Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 13 из 25



Встречи с подследственными чередуются с полезными командировками: так, 5 ноября 1900 г., по собственному признанию, Зубатов вернулся из Гродно: «Вернулся в воскресенье, 5 ноября, из командировки. Проговорил за это время 33 часа. Забастовка у Шершеневского работницами (130 человек) проиграна. 30 папиросниц стали на работу, вместо забастовавших запаковщиц. Полиция не арестовывала. Революционная интеллигенция, подбившая их на забастовку, жестоко потрясла свой авторитет. Имевшие, в случае благоприятного исхода, стать – пекари, портнихи, Харина, Лапина и др. – от своей мысли отказались, сконфуженные инцидентом»[157]. Эта поездка, вероятно, была совмещена с посещением Варшавы 31 октября, о котором Сергей Васильевич писал П.Д. Святополк-Мирскому: «Завтра, во вторник, 31 октября, со скорым поездом еду на свидание, в Варшаву. Проживу нелегально, на имя Павлова, и ни с кем из тамошних, кроме Сачкова, не увижусь. В отлучке пробуду 5–6 дней. Чтобы не задерживать дела, не откажите продолжать писать на мое имя. Вскрывать будет Е.П., а отвечать записками Сазонов»[158].

В 1901 г. организуются общества взаимопомощи рабочих в Москве и других городах: некоторое время рабочие под контролем агентов полиции пытались бороться за свои экономические права и заниматься образованием.

Розыскные способности и успешные экспериментальные действия С. В. Зубатова на посту начальника Московского охранного отделения способствовали его повышению: в октябре 1902 г. он был назначен заведующим Особым отделом Департамента полиции.

Однако проработав в этой должности всего 10 месяцев, Зубатов был уволен министром внутренних дел В. К. Плеве в августе 1903 г. Как пишет исследователь дореволюционной полиции Ю.Ф. Овченко, «стачка юга России вызывала серьезную угрозу для Плеве, который как глава политической полиции не смог ее предвидеть и предотвратить… Плеве ничего не оставалось, как пожертвовать Зубатовым. Среди недругов начальника Особого отдела распространялись слухи, что стачка в Одессе была организована полицией. Ее непосредственным исполнителем был Шаевич, действующий под руководством Зубатова. Немалую роль в его устранении сыграл и сам Витте. Поддерживая промышленников, Витте противодействовал Зубатову, который и в Петербурге стремился к легализации рабочего движения»[159]. Зубатов был выслан во Владимир, где и проживал с женой и сыном Николаем. Известно, что в этот период с ним хотел встретиться публицист и издатель В. Л. Бурцев, но так как Сергей Васильевич не хотел приезжать в Москву, встреча не состоялась. Перепиской Бурцева с Зубатовым интересовалась пресса: к примеру, в 1911 г. газета «Голос Москвы», цитируя письмо Зубатова, содержащее высокие оценки в адрес Д. Ф. Трепова, иронично комментировала: «Зубатов претендует на роль отца русской конституции»[160].

Во Владимире Зубатов переписывался с бывшими коллегами и сотрудниками; особое место в этой переписке занимает несправедливо обойденное исследователями эпистолярное общение Сергея Васильевича со своей бывшей секретной агенткой З.Ф. Жученко-Гернгросс (в письмах Зубатову подписывалась как «Зинаида Жукова». – С.М.)[161].

Первое известное письмо Жукова отправила из Лейпцига во Владимир, в дом Тарасова на Дворянскую улицу, 11 января 1904 г.: «Schau, schau, и вы, дорогой друг, собираетесь повидать свет и, правду сказать, пора будет вам оглянуться и посравнить воочию, а не с птичьего полета. Оставьте дома тоску и всяческие искания, приезжайте “знатным иностранцем” и повидайте действительно широкие горизонты… После таких этапов, как Москва, Питер и вдруг Владимир, с широкими, тихими горизонтами, для довершения крайностей, Германия – совсем разумное дело. Письмо ваше всколыхнуло мои “тихие воды”…»[162] На это довольно фривольное письмо Зубатов отвечал обстоятельно, рассеивая сомнения бывшей сотрудницы относительно материального обеспечения: «Могу вас уверить и успокоить, что происшедшие перетоны на вас нисколько не отразились, и вы будете также и впредь гарантированы от материальных невзгод. В этом я получил уверения»[163].

