Страница 25 из 25
Приведем несколько цитат из перлюстрированных московской охранкой писем из тюрьмы: «Если нет разрешения на свидание, приходи во вторник так, зайцем, это очень легко… Приходи как-нибудь, когда не бывает свиданий, т. е. среда, четверг, пятница, воскресенье… к начальнику тюрьмы и попроси его повидаться со мной. Он, наверное, пустит, ко многим таким образом ходят»[298].
«Не писал тебе до сих пор, потому что адреса твоего не помнил… В тюрьме живется весело… Пиши по старому адресу, мне будут доставлять потихоньку. До сих пор не допрашивают. Я исключен из Универа без права поступления, но надеюсь поступить»[299].
«…Я и мои товарищи по Бутыркам, как я вам уже писал, отправляем все потребности культурного человека, удовлетворяем каждой своей прихоти и вообще не терпим каких-нибудь особенных лишений»[300].
Впрочем, в последних строках сквозит нескрываемая ирония, которая может служить подтверждением как жестких порядков, так и нарушений режима.
Продолжением массированной кампании Московского охранного отделения по информационному вбросу в Особый отдел стало отношение товарища прокурора московского окружного суда. В нем были представлены тезисы, подтверждающие и дополняющие жалобы московских полицейских на московские тюрьмы. Товарищ прокурора писал, что «в башнях происходит между собой общение заключенных в одиночных камерах лиц», «сношение с волей путем отправки через прислугу писем», «арестованные получают новинки нелегальной литературы, корреспондируют в заграничные нелегальные органы, условливаются относительно побега при отправлении в места ссылки, запасаясь для сего не только деньгами, но и подложными паспортами», «производят переговоры через зеркало», «при свидании мужа с женой допускается исполнение супружеских обязанностей (подчеркнуто в документе. – С.М.)»[301]. Московские пересыльные тюрьмы фактически превращались в центры подготовки будущего побега арестантов.
Через несколько дней, вероятно, в ответ на жалобы со стороны Московского охранного отделения, администрация Центральной пересыльной тюрьмы ужесточила порядки и отказала в свидании с посетителями, не получившими пропуска в полиции. В ответ на это заключенные отказались от свиданий и объявили забастовку, сопровождавшуюся вывешиванием двух красных флагов и требованием свободы стачек.
Об этом инциденте отчитывался в Департамент полиции московский обер-полицмейстер Д. Ф. Трепов: «Вечером же начальник конвойной команды обратился ко мне по телефону с ходатайством о назначении на усмирение команды воинской части, ввиду появления в окнах тюрьмы отблесков огня и возможности вследствие сего возникновения серьезного беспорядка. Запрошенный по сему поводу, по телефону, Губернатор отозвался полным неведением обо всем доложенным мной»[302].
Студенты жгли соломенные матрацы, флагами оказались красные рубашки, бунт вызвал большое скопление народа вокруг тюрьмы, но важно не это. Секретное обращение обер-полицмейстера в Департамент полиции преследовало две цели: продемонстрировать уровень распущенности и независимости арестантов, а заодно свести счеты с губернатором Москвы А. Г. Булыгиным, являвшимся последовательным противником эксперимента по легализации рабочего движения, руководителями которого были Зубатов и Трепов[303].
Подавление студенческих восстаний в тюрьме повлекло за собой еще большее противодействие сторон. Уже 19 марта перлюстрируется еще одно написанное заключенным письмо несколько странного содержания. В разгар экстраординарных событий, фактически побоищ между арестантами и полицией, некто Вадим Руднев пишет госпоже Мазуренко в Лозанну: «В то время, пока мы здесь в Якиманской тюрьме объедаемся всяческими приношениями, в Бутырках происходит нечто ужасное. В ответ на притеснения всякого рода, с неделю назад заключенные объявили голодовку. Два студента – Дигуров, медик 3 курса, и Петерсон – уже умерли – случаи цинги, курсистки легли в больницы. Вчера на аудиенции женщина стреляла в Трепова… Она подошла, вытянула руку и сказала: “Архангельск”. Он схватил ее за горло»[304].
Стилистика перлюстрированных за весну – лето 1902 г. писем резко меняется. Характерно, что даже после разгромных событий марта 1902 г. возможность отправлять письма на волю у заключенных осталась. В жалобах на тюремные порядки арестанты не забывали проводить параллели с тем, что было раньше: «…наша башня превратилась из гостиницы в тюрьму»[305]. Интересно, что факт превращения тюрьмы в тюрьму обескураживал и расстраивал заключенных. Объектом критики арестантов была и тюремная больница: «палачи и шпионы в роли врачей» отбирали вещи у поступивших и выдавали грязные халаты «непосредственно от заразных больных, в том числе сифилитиков»[306]. В больнице не гнушались успокоением больных посредством смирительных рубашек: «…и лежит больной по целым часам, отправляя естественные надобности на месте»[307].
Безусловно, радикальное ужесточение тюремных правил было вызвано целым рядом акций заключенных, в числе которых можно выделить попытки празднования 1 мая, обмен письмами, цветами и адресами, распространение нелегальных произведений, пение «Марсельезы» и других агитационных песен. Беспорядки, наблюдающиеся в московских тюрьмах, имели причиной равнодушие, а иногда и откровенные симпатии тюремной администрации к политическим арестантам, недостаточный контроль со стороны агентов охранных отделений, продолжительное и безосновательно затягивающееся следствие и долгое пребывание нелегальных в пересыльных тюрьмах, отсутствие надежных и бесперебойных информационных каналов, благодаря которым политическая полиция могла бы получать необходимые сведения.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
298
ГА РФ. Ф. 102. Оп. 230. Д. 125. Л. 31.
299
Там же. Л. 36.
300
Там же. Л. 37.
301
ГА РФ. Ф. 102. Оп. 230. Д. 125. Л. 30.
302
Там же. Л. 42.
303
ГА РФ. Ф. 63. Оп. 21. Д. 1090. Т. 2. Л. 139.
304
ГА РФ. Ф. 102. Оп. 230. Д. 125. Л. 67.
305
Там же. Л. 94.
306
Там же.
307
ГА РФ. Ф. 102. Оп. 230. Д. 125. Л. 94.