Страница 22 из 25
Некоторые сотрудники, пытаясь выбраться из затруднительных обстоятельств, откровенно льстили Евстратию Павловичу, пытаясь сыграть на противоречиях и конкуренции губернских жандармских управлений и охранных отделений: «Зная давно от других безграничную доброту Вашего сердца и всегдашнюю отзывчивость к своим подчиненным, я, движимый отчаянным своим положением, в котором очутился, поступив в начале декабря прошлого года на службу в Уфимское охранное отделение <… > я все-таки остался тверд в своем решении, имея ввиду, что перехожу на службу такого гуманного и вместе с сим высшего учреждения, как Департамент полиции, памятуя при этом, что труды и старания мои будут скорее оценены и получат должное вознаграждение, чем в Жандармском Управлении, где мало того, что нет движения по службе, но даже по ограниченности отпуска, не вполне оплачивается труд…»[269] Очевидно, большое количество просьб на имя Медникова свидетельствует о том, что по мере сил и возможностей он старался помогать своим сотрудникам.
Личные качества Е.П. Медникова демонстрируются и в доверительной переписке, которую он вел со своим бывшим начальником С. В. Зубатовым после того, как тот был уволен с поста главы Особого отдела в 1903 г. и отправлен на жительство во Владимир. Этой переписке не помешал тот факт, что самого Медникова едва не уволили вслед за Зубатовым. В архиве хранится циркулярное письмо исполняющего должность директора Департамента полиции Н. П. Зуева на имя начальников охранных отделений страны: «Уведомляю <…> что Надворный Советник Зубатов 19 сего августа уволен в двухмесячный отпуск и что заведывание Особым Отделом Департамента полиции поручено исправляющему должность начальника Санкт-Петербургского Охранного Отделения подполковнику Сазонову. Вместе с сим прошу Г.г. начальников Отделений объявить зав. наружным наблюдением, что сообщения Департамента полиции, перечисленные в “Инструкции филерам Летучего Отряда” и “филерам Охранных отделений”, кои посылались на имя Надворного Советника Медникова, впредь надлежит направлять, в течение двух месяцев, времени отпуска Г. Медникова, по адресу: Санкт-Петербург, Фонтанка, 16. Григорию Михайловичу Труткову»[270].
Медникову удалось остаться на службе, и он был одним из немногих людей, продолжавших поддерживать отношения с опальным и некогда влиятельным начальником Московского охранного отделения. Сохранились письма периода Первой революции. В них Медников подробно рассказывает об отношениях между чиновниками Департамента полиции, делится впечатлениями о бурной политической жизни, не забывает и о событиях, связанных непосредственно с ним самим. Письма тревожного и драматичного времени передают растерянность и обеспокоенность Медникова, не видящего выхода из сложившегося положения: «Каждый божий день по несколько убийствов, то бомбой, то из револьверов, то ножом и всякими орудиями; бьют и бьют чем попало и кого попало»[271].
Положение осложнялось и тем, что в предреволюционный и революционный периоды катастрофически не хватало агентов службы наружного наблюдения – филёров. В 1902 г. тогда еще обер-полицмейстер Москвы Д. Ф. Трепов писал директору Департамента полиции С.Э. Зволянскому: «Для осуществления наблюдения по г. Москве за лицами политически неблагонадежными в Московском охранном отделении состоит по штату 30 человек филеров. Из означенного числа людей третья часть почти всегда находится в иногородних командировках, неся службу Летучего отряда Департамента полиции, что вызывается все более и более увеличивающимся кругом деятельности Отделения. Подобное незначительное число филеров для Москвы является крайне недостаточным как по массе дела, так и по величине самого города, косвенным доказательством чего может служить то обстоятельство, что для таких городов, как Киев и Харьков признано необходимым держать 30 и 27 человек филеров, в Петербурге же число их доведено до 80… Не представится ли возможность увеличить с 1 сего апреля штат филеров Московского охранного отделения на 30 человек, положив на каждого ежемесячно по 50 рублей жалованья и по 30 рублей расходных (извозчики, суточные и конспиративные квартиры), что составляет в месяц 2400 рублей ежемесячного расхода»[272].
