Записки психиатра. История моей болезни

Наряду с упомянутыми анатомическими неправильностями по своему значению (как важный fimctio

elles Degenerationszeichen) должно быть поставлено резкое функциональное уродство, именно констатированная наблюдением за г-жею Губаревой в больнице и, главное, сведениями о ее жизни прирожденная аномалия полового инстинкта, в той тесной строго определенной в науке форме, которая известна под названием «contrare Sexual-Empfindung» (Westphal). Это форма функционального уродства39, весьма нечасто встречающаяся, бывает как у женщин, так и у мужчин и состоит в следующем: несмотря на нормально выраженный физический половой тип и на правильное развитие половых органов у этих странных субъектов вместо нормального полового влечения к другому полу оказывается по отношению к последнему иногда прямое отвращение, иногда же просто равнодушие, а, наоборот, к особам того же пола (т. е. у женщин – к женщинам, у мужчин – к мужчинам) существует прирожденное непреодолимое влечение40. То обстоятельство, что Губарева уже рожала, вовсе не составляет противоречия с превратностью ее полового инстинкта; женщина, как известно, играет при акте нормального полового совокупления сравнительно пассивную роль, и так как половые органы г-жи Губаревой (так обыкновенно и бывает в случаях этого рода) развиты правильно, то понятно, что обвиняемая, пересилившая свой sensus contrarius, могла не только забеременеть, но и благополучно родить. Было бы крайне ошибочно смешивать «contrare Sexual-Empfindung» с так называемой трипадиею или «amor lesbicus». Amor lesbicus есть акт противоестественного плотского сношения между двумя женщинами, равно как педерастия есть акт противоестественного полового сношения между двумя мужчинами. Как педерастия, так и трибадия чаще бывают не болезненным явлением, но просто пороком, выражением крайней развращенности. Напротив, в «contrare Sexual-Empfindung» вовсе не входит понятие о половом акте; как уже показывает самое название, здесь идет речь лишь об органически обусловленной и почти всегда прирожденной аномалии чувства или инстинкта. Такое превратное половое влечение только в некоторых случаях носит на себе грубо-чувственный характер (и тогда может вести к трибадии или педерастии), но чаще оно остается чувством чисто платоническим, нередко выражающимся наружу даже в идеальной, возвышенной форме.

Если сопоставить с аномалией полового инстинкта некоторые особенности характера и моральной организации подсудимой, как то: недостаток умственности, резкость в обращении, грубость в шутках, решительность, смелость, удальство, наклонность к кулачной расправе и т. п., то эти особенности получат для нас надлежащее освещение, и лишь тогда для нас станет понятным проявление многих из них уже в раннем детстве Губаревой. С этой же точки зрения объясняется и странный образ прежней жизни обвиняемой, ее занятия, любовь к лошадям, страсть к переодеванию в мужское платье и пр. Но особенно важно констатирование у Губаревой прирожденной превратности полового чувства в форме sensus Sexualis contrarius, потому что эта функциональная аномалия до сих пор встречалась лишь у субъектов умственно ненормальных, с большими или меньшими дефектами в интеллектуальной сфере и в большинстве случаев представлявших вместе с тем и другие явления психического вырождения. Проф. Вестфаль, первый введший в науку понятие «contrare Sexual-Empfindung», говорит, что это явление всегда есть симптом психически исключительного состояния (psychischer Ausnahme-Zustand), что все такого рода индивидуумы суть психопаты с неправильной душевной организацией, с большими природными дефектами в умственной сфере; в большинстве случаев они прямо слабоумны, хотя для констатирования такого слабоумия обыкновенно требуется продолжительное и искусно произведенное исследование. Сознание своей функциональной уродливости и искалеченная жизнь, продолжает Вестфаль, нередко приводит таких субъектов к настоящей меланхолии, и притом тем легче, что субъекты этого рода почти всегда принадлежат к числу лиц, отягченных психопатической наследственностью. Проф. Крафт-Эбинг в своей новейшей специальной работе по этому вопросу приходит к заключению, что прирожденно-контрарный половой инстинкт, встречаясь большею частью у субъектов с наследственным расположением к психическим страданиям, всегда есть лишь частное явление общего невропсихопатологического состояния и что эта аномалия должна считаться одним из функциональных признаков дегенеративных психозов. «Стремление к своему полу, – говорит этот специалист по судебной психопатологии, – здесь есть не безнравственность или порочная страсть, но естественный инстинкт и органическая необходимость; эта необходимость (Nothigung) является следствием ненормальной организации, и потому-то она часто достигает степени неодолимого органического принуждения (organischer Zwang)». Точно так же и Кирн, на основании собственных наблюдений, подтверждает, что contrare Sexual-Empfindung есть симптом психопатического темперамента и что в большинстве случаев такого рода внимательная экспертиза констатирует и другие антропологические признаки вырождения. Наконец, еще проф. Вестфаль заметил, что у субъектов с прирожденно-контрарным половым инстинктом нередко наблюдается периодичность психопатологических явлений, смена между состояниями психического угнетения и психического возбуждения, причем иногда получается картина болезни, близкая к folie circulaire. Именно это самое мы и встретили, между прочим, в случае г-жи Губаревой.

