинения:
– Привет вам, племена ади, мазин, шамх, и прежде всего моему преданному другу Абу Вахбу из племени мазин! Теперь, удовлетворив свою жажду кельбитской крови, я приветствую смерть. Какую радость я испытал! Я убил всех тех, кого коснулся мой меч, и после их гибели мое сердце спокойно!
Чтобы отплатить дерзостью за дерзость, халиф, обращаясь к нему, намеренно исказил его имя, намекая, что перед ним человек слишком ничтожный, не заслуживающий чести правильного произнесения имени. Халиф назвал его Халхал, но вождь немедленно поправил его:
– Меня зовут Халхала.
– Ну конечно, Халхал, – усмехнулся халиф.
– Нет, мое имя Халхала, так звал меня отец.
– Ладно, пусть будет Халхала. Ты обидел тех, кого я, предводитель правоверных, взял под свою защиту. Ты проигнорировал мои приказы, и ты украл мои деньги.
– Я не делал ничего из перечисленного тобой. Зато я исполнил клятву, удовлетворил свою ненависть и отомстил.
– А теперь ты предстал перед карающим правосудием.
– Я не виновен в преступлениях, о ты, сын Зарки! – Использование этого имени было оскорблением для Абд аль-Малика, потому что намекало на скандальную репутацию бабушки. – Тогда халиф передал подсудимого Зоайру, кельбиту, который жаждал отмстить за гибель его отца, убитого в Банат-Каин.
– Скажи-ка мне, Халхала, – спросил Зоайр, – когда ты в последний раз видел моего отца?
– В Банат-Каин, – беспечно ответствовал Халхала. – Несчастный, он весь дрожал – с головы до ног.
– Клянусь Аллахом, я убью тебя! – заорал Зоайр.
– Ты? Едва ли. Клянусь Аллахом, ты слишком порочен и труслив, чтобы убить меня в честном поединке. Я знаю, что скоро умру, но лишь потому, что так хочет сын Зарки.
Сказав это, он направился к месту казни с великолепным хладнокровием и почти оскорбительной веселостью, снова и снова повторяя какие-то отрывки из поэзии пустыни. Ему даже не потребовались слова ободрения и сочувствия, адресованные ему принцем Бишром, который пожелал присутствовать при казни и был очень горд мужеством Халхалы. Когда Зоайр занес меч, Халхала сказал:
– Постарайся нанести мне такой же честный удар, как тот, что я нанес твоему отцу.
Товарищ Халхалы – Саид – встретил свою судьбу не менее мужественно.
Глава 9
Кельбиты и кайситы
(Продолжение)
Пока сирийцы грабили и убивали друг друга, жители Ирака, не слишком привлекательный и неуправляемый народ, тоже развлекались насилием. Впоследствии беспокойная знать Куфы и Кафры с сожалением вспоминала этот период анархии, доброе старое время, когда в сопровождении нескольких десятков рабов они разгуливали по улицам с высоко поднятыми головами, бросая по сторонам грозные взгляды, всегда готовые обнажить меч, если только выражение лица встречного аристократа покажется агрессивным. Если кому-то случалось оставить противника – или даже двух – в придорожной канаве, люди знали, что правитель слишком снисходителен, чтобы думать о наказаниях. Однако правители Ирака оставляли своих людей не только безнаказанными, но и беззащитными. Их зависть и ненависть к Мухаллабу была настолько велика, что они предпочитали подвергнуть Ирак риску вторжения хариджитов, все еще грозных противников, несмотря на многочисленные поражения. Следует отметить, что для зависти была причина. Народ Ирака считал Мухаллаба величайшим полководцем и спасителем своей земли. Никто не мог сравниться с ним в популярности, и поскольку он выдвинул свои условия, прежде чем согласиться принять командование армией, то собрал огромное состояние, которое тратил с великолепной расточительностью. Утверждают, что он дал сто тысяч серебряных монет чтецу поэтического панегирика и такую же сумму его предполагаемому автору. В общем, все правители оказывались в его тени благодаря роскоши, сказочному богатству, безграничной либеральности и военной славе.