Об этом же, правда, другими словами, С. В. Зубатов сообщал начальнику Особого отдела Департамента полиции Л. А. Ратаеву: «Вследствие поступивших требований о командировании филеров Летучего Отряда в города Орел, Владимир и Варшаву имею честь сообщить Вашему Высокородию, что в настоящее время филеры находятся в 22 пунктах, в каждом из коих требуется не менее трех человек… Имея ввиду все возрастающие потребности розысков, как иногородних, так и местных, я покорнейше прошу Ваше Высокородие войти к Господину Директору с представлением о том, не будет ли признано Его Превосходительством возможным для увеличения состава Летучего Отряда ассигновать к 1 апреля сего года сумму, потребную для найма 25 человек с ежемесячным окладом жалованья в 50 рублей каждому. К сему уместным считаю присовокупить: благодаря своей малочисленности, филеры Летучего Отряда находятся в командировках иногда по 2 года, работая все время без строгого контроля, следствием чего является некоторый упадок дисциплины, постепенно забываются уроки, полученные в Москве, теряется прогрессивность навыка и сноровки, которая приобретается филером в постоянном общении с начальством и товарищами…»[273] В подтверждение прошения приводился финансовый отчет за 1897 г., из которого следовало, что 30 филёров тратили в месяц 405 рублей на разъезды, 500 – на найм лошадей, 60 – на вознаграждение дворников, 2050 – на содержание секретной агентуры, 100 – на содержание агентурных квартир. Расходы филёров по наблюдению рассчитывались отдельно[274]. В письме товарищу министра внутренних дел П.Д. Святополк-Мирскому 10 сентября 1900 г. С. В. Зубатов писал о том же: «Расширить Летучий отряд необходимо. Секретную агентуру желательно децентрализовать, ибо каждый офицер должен уметь вести ее, а филерскую службу желательно централизовать»[275].
К 1904 г. ситуация не изменилась. Так, начальник витебского ГЖУ 28 мая 1904 г. жаловался в Департамент полиции, что в Витебске и Двинске филёрами служило всего два человека, а негласное наружное наблюдение постепенно теряло смысл: «Но так как за несколько лет службы жители знают их хорошо в лицо и, в виду недостатка в количестве унтер-офицеров для обыкновенной текущей службы в Витебске и Двинске – вследствие исключительного положения дел с каждым годом все более и более растущего – их приходится отвлекать от филерских обязанностей, а с конца прошлого года одевать, по мере надобности, в форменную одежду, тем более что оставление их в статском платье, вследствие известности их населению, а главным образом наблюдаемым, теряет смысл, а заменить их новыми нет возможности – филерская служба их не может приносить той пользы, которая требуется от них, и потому сведения по существу устанавливаемых наблюдений добываются здесь через посредство участковых унтер-офицеров обыкновенным путем»[276]. Розыскные пункты в Белостоке, Гродно и Ярославле сигнализировали о том, что филёры не могли разнообразно одеваться для того, чтобы объекты наблюдения их не узнали: «Необходимо приобрести несколько перемен зимнего и летнего статского платья, которого в Управлении совсем нет»[277].
Революционные события способствовали кадровым перестановкам в Департаменте полиции. В июле 1905 г. исполняющим должность директора был назначен Петр Иванович Рачковский, ранее заведовавший заграничной агентурой. Из того, как Медников описывает изменившуюся в связи с этим назначением обстановку в департаменте, становится ясно, что он не избегал участия в различных внутренних объединениях и группировках: «…своя рубаха ближе к телу, ну, конечно, дело на заднем плане, а главное, своя политика, то есть поменьше дела, побольше слов… Мне кажется, 77. И. (Рачковский. – С. М.) не агентурный человек, мало он понимает эту отрасль, интрига на первом месте у него процветает»[278]. По мнению Медникова, одной из основных задач Рачковского было осуществление влияния на петербургского губернатора Д. Ф. Трепова, назначенного на эту должность 11 января 1905 г. В его письмах экс-обер-полицмейстер Москвы предстает крайне внушаемой личностью, зависимой от того, кто из подчиненных одержит верх за право пользоваться его доверием. Именно поэтому в кругах департамента считалось, что Трепов долго не продержится на должности, требующей ответственности, самостоятельности мышления и разумной решительности: «А Д. Ф. сильно под влиянием Петра Ивановича, а последний ему все сучит, то тот, то другой хочет видеть Д. Фед., а последний мякнет от удовольствия – да П. И. вывезли эти знакомства… Никого он близко не подпускает кД.Ф. Я раз забрался, но мне и досталось, влоск положили и уложили…»[279]
269
ГА РФ. Ф. 102. Оп. 316. Д. 461. 1909 г. Л. 275.
270
Там же. Л. 233.
271
Козьмин Б.П. Зубатов и его корреспонденты. М., 1928. С. 111.
272
ГА РФ. Ф. 102. Д-3. Оп. 100. Д. 7. Л. 6.
273
ГА РФ. Ф. 102. Д-3. Оп. 100. Д. 7. Л. 5.
274
Там же. Л. 7.
275
ГА РФ. Ф. 102. Оп. 316. Д. 538. Ч. 2. Л. 257.
276
ГА РФ. Ф. 102. Оп. 229. Д. 560. Л. 30.
277
Там же. Л. 28–29.
278
Козьмин Б.П. Зубатов и его корреспонденты. М., 1928. С. 111.
279
Там же. С. 113, 117.