Песчаная лилия

Куноичи снова столкнулась с собственным бессилием и беззащитностью. Все её мышцы неприятно ныли; колено и рука болезненно отзывались на каждую попытку пошевелиться; каждый, даже неглубокий вдох напоминал ей о лезвии катаны, проткнувшей её грудь; в голове была полнейшая каша из собственных мыслей и звуков чужих голосов, из которых она, как из деталей пазла, пыталась собрать единую картинку, то и дело рассыпавшуюся обратно на части.

— Есть ещё кое-что... — вдруг произнесла Саюри, практически не надеясь, что её услышат.

Она ошиблась. Все взоры снова обратились на неё, в зале воцарилось молчание.

— Один из их шиноби сказал мне, что количество людей не важно. Помимо этих разработок... у них есть план. Они делают ставку именно на него — он должен помочь им одержать победу.

— Ты знаешь, в чем он заключается, Саюри? — мягко спросил все тот же голос справа, особенно выделив обращение.

Услышав своё имя из его уст, куноичи вздрогнула, ощущая пропущенный через её тело электрический заряд. До боли знакомая манера как будто бы делать ударение на последний слог...

— Нет, к сожалению, нет. — Она виновато опустила голову. — Но я думаю, что это напрямую связано с их разработками.

Совет продолжался ещё несколько часов, и когда официальная его часть кончилась, Саюри не терпелось покинуть зал. Она ненавидела себя за свою слабость, но провести ещё хоть час без обезболивающего она бы просто не смогла — измотанный организм предательски подавал тревожные сигналы.

Её правую ладонь вдруг накрыла и сжала чья-то рука. Вздрогнув от неожиданности, девушка подняла голову.

— Казекаге-сама, — заговорила она, но не успела закончить, услышав тот самый голос человека справа.

— ...не против, если тебя провожу я, — произнес он, отодвигая её стул и осторожно помогая ей подняться. — Ты ведь не возражаешь?

Саюри, сбитая с толку, помедлила несколько секунд.

— Простите, я...

— Ну конечно, — тихо сказал он как будто сам себе. — Нет, это ты меня извини. Я должен был сразу представиться тебе. Хатаке Какаши.

Саюри удивлённо замерла на месте, с трудом веря в услышанное.

— К-Какаши-сама... — прошептала она, — шестой Хокаге Конохи...

— Я больше рассчитывал на обычное “дядя”, — усмехнулся мужчина.

Уголки губ Саюри дрогнули в улыбке.

Мужчина взял девушку под руку и не спеша повёл к двери, тихо шелестя плащом. Он держал её осторожно, но в то же время как-то уверенно, привычно, словно вот уже много лет они каждый день совершали такие прогулки.

Дядя... — думала Саюри. — Двоюродный брат моей мамы... единственный живой родственник, не считая Кичиро. Как же... давно я этого ждала!

Шестой Хокаге не торопясь вёл девушку под руку по улице Суны в сопровождении двух местных АНБУ-охранников, приставленных к ним, и внимательно рассматривал её. Сходство было поразительным, думал он. Начиная с роста и комплекции, и заканчивая внешностью — Саюри была точной копией Аюми, какой он её помнил. Те же длинные серебряные волосы чуть светлее, чем у него самого; те же аккуратные черты лица с немного вздёрнутым на самом кончике носом и бледными пухлыми губами. Её глаз он не видел, так как те были скрыты повязкой, но был уверен, что даже если они имели другой цвет, взгляд её наверняка имел ту же проницательность.

Какаши про себя отметил, что Саюри обладала одним необычным свойством — он видел её первый раз, но чувствовал себя так, будто знал её всю жизнь. Это потрясающее качество у неё, судя по всему, тоже было от матери.

Поразительно, — подумал он. — А ведь Аюми уехала лет за пять до её рождения. Столько времени уже прошло с тех пор, теперь здесь её взрослая дочь... такая же смелая, как мать. — Он поднял голову и взглянул незакрытым глазом на безоблачное небо. — Я знаю, Аюми, ты ведь ей гордишься. Не волнуйся, теперь-то я за ней здесь присмотрю.

— Я... я хотела спросить Вас, — вдруг заговорила девушка, нарушив молчание.

— М? — Какаши опустил голову и взглянул на неё.

