Страница 25 из 42
Кельбиты, хотя и были дикарями, все же чувствовали некоторое уважение к сединам старика и не стали проливать его кровь. Он избили его и бросили на песке. Через некоторое время старик пришел в себя, но, терзаемый раскаянием, постоянно бормотал:
– Я забуду все несчастья, приключившиеся со мной в этой жизни. Но никогда мне не забыть взгляда моего сына, которого я собственными руками отдал палачам.
Конь Джада отказался уходить от тела своего мертвого хозяина. Опустив голову, верное создание стояло рядом и лишь иногда трогало копытом песок, залитый кровью хозяина. Коня ждала лютая смерть от голода и жажды.
Затем последовали и другие убийства. Среди жертв оказался Борда, сын Халхала, прославленного шейха, и кровожадные кельбиты не возвратились в Дамаск, пока кайситы, узнавшие об их настоящей цели, не попрятались от их слепой ярости в самых дальних уголках пустыни.
Кельбиты гордились и ликовали. Поэт из племени джохейна, которое, как и кельбиты, вело род от Кодаа, выразил свои чувства с удивительной силой и фанатичным рвением:
«Знаете ли вы, братья, союзники бени кельб – знаете ли вы, что человек по имени Хумайд ибн Бахдаль Отважный принес радость и благо кельбитам? Знаете ли вы, что он покрыл бени кайс позором и заставил их покинуть свои лагеря? Должно быть, их поражение было ужасным, если они так поспешно бежали. Жертвы Ибн-Бахдаля лежат непогребенные на песках пустыни; кайситы, преследуемые своими победоносными завоевателями, не имели времени, чтобы остановиться и похоронить их. Так возрадуйтесь, братья мои! Победы бени кельб – наши победы; они и мы – это две руки одного тела, и, когда в бою правая рука ранена, меч перехватывает левая рука».
Радовались и те принцы Омейядов, чьи матери были из кельбитов. Услышав о том, что произошло, Абд аль-Азиз сказал своему брату Бишру в присутствии халифа:
– Знаешь ли ты, как мои дяди по материнской линии обошлись с твоими?
– Что они сделали? – спросил тот.
– Всадники кельбитов напали на лагерь кайситов и уничтожили его.
– Это невозможно. Твои дяди по материнской линии слишком слабы и трусливы, чтобы скрестить меч с моими.
Однако на следующее утро Бишр узнал, что его брат сказал правду. Халхала, Саид и другие вожди фезара добрались до Дамаска босые, без плащей, в разорванных одеждах. Они опустились на колени перед Бишром, моля его защитить их, отстоять их дело. Бишр поддался на уговоры и, придя к своему брату халифу, так красноречиво отстаивал дело своих протеже, что халиф, несмотря на свою всегдашнюю неприязнь к кайситам, обещал удержать денежную компенсацию, причитающуюся фезара, из платы кельбитов. Но это решение, хотя и соответствующее законам, не удовлетворило фезара. Они жаждали не денег, а крови. После их отказа пойти на предлагаемые условия халиф сказал:
– Казначей выплатит вам половины причитающейся вам суммы. И если впредь вы будете лояльными, в чем я сомневаюсь, я велю выплатить вам вторую половину.
Уязвленные эти оскорбительным подозрением – тем более что они не могли отрицать его обоснованность, – фезариты уже совсем было собрались снова отказаться, когда Зофар отвел их в сторону и посоветовал взять деньги, потратив их приобретение коней и оружия. Предложение показалось фезаритам разумным. Они согласились принять компенсацию, купили все необходимое и отправились обратно в пустыню. Добравшись до лагеря, они собрали совет племени. На нем Халхала призвал соплеменников отомстить кельбитам. Сыновья поддержали его. Но на совете присутствовали и те, кто был не столь сильно ослеплен ненавистью, и они посчитали такую экспедицию поспешной и опасной.
– Твоя же собственная семья, – сказал тот, чье мнение отличалось от мнения Халхалы, – в данный момент слишком слаба, чтобы принять участие в такой драке. Кельбиты – настоящие гиены – убили большинство мужчин, которые могут держать в руках оружие, и разграбили богатства. В такой ситуации ты определенно не сможешь сопровождать нас.
