Страница 12 из 14
Роше молчал. Удача — понятие эфемерное, рассчитывать на неё не следовало, но он понял, о чём говорит Йорвет, и теперь чувствовал, как тот груз, что всё это время давил ему на плечи, становится чуточку легче.
— Я закончил, так что, думаю, нам стоит двигаться дальше, если не хотим здесь застрять — Йорвет, наконец, закрепил все ремни, вставил меч в ножны и выпрямился, глядя на Роше.
Тот кивнул и поднялся со своего бревна.
***
Некоторое время они шли молча, лишь сухие ветки изредка хрустели под ногами. Роше снова перестал следить за дорогой, постепенно погружаясь в свои мысли, теперь уже чуть менее мрачные и тревожные. Из раздумий его вывел голос Йорвета:
— Скажи, а как так вышло, что когда все едут к югу, бить «черных», вы двигаетесь на север, стараясь ни во что не ввязываться?
Роше не ответил, удивлённый не столько сутью прозвучавшего вопроса, сколько интонацией, с которой он был задан — в голосе Йорвета не было ни грамма привычного яда, словно его действительно интересовала мотивация Роше.
— Можешь, конечно, не отвечать. Едва ли эта информация пригодится мне на практике — сомневаюсь, что наши интересы сейчас хоть сколько нибудь пересекаются. Я спрашиваю из искреннего интереса. Зная тебя и твоё чувство долга, я ожидал, что ты отправишься на фронт в первых рядах.
Роше поколебался. С одной стороны, пусть он и понимал, что Йорвет сейчас говорит правду, идея выдавать ему свои планы всё равно казалась безумием. С другой стороны — возможно, его воодушевил тот факт, что каких-то полчаса назад они впервые общались не как враги, а может он просто устал таскать всё это в себе, но почему-то он вдруг решил ответить честно.
— Поначалу так и было. Но, когда после очередной атаки от нашего отряда осталось человек десять, мне пришлось пересмотреть свои планы. Мы собираемся добраться до Новиграда — там кое у кого, желающего побороться за свободный Север, есть ко мне некое предложение. Не то что бы я сильно на него рассчитывал, но попробовать стоит.
— Это разумно, — ответил Йорвет. — Правда, советую тебе быть осторожнее, принимая подобные предложения, особенно если их делает тот, о ком я думаю. Такие, как он, могут наговорить множество красивых слов. На деле же всё, как правило, сводится к тому, что они просто хотят, чтобы каштаны из огня за них таскал кто-нибудь другой. Очень жаль сейчас, что я не сразу это понял.
— Знаю. И именно поэтому уже заранее не слишком ему доверяю. Но когда ситуация настолько паршива, глупым было бы отбраковывать подобные варианты, даже не попробовав. Если предложенное меня не устроит, вернусь сюда. Вероятно, как раз для того, чтобы погибнуть с оружием в руках, — Роше невесело усмехнулся.
— Что ж. Может, тебе с твоим выбором повезёт больше, чем мне с моим когда-то.
— Может, — эхом откликнулся Роше. — А ты? Я, честно говоря, удивился твоему появлению ещё и потому, что думал, ты погиб во время штурма Вергена. Слышал, там была настоящая мясорубка и город просто сравняли с землёй. Как тебе удалось это пережить?
Ответа не последовало. Он перевёл взгляд на Йорвета. Тот, щурясь, смотрел вверх, на тонущие в тумане кроны деревьев, прочитать выражение его лица Роше так и не смог, и поэтому снова уставился себе под ноги. Пауза затягивалась. Повисшее молчание снова казалось каким-то тягостным, и, когда Роше уже начал жалеть, что спросил, он вдруг услышал ответ:
— Мне удалось это пережить потому, что когда нильфы ровняли Верген с землёй, меня там не было. Мои отряды покинули город за несколько недель до того, как это произошло.
Роше приподнял брови.
— Но ведь буквально накануне Хенсельт отказался от всех прав на эти территории, признав Нижнюю Мархию независимым государством, Саскии удалось сплотить вокруг себя представителей самых разных рас, вы праздновали победу…
— А когда праздник закончился, вдруг выяснилось, что это сплочение распространяется далеко не на всех, — вдруг резко перебил его Йорвет.
Роше не слишком удивился услышанному. Среди сторонников Саскии, насколько он успел узнать, оказались представители самых разных рас и сословий, и он догадывался, что часть из них, помимо верности Аэдирнской Деве, могли объединять ещё и личные счёты к Йорвету и его «белкам». Но почему-то Роше казалось, что эта история куда глубже и сложнее, чем он может себе представить, и другого шанса узнать её у него уже не будет.