Саюри чуть замялась, допуская невольную паузу.

— Из-за чего вы поссорились с мамой? Расскажите мне, пожалуйста.

Хатаке, ожидавший, что она рано или поздно спросит об этом, тем не менее, не был готов к вопросу. Нахмурившись, он почесал подбородок, замолчав примерно на минуту.

— Это долгая история. Хотя... — мужчина усмехнулся, — я не думаю, что ты сильно торопишься.

====== XXXI ======

Мир не просто перевернулся с ног на голову — Саюри буквально приходилось изучать его заново. Вместо изображения перед глазами была кромешная тьма, и картинка собиралась лишь из звуков, запахов и тактильных ощущений. Девушка никогда не умела как следует вслушиваться. Она могла не заметить, как к ней подойдут, не обращала внимания на окружавшие ее звуки. Теперь слух стал ее основным источником информации. Какая ирония.

Когда Какаши проводил ее в дом Казекаге, Саюри хотела призвать Кумомо, чтобы та ненадолго стала ее глазами, но сил ей не хватило даже чтобы просто сложить печати. Доктор настоятельно рекомендовал провести в больнице ещё хотя бы пару ночей, чтобы относительно реабилитироваться, но она просто не могла. Не могла оставаться там, пока все готовились к войне. Не могла делать вид, что ее это не касается. Не могла оставить Гаару одного, когда на его плечи легла такая тяжёлая ноша. Он был лишь немногим старше неё, но уже руководил своей деревней и всей армией Альянса. Чуть что — все ждали его слова, его решения, ответственность за которое он тоже нёс сам.

Короткая прогулка от Резиденции до дома Казекаге далась Саюри с трудом. Наступать на правую ногу было практически невозможно, и она хромала, несмотря даже на твёрдую руку Какаши, поддерживавшую ее. С каждым шагом дышать было все больнее. Саюри казалось, что снаружи на ее грудь давит невероятно тяжёлая бетонная плита, а внутри тупым лезвием ее лёгкие режут на кусочки.

— Тебе нужно поспать, — заботливо сказал Какаши. — Во сне организм быстрее восстанавливается.

— Не думаю, что я смогу уснуть, — возразила Саюри, покачав головой.

Хокаге понимающе кивнул, должно быть, не подумав о том, что девушка не увидит этот жест.

— Тебе стоит хотя бы попытаться.

Гаара распорядился, чтобы Саюри больше не оставляли одну. По всему периметру, у каждой двери и в коридорах теперь стояли члены АНБУ, которых прежде никогда не было в доме Казекаге. Один из них встретил ее у порога, взял под руку и помог дойти до комнаты, заставляя постоянно смущаться от чрезмерного количества внимания к ее персоне.

— Вам совершенно не обязательно делать все это для меня, — сказала Саюри, когда он расстелил для неё кровать и подал одежду. — Я могла бы и сама...

— У меня приказ, — ответил тот. — Казекаге-сама велел, чтобы Вы ни в чем не нуждались.

Девушка приняла одежду и благодарно улыбнулась, хотя даже это движение спровоцировало боль.

Шиноби вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь. Прислушавшись к его шагам, Саюри поняла, что он остался за ней на случай, если понадобится.

Казекаге-сама должен сосредоточиться на войне, а сам думает обо мне даже сейчас... — с досадой подумала девушка, опускаясь на кровать. — От меня вечно одни проблемы.

Найти положение, в котором, как минимум, можно будет нормально дышать, оказалось не так просто. До боли закусывая губы, Саюри ворочалась, пока не устроилась на боку, обхватив руками подушку. И без того светлая кожа побледнела за эти дни ещё сильнее и слилась бы по цвету с белыми простынями, если бы ее не исполосовали полоски шрамов.

Саюри не могла уснуть. Боль во всем теле была такой сильной, что не давала девушке ни секунды, чтобы забыть о ней, поэтому она просто лежала и думала, что делать дальше. Она не могла и печать сложить — руки тряслись, пальцы не слушались, — что уж говорить о выполнении техник нин-дзюцу. Тай-дзюцу тоже ещё долго будет под запретом. И что остаётся?

— Твоя мама была удивительной женщиной, Саюри. Ты и сама это знаешь.