– Сын моего брата, – ответил Халхала, – я выступлю с остальными, потому что мое сердце охвачено огнем. Они убили моего сына, моего Борду, которого я любил больше жизни. – Из-за горьких воспоминаний у него начался припадок ярости, которые после смерти сына стали для него обычными. Во время таких припадков он издавал душераздирающие крики, скорее напоминающие рев оленихи, лишившейся олененка, чем голос человека. – Кто видел Борду? – кричал он. – Где он? Приведите его ко мне. Он мой сын, моя любовь, гордость и надежда. – После этого Халхала начал перечислять имена тех, кто пал от рук кельбитов, и после каждого имени вопил: – Где он? Где он? Месть! Месть!
Все собрание, даже те люди, которые немного раньше проявляли осторожность и выступали против проекта, оказались под властью этого дикого и отчаянного красноречия. Вопрос об экспедиции против кельбитов был решен, и фезариты направились к Банат-Каин, где располагался лагерь кельбитов. Ближе к утру они напали на врагов с криками: «Месть за Борду! Месть за Джада! Месть за наших братьев!» Месть была такой же жестокой, как и действия, ее спровоцировавшие. Лишь один кельбит сумел спастись, благодаря тому что очень быстро бегал. Все остальные были убиты. Фезариты тщательно осмотрели тела, чтобы вдоволь поиздеваться над теми, в ком еще замечали признаки жизни, и потом убить.
Услышав об этой вылазке фезара, Бишр понял, что настал его черед ликовать. В присутствии халифа она сказал своему брату Абд аль-Азизу:
– Знаешь ли ты, как мои дяди с материнской стороны обошлись с твоими?
– Не может быть, – ответил Абд аль-Азиз, – чтобы они решились на нападение после того, как был заключен мир и халиф выплатил им компенсацию! – Халиф тоже был обозлен тем, что услышал, но решил дождаться более точной информации, прежде чем принимать решение. Тоном, не допускавшим возражений, он велел обоим братьям молчать. Через некоторое время появился уцелевший кельбит – босой, без плаща, в разорванной одежде. Он пришел к Абд аль-Азизу, который немедленно привел его к халифу, и заявил:
– Неужели ты стерпишь, о предводитель правоверных, что над теми, кого ты взял под свою защиту, надругаются, твои приказы не исполняются, твое золото воруют и используют против тебя, а твоих верных подданных убивают?
После этого уцелевший кельбит рассказал халифу, что случилось. Вне себя от гнева, халиф решил прибегнуть к крайним мерам. Исполненные желания дать кайситам почувствовать всю тяжесть своего недовольства, он тут же направил приказ Хаджаджу, правителю Аравии, умертвить всех взрослых фезаритов.
Хотя это племя было давним союзником его племени, Хаджадж ни минуты не сомневался. Он был привязан к своему народу, но имел ненасытное честолюбие. Ему было ясно, что он должен придерживаться того же курса, что вся его партия. Все указывало на бесполезность сопротивления. И если он хочет вернуть и сохранить благосклонность халифа, необходимо беспрекословно исполнять все его приказы. И если ему прикажут уничтожить святейшую из святынь или казнить своих родственников, значит, так тому и быть. Тем не менее Хаджадж себя не обманывал. И у него на сердце было очень тяжело. «Уничтожив фезара, – думал он, ставя себя во главе войска, – я буду навеки обесчещен, мое имя будут произносить с отвращением, считая самым чудовищным кайситом, когда-либо ступавшим по земле». Перед Хаджаджем стояла задача не только неприятная, но и трудная. Бени гатафан, союзники фезара, поклялись помогать им. Такую же клятву дали все кайситские племена. Таким образом, первый акт противостояния становился сигналом для начала ожесточенной гражданской войны, исход которой предсказать было невозможно. Хаджадж колебался, когда прибытие Халхалы и Саида избавило его от замешательства. Эти два вождя, вполне удовлетворенные местью и не желавшие даже думать о начале войны, которая может иметь для их народа катастрофические последствия, решили пожертвовать собой, чтобы отвести беду, угрожавшую их соплеменникам. Теперь их умами владела любовь к своему племени, не менее сильная, чем прежняя ненависть к кельбитам. Представ перед Хаджаджем, они сказали: «Из-за чего ты вынашиваешь злобные планы в отношении бени фезара? Только мы двое виновны». Возрадовавшись непредвиденному решению проблемы, Хаджадж поместил их под арест и написал халифу, что не рискнул начать войну против объединившихся племен кайситов, и призвал его довольствоваться добровольной сдачей двух вождей. Халиф полностью одобрил его поведение и приказал вернуться в Дамаск с пленными.