— Но ты и твои бойцы — во время осады войсками Хенсельта, вы защищали город вместе со всеми, точно так же рискуя жизнями. Неужели Саския не сумела донести эту мысль до своих же подданных?
Задав последний вопрос, Роше тут же пожалел об этом. Боковым зрением он уловил, как Йорвет вздрогнул и сжал зубы. Роше почувствовал, что затронув эту тему, он, похоже, грубо нарушил то хрупкое подобие равновесия, что установилось между ними с тех пор, как они выбрались из тумана. Это вдруг ощутилось им, как что-то неправильное, и он, неожиданно для самого себя, поспешил добавить:
— Мы можем оставить этот разговор, если ты не хочешь его продолжать. Но, если дело в этом, — я спрашиваю не из желания тебя уязвить, и не за тем, чтобы потом использовать эту информацию против тебя. Как ты сам сказал до этого, едва ли наши интересы по-прежнему пересекаются.
На этот раз Роше уже точно не ожидал ответа, и поэтому был очень удивлён, когда Йорвет, после небольшой паузы, всё же заговорил.
— У Саскии не было никаких проблем, чтобы донести любую свою мысль до кого угодно. Проблема была в том, что в некоторые свои идеи она сама, как выяснилось, верила куда меньше, чем ей казалось.
Его голос звучал ровно и спокойно, но в то же время, в нём проскальзывала какая-то горечь, бездонная и бесцветная — такая же, как небо над их головами.
— Отправляясь за Саскией в Верген, мы действительно верили в то, что кому-то, наконец, удастся изменить сложившуюся ситуацию. Что представители разных рас смогут жить в мире и не бояться, не ненавидеть друг-друга. Что наша борьба наконец-то обрела смысл. Даже я в какой-то момент начал в это верить, — Йорвет усмехнулся. — И после той победы мы были героями. Казалось, все наконец поняли, на чьей мы стороне, что нас и правда перестали считать мясниками и убийцами. Но, стоило всей этой эйфории немного остыть, как снова начались разговоры за спиной, выпады в нашу сторону и мелкие стычки. Формально мы были частью нового общества, фактически же — мало кто действительно хотел нас в него принять.
Роше покачал головой. Пока история звучала именно так, как он и предполагал.
— Саския говорила, что так этого не оставит, — продолжал Йорвет. — Она, как и в начале, словом и делом показывала, что по-прежнему верит мне и моим бойцам и искренне желает, чтобы это место стало для нас домом. Но постепенно во всём этом начала ощущаться какая-то фальшь. Поначалу я думал, мне это только кажется, но чем дальше, тем больше я был в этом уверен. Что самое паршивое, это чувствовали и все вокруг — местные краснолюды, аэдирнская знать и рыцари, крестьянские ополченцы, которых привела Саския. Последние, в итоге, как раз и решились выступить открыто. Они заявили, что не хотят, чтобы среди них находились бывшие скоя’таэли, сказали, что не понимают, как им объяснять своим детям, почему по соседству спокойно живут безжалостные головорезы, на счету каждого из которых не один десяток убитых гражданских. Их поддержали и дворяне с рыцарями. Краснолюды воздержались, но, пусть их и было большинство, ситуация заметно накалилась. Саския пыталась их урезонить, но казалось, она сама не верит в то, что говорит, и в тот вечер все остались при своём. Я понял, что дальше тянуть смысла нет и вызвал её на разговор наедине.
Йорвет скользнул взглядом по верхушкам деревьев.
— Поначалу она говорила всё то же, что и обычно. Что доверяет мне ровно в той же мере, как и каждому, кто сражается вместе с ней за одно дело, что для скоя’таэлей здесь всегда найдётся место, а общественное мнение изменится со временем. Я прямым текстом озвучил ей свои сомнения. После этого, понимая, что темнить бесполезно, она также ответила максимально прямо. Саския призналась, что в глубине души понимает и крестьян, и рыцарей — мы действительно убийцы и террористы. Что она помнит, с каким ужасом говорили о скоя’таэлях жители её деревни во время войны — они боялись «белок» больше, чем нильфгаардских солдат или эпидемии чумы. И то, и другое было от них ещё далеко, а скоя’таэли нападали с тыла, и всегда могли застрелить случайного путника, зашедшего в лес, или сжечь деревню, перед этим вырезав всех жителей. Она сказала, что глядя на меня, не может не думать: то, что мой отряд мог точно так же явиться в её деревню, а лично я — отрубить руку человеку, который её приютил — это всего лишь вопрос вероятности. Впрочем, — Йорвет усмехнулся, — Не мне тебе об этом рассказывать.