«Арабы этого города смотрят только на него», – с грустью говорил первый правитель Басры после реставрации, Омейяд по имени Халид. Чтобы изменить ситуацию, он отозвал Мухаллаба из центра событий и обрек на бездействие, сделав его правителем Ахваза. А командование армией, насчитывавшей тридцать тысяч воинов, он передал своему брату Абд аль-Азизу. С безграничным тщеславием этого молодого человека могла соперничать только его неопытность. Принимая назначение, он заявил: «Люди Басры считают, что только Мухаллаб может положить конец этой войне: что ж, они еще очень удивятся!» Его глупая самонадеянность привела к ужасному и кровавому поражению. Гневно отвергнув благоразумный совет своих офицеров, которые старались отговорить его от преследования отряда противника, якобы поспешно отступавшего, он попал в засаду, потерял почти всех командиров, много людей и даже свою прелестную молодую жену. Сам он спасся чудом.
Эта катастрофа не стала сюрпризом для Мухаллаба. Он ожидал чего-то подобного и поручил своему человеку присылать ему сообщения обо всем, что происходило в армии. После поражения его человек явился к нему лично.
– Каким ветром тебя занесло? – спросил Мухаллаб, увидев его.
– Я принес тебе известие, которое порадует твое сердце. Он потерпел поражение, и его армия отступает.
– Что? И ты, несчастный, думаешь, что я стану радоваться поражению курашита и отступлению мусульманской армии?
– Обрадует тебя это или нет, не имеет значения. Достаточно того, что это правда.
Недовольство правителем распространилось по всей провинции. «Вот что получается, если послать против врага молодого человека, о смелости которого ничего не известно, вместо благородного и преданного Мухаллаба – героя, который, благодаря своему богатому военному опыту, предвидит опасности и знает, как их избежать». Так говорили люди, и Халид был вынужден эти упреки слушать. Да и понимание того, что его брат опозорился, было не из приятных. Впрочем, он никогда не был излишне щепетильным в вопросах чести. Халид держался за свой пост и за свою жизнь и с тревогой ожидал прибытия гонца из Дамаска.
Желая, как большинство слабых людей, получить заверения и одобрения более сильной личности, Халид послал за Мухаллабом.
– Что сделает Абд аль-Малик, как ты думаешь? – спросил правитель.
– Сместит тебя, – лаконично ответил воин, имевший все основания для недовольства Халидом и потому не желавший его утешать.
– Должен ли я опасаться чего-то еще более унизительного? – спросил Халид. – Все же я родственник халифа.
– Безусловно, – холодно ответствовал Мухаллаб. – Ведь как только он узнает, что твой брат Абд аль-Азиз разгромлен хариджитами Персии, до него дойдет весть о том, что другой твой брат, Омайя (Умайя), обращен в бегство хариджитами Бахрейна.
Гонец прибыл наконец и привез письмо от халифа, адресованное Халиду. В письме Абд аль-Малик упрекнул правителя за бездействие и ошибки, объявил о его смещении и завершил послание следующими словами: «Если бы я хотел наказать тебя за проступки, ты бы ощутил всю тяжесть моего гнева. Но я помню о нашем родстве и потому ограничиваюсь лишением тебя должности».
Халиф заменил Халида его братом Бишром, в то время бывшим правителем Куфы, приказав ему передать командование армией Мухаллабу и укрепить ее восемью тысячами человек из Куфы. В тех обстоятельствах было невозможно сделать худший выбор. Радикальный и вспыльчивый кайсит, как мы уже видели, Бишр ненавидел всех йеменитов разом и испытывал отвращение к Мухаллабу, как их главе в Ираке. Соответственно, получив письмо халифа, он впал в ярость и поклялся лишить жизни Мухаллаба. Его приближенный Муса ибн Нусайр, будущий завоеватель Испании, с трудом успокоил хозяина и сразу же отправил весточку полководцу, предлагая ему проявить большую почтительность, смешаться с толпой и приветствовать Бишра, когда он прибудет в Басру, но не присутствовать на аудиенции. Мухаллаб последовал его совету. Заметим, что сначала, будучи зубайритом, Муса участвовал в сражении при Мардж-Рахите. Изгнанный Мерваном, он был взят под защиту Абд аль-Азизом, сыном халифа. С тех пор он стал верным сторонником Омейядов.