Страница 12 из 20
С.: Когда ум сталкивается с чем‑то неизвестным, неподконтрольным ему, как в случае утраты или кризиса, он склонен создавать «смыслы». Это первая реакция на тайну извечного потока, который мы зовём жизнью. Это сама реальность под маской ума. Любым возможным образом мы находим «смысл» в том, что нас поразила стрела с красным оперением и дубовым древком. «А, красный цвет связан с разрушительными проявлениями Шивы». «Дуб – это жертвенное дерево друидов». Так наша боль остаётся неисследованной. И даже сами мы не замечаем своей смерти. «Смыслы» на определённом этапе являются нашей реакцией на первое столкновение с неизвестностью. Затем эти «смыслы» становятся ступенями лестницы, позволяющими подниматься над рациональным видением перемен в пространство, в котором пребывает всё, к единой сущности всего.
В каком‑то отношении это своеобразный жизненный «университет», и, возможно, когда вы вернётесь к своей психотерапевтической практике, вы станете воспринимать эти вещи иначе: не станете придавать «смысл» каждому событию в жизни человека, но, напротив, будете воспринимать его как процесс. Возможно, вы начинаете понимать, что никаким «смыслом» полностью не охватить жизни, что мы не ограничены тем, что может вообразить себе ум. Может быть, в процессе терапии вы будете делиться с клиентами этим удивлением – полным неведения – перед тайной жизни. Как ни странно, ум, особенно когда ему угрожают, пытается найти в жизни «смысл», заключить некую интеллектуальную сделку с неизвестностью. И вы, наверное, понимаете, что даже такой «смысл» есть препятствие на пути к истине, очередная стена, за которой мы прячемся. Наверное, вы понимаете, что эти «смыслы» тормозят процесс освобождения. Как ни странно, из‑за того, что вы пытаетесь придать происходящему «смысл», Мартин остаётся мёртвым, он остаётся отдельным объектом ума, но, когда вы откажетесь от попыток осмыслить произошедшее, он сможет свободно жить в вашем сердце. Это позволит вам переживать сущность вашего единого существования, сущность бытия. Знаете, когда мы кого‑то любим, это чувство связано не с конкретным человеком; он просто становится зеркалом, отражающим ту часть нашей души, которая полна любви. И когда мы теряем любимого человека, это зеркало разбивается. Мы теряем свою связь, контакт с нашей изначальной природой, сущность которой состоит в любви. Мы оплакиваем утрату своей связи с той частью нашей души, которая отражена в другом существе. Мы оплакиваем себя.
К.: Кстати говоря, я последовала совету Ондреа и стала вести дневник. Поначалу, наверное, я думала, что дневник поможет мне раскрыть какой‑то «смысл» того, что произошло с Мартином. Впрочем, в первое время я по большей части писала о своей боли, но постепенно положение дел понемногу меняется, хотя бывают дни, когда мне кажется, что мой ум осенит некая идея, некий «смысл», что я вот-вот запишу её, что меня ждёт удивительное осознание, но на бумагу изливается только боль и горечь. И проявляются многие части моей души, которые прежде были скрыты. Мои страхи, мои отношения с людьми, сомнения. Я поделилась своими записями с сестрой, и она сказала, что некоторые вещи сильно её расстроили, а фрагменты, связанные с ней, заставили её почувствовать себя ужасным человеком. Мы чуть не надорвались от смеха, ведь это безумно смешно. Но когда вы скрываете эти чувства, они превращаются в жуткие тайны.
С.: Тогда они становятся содержаниями «тайного ума», резервуара, где хранится ощущение нашей собственной никчёмности и наших тайн, который отделяет нас от жизни.
К.: Я не хочу больше прятаться в тени. Я хочу жить – и неважно, что происходит в жизни, а в ней, кажется, случается едва ли не всё, что можно себе представить и о чём мы боимся думать. Иногда повсюду я вижу только боль, но в иные моменты возникает ни с чем несравнимое чувство лёгкости.
С.: Возможно, вы ощутите даже экстаз, ведь на некоем уровне вы соприкасаетесь с великой тайной жизни и какой‑то частью души понимаете это, переживая восторг от того, что стоите перед лицом истины. Просто наблюдайте за тем, как возникают и уходят эти состояния ума. Вы испытаете полный спектр эмоций, чувств и мыслей. Во всей красе они появятся в вашем уме. Уж поверьте мне.