В этом же письме Сергей Васильевич, с одной стороны, воспевает тишину и спокойствие провинциального города, а с другой – старательно скрывает пробивающуюся между строк тоску: «В настоящее время ушел с головою в зубрежку немецких вокабул, этимологий и синтаксисов. Это и полезно, и нравственно успокоительно. В нашем городе нет ни театра, ни чего-либо иного. Безлюдье на улицах и отсутствие какой-либо общественной жизни… Жене и мне сие особо нравится. Газеты получаются из Москвы в тот же день, и по ним можно не отставать от жизни. Звон многочисленных церквей напоминает Москву – и я в родной сфере. Если мой немецкий окажется к Пасхе в больших онерах, то, может быть, проедусь летом в Германию, чтобы повидать жизнь воочию, а не так, как я привык видеть до сего времени. Конечно, повидаемся и вспомним старину»[164]. Поездка Зубатова в Германию не состоялась, и Жукова не скрывала глубокого разочарования: «Милый плюс моего Лейпцигского “пленения” – ознакомление с социал-демократическим течением – является хорошей мне помощью не предстать перед братией в состоянии спящей или спавшей царевны… При этом я, как всегда и везде, думаю о вас, дорогой друг, и как мне больно было узнать, что поездка не сбылась: буду надеяться, что этот план отложен, а не сдан в архив»[165]. В ответ Зубатов поделился мыслями, вероятно, присущими ему на протяжении всего периода, начиная с увольнения из Особого отдела: «Неоднократно приходилось нам с вами обсуждать, что за оказия такая, что над хорошими людьми тяготеет часто какой-то гнусный рок, и на вас это было особо явственно»[166].

В последнем письме Жуковой от 11 мая 1904 г. Зубатов жаловался на здоровье: «Спасибо вам сердечное за внимание к моим глазам и вообще к моей особе. После операции я, боясь сначала шрифта, отодвинул на задний план немецкий, а потом обнаружилось столько позапущенного на отечественном языке, что я со страстью упиваюсь возмещением пропусков, и надежду на заграничное путешествие пришлось отложить»[167].

Несмотря на потерю влияния и проблемы со здоровьем, Сергей Васильевич не забывал давать своим друзьям по переписке советы (к примеру, советовал Жуковой изучать ницшеанство, символизм и неокантианство[168]), а порой и не стеснялся выступить в роли «доморощенного психолога», поучая некую Прасковью Алексеевну Семенову: «Такого фантазера и глупого человека на выстрел подпускать к серьезным делам нельзя. Этот психопат вас по миру пустит и сделает это с самым простодушным видом. Он вас так изучил и влез в ваше доверие, что вы черное в его поведении считаете за белое и наоборот. Я убежден, что он вас разорит, и теперь же настоятельно вам советую: изгнать его с глаз своих долой и впредь его к себе не пускать. Если этого не сделаете, то будете несчастным человеком»[169].

30 ноября 1904 г. последовало распоряжение министра внутренних дел П.Д. Святополк-Мирского о снятии ограничений с проживания и назначении С. В. Зубатову ежегодной пенсии от Департамента полиции в размере 5000 рублей, однако в Москву он переехал только в 1910 г.[170]

157

ГА РФ. Ф. 102. Оп. 316. Д. 538. Ч. 3. Л. 295.

158

Там же. Л. 293.

159

Овченко Ю.Ф. Охранка и зубатовщина. М., 2017. С. 275–276.

160

Цит по ГА РФ. Ф. 102. Он. 316. Д. 538. Ч. 1. Л. 21.

161

Эта переписка, без указания на номера архивного фонда, описи и дела, впервые опубликована в книге: Щеголев П. Е. Охранники и авантюристы. М., 1930; Переизд.: Он же. Охранники и авантюристы. Секретные сотрудники и провокаторы. М., 2004. С. 245–251. Публикация содержит небольшие купюры, порядок писем, по сравнению с архивным делом, перепутан. Письма опубликованы единым текстом, сопровождаются ироничными комментариями автора издания, например: «Если не знать, в чем дело, никогда не придет в голову, что стать кузнецом собственного счастья, на языке автора письма, значит, поступить в секретные сотрудники!» (Щеголев П. Е. Охранники и авантюристы. Секретные сотрудники и провокаторы. М., 2004. С. 248).



162

ГА РФ. Ф. 571. Оп. 1. Д. 17. л. 1.

163

Там же. Л. 4.

164

Там же.

165

Там же. Л. 6.

166

ГА РФ. Ф. 571. Оп. 1. Д. 17. Л. 7.

167

Там же. Л. 8.

168

Там же. Л. 7.

169

Там же. Л. 5.

170

Более подробно см.: Овченко Ю.Ф. Охранка и зубатовщина. М., 2017. С. 286–288.