Из всего сказанного видно, что я имел основание придать особое значение констатированию у г-жи Губаревой прирожденной превратности полового влечения, и видно, кроме того, что в понимании этого исключительного явления я не расхожусь с европейскими авторитетами по психиатрии и судебной психопатологии.

VIII

Итак, как бы мы ни назвали постоянное состояние г-жи Губаревой – folie raiso

ante, folie hereditaire, folie impulsive, mania sine delirio, psychisclfe Entartung, constitutionelle-degenerativer psychopathischer Zustand или как-нибудь иначе, – с точки зрения науки это будет состояние, несомненно, болезненное. Но в начале этой статьи я сам же указывал, что медицинское понятие о болезненном расстройстве душевной деятельности не вполне совпадает с понятием о душевной болезни в легальном смысле, как об обстоятельстве, исключающем вменение в вину учиненного. В самом деле, дать клинический разбор известного психопатологического случая и подобрать ему подходящее название из обильного учеными терминами психиатрического лексикона еще не всегда значит точно определить судебно-медицинское значение этого случая41; поэтому, оставляя почву общую, клиническую, я опять перейду на почву конкретности, почву судебно-медицинскую, т. е. снова буду указывать на необходимость различать в психической жизни обвиняемой ее обыкновенное состояние, в котором способность свободного самоопределения в действовании ее не абсолютно исключена, но лишь более или менее ограничена, от ее транзиторных состояний, в которых обвиняемая действует уже совершенно безотчетно и импульсивно, где, следовательно, о свободном действовании уже не может быть речи.

Как бы ни были разнообразны, со строго научной точки зрения, транзиторные болезненные состояния обвиняемой, все они с точки зрения закона равнозначащи с временным полным умопомешательством или с умоисступлением. Здесь мне кажется нелишним несколько остановиться на определении слова «умоисступление», ввиду того, что неправильное применение этого термина неоднократно приводило в судебной практике к недоразумениям как между обвинительной властью и экспертизою, так и в среде самих экспертов. По прекрасному определению Каспера (в переводе д-ра Штейнберга): «умоисступление есть ненормальное острое душевное движение, в основании происхождения которого лежит органическое страдание нервной системы». Таким образом, для того, чтобы признать умоисступление, необходимо иметь наличность следующих двух условий: 1) ненормальность острого душевного движения самого по себе и 2) болезненность той почвы, на которой оно возникает. Поэтому сильный аффект здорового человека есть не умоисступление, но лишь крайняя степень запальчивости и раздражения. Напротив, все острые транзиторные состояния г-жи Губаревой, очевидно, вполне подходят под приведенное определение умоисступления: в самом деле, здесь болезненна самая почва, на которой возникают эти острые состояния, и в основании происхождения последних, несомненно, лежит органическое страдание головного мозга; но кроме того, эти острые состояния Губаревой болезненны сами но себе, ибо у здорового человека не бывает ни острых приступов маниакального возбуждения, ни неистовства с сопровождающими его резкими вазомоторными расстройствами, ни транзиторного бреда.