К.: Кажется, у меня нет выбора. Я просто так или иначе их переживаю.
С.: Просто примите происходящее и постарайтесь проявлять как можно больше чуткости, мягкости и терпимости по отношению к безумствам ума. Даже к безумству, которое требует, чтобы Мартин вернулся. Когда ум не удовлетворён, он не знает, что делать, поэтому цепляется за всё, что, по его представлению, заставит боль утихнуть.
К.: Я отдала его одежду в сиротский дом. Я не хотела отдавать её знакомым людям, поскольку мне не хотелось видеть, что кто‑то носит эти вещи. Но мне было ужасно тяжело упаковывать его одежду. Мне приходилось говорить себе: «Ладно. Если он вернётся, ты сможешь купить ему новую одежду». Я понимала, что это совершенное безумие, но иначе вести себя я не могла.
С.: Вы просто начинаете видеть, как мы налаживаем связь с самыми странными проявлениями ума, и что всю свою жизнь мы этим занимались. Просто теперь это стало очевиднее. В частности, по этой причине вы чувствуете такую боль. Многочисленные части нашей души, которые мы отвергали, в переживании утраты всплывают на поверхность. Поэтому горе способно безгранично исцелять.
К.: Безусловно, это не самый лёгкий способ чему‑то научиться.
С.: Это невероятно трудный урок. Но, по моим наблюдениям, такой «сложный урок» приносит некоторым людям пользу. И хотя, я знаю, время от времени вы задаётесь вопросом: «Что сейчас с Мартином? Всё ли с ним в порядке?» – в некотором смысле не имеет значения, признаёте ли вы жизнь после смерти и верите ли вы в неё. Даже если после смерти ничего нет, ценность любви и сострадания в нашей жизни становится от этого только более очевидной. В сущности, смерть – это не то, что случается, когда вы покидаете своё тело. Смерть происходит, когда мы живём в заблуждениях и с закрытым сердцем, в гневе и страхе. В каком‑то смысле мы отчасти мертвы, и только благодаря утрате это становится очевидным, она заставляет нас увидеть, насколько мы омертвели, ведь утрата заставляет нас сосредоточиться на настоящем. Парадоксально, но, возможно, момент смерти – один из немногих моментов, когда мы ощущаем полноту собственной жизни.
К.: Иногда я спрашиваю себя, как он переживал смерть, – если учитывать обстоятельства его гибели. Я думала об этом и вспоминала, что иногда, когда я чем‑то ранилась, в момент ранения я не ощущала боли и чаще всего начинала чувствовать её позже.
С.: Именно. Но для Мартина не наступило момента «затем» в теле. Возможно, он почувствовал только шок от удара, и, наверное, он – поскольку в физическом теле для него не настало это «затем» – ощущал это совсем не так, как вы себе представляете. Он получил тяжёлый удар. А затем испытал шок от этого удара. Вероятно, его ощущения были похоже на те, которые он мог бы испытать, если бы его ударили бейсбольным мячом в разгаре игры. Вот он ощутил сильный удар, а затем нечто другое, за чем последовало расширение, чувство растворения. Покой и освобождение, тепло. На самом деле многие люди, которые пережили клиническую смерть, а затем вернулись к жизни, рассказывают о том, что бесстрастно наблюдали за отчаянными попытками других людей реанимировать их тело и думали про себя: «Не стоит так суетиться! Полегче! Куда спешить?»
К.: Когда возникают подобные мысли, я вспоминаю одну историю, которую вы рассказывали о своём друге: он попал в автомобильную аварию, а после сообщил, что наблюдал за тем, как бригада спасателей вызволяет его из искорёженной машины, он парил над местом аварии, видел, как его тело несут к машине скорой помощи, и задавался вопросом, попадёт ли он в эту машину вместе с телом или нет, а затем он очнулся в больнице и понял, что решение было принято.
С.: Сейчас вы можете сделать только одно – позволить себе полноценно осознавать это душевное смятение. Не подавлять его. Не пытаться выговориться и не избегать этих чувств. Ваше горе похоже на почку, сейчас оно напоминает набухшую почку, но оно превратится в цветок.