Сообразим на троих

Брат, однозначно, брат! Но он же помрет от беспокойства, если будет видеть, в каком я состоянии. И Лариса будет нервничать, все будут нервничать! Если вспомнить, что брат чуть не сломал руку медбрату, который при нем ставил мне капельницу, просто за то, что “этот эскулап” посмел меня колоть, лучше бы ему держаться подальше от хирургов. Блять, это настолько дерьмовая ситуация, что у меня просто нет выбора!

— Но только потому, что ты будешь калечить докторов, — сдаваясь, я вздохнул, — если он будет меня бесить, я его нахер выгоню и найму нормальную сиделку.

— Договорились, — даже не улыбнулся. Явно недоволен моим решением, но должен понимать, что это единственный адекватный вариант, — кстати, насчет денег. У тебя там на все хватает? Добавить?

— Нет, я уже все оплатил, все нормально, — в животе заурчало, отдалось болью, и я поморщился, — принесешь мне крови?

И не подумав встать, брат оттянул ворот футболки и подставил мне шею. Сглотнув, я придвинулся поближе. Если я заведусь, он это точно учует, но отказать невозможно, когда такой соблазн.

С наслаждением погрузив клыки в его кожу, я прикрыл глаза. Горячая, вкусная, густая кровь оборотня, как ебаный нектар. Вытащив клыки, я вставил кончики языка в ранки, чтобы направить поток и не дать проколам зарасти. Торопливо сглатывая, я вцепился в его мощное плечо, жмурясь от удовольствия и прижимаясь грудью. Брат крепко ухватил меня за талию, тихо зашипев, когда я шевельнул языком в ранке, и я едва не захлебнулся от оглушительного прилива возбуждения.

Он дернулся было, будто хотел отшатнуться, но заставил себя остаться на месте, скрипнул зубами. От отвращения, наверное.

— Знаю, я мерзкий, — отвернувшись, я уткнулся лицом в подушку.

— Нет, я… — правильно, нечего возразить. Да, он принял мою ориентацию, но это не значит, что он готов принять ее направленность на него. — Прости.

— Это ты прости, — на душе было так погано, что хотелось сдохнуть. Мы оба знаем, что он не задел мою эрогенную зону, хотя завелся я так сильно, будто задел. Отвратительно хотеть своего брата, отвратительно, — я люблю тебя без гейства, правда, просто ты… Ты мой ебучий идеал, я хочу тебя.

— Я знаю, — погладив меня по голове, брат тяжело вздохнул, — просто раньше не было такого, когда ты пил меня.

— Потому что ты меня обнял, — глухо признался я, — наверное, больше не будешь так делать, да?

Я так люблю с ним обниматься, не потому, что возбуждаюсь от этого, а потому, что он большой, теплый и уютный, с ним всегда как дома.

— Кто тебе сказал? — перебравшись через меня, брат притянул меня к себе, давая обнять за шею и спрятать лицо на плече. — Я люблю тебя, гомосек ты недоебанный.

— Я би, вообще-то, — шмыгнув носом, я все же улыбнулся.

Кажется, брат готов принять все, плохое и хорошее, что есть во мне. Разве я могу его расстроить еще сильнее?

Ларисе мы так ничего и не сказали. Весело собрались, весело поехали на вокзал, весело попрощались перед поездом, весело помахали друг другу в окно. Я видел, как напряженно хмурится брат, пока она не смотрит, он буквально выпрашивал разрешение остаться одним взглядом. Когда вагон дернулся и поехал вслед за составом, я позволил себе стереть с лица улыбку и вздохнуть. Брат окажется в своей любимой семье-стае, будет меньше волноваться, чем если был здесь. Так будет лучше для него. Послезавтра утром я приеду в клинику, меня подготовят к операции и вырежут две опухоли из трех. Все будет хорошо. Я смогу прожить еще немного дольше, может, протяну целый год. Хорошо бы умереть после рождения племянника, хотелось бы его увидеть, да и брату будет легче пережить все в заботах о младенце. Блять, когда я уже начну думать о себе?

Уже темнеет, скоро приедет Никита. Решили, что, раз в стационаре я могу полежать только три дня из каких-то там конспираторских соображений, жить мы будем у нас с братом. В конце концов, дома и стены помогают, верно? Хотя почему они боятся, что медсестры заметят странности, если моя регенерация снизилась до человеческой, я так и не понял. Видимо, правила такие просто для всех вампиров без исключений. Оборотней с их невероятной скоростью заживления нанесенных не серебром ран вообще не больше суток держат. Одно хорошо — мне сделали скидку на регенерацию в плане операции. Инструменты будут не титановые, а просто стальные. Может, вдохновлюсь и после операции сделаю несколько безделушек из хирургической стали…

На такси добираясь до дома, я попросил высадить меня у недавно открывшейся кофейни. Мы с братом как-то забегали сюда перекусить, вполне уютно. Хотя, конечно, он не мог не поворчать, что чизкейк суховат, кондитер-маньяк. А пидар этот пусть меня ждет, я хочу кофе и сладенького.

Когда вертишься в сфере нетрадиционно-ориентированных людей, сразу начинаешь видеть намеки даже там, где их нет. Может быть, парню просто нравится мой свитер, подумаешь, украдкой разглядывает меня. А он ничего, темноволосый, высокий, складный, хотя, конечно, худоват, я люблю подкачанных. Пара улыбок при пересечении взглядами — и официант принес мне пирожное “от вашего знакомого за тем столиком”. Ну что же, трудно не разглядеть намек, он тут явно есть. Как парень рискует, натурал, вроде моего брата, мог бы за такое этим пирожным в морду засветить. Но рискнувшему симпатяжке, кажется, перепало шампанское…

Он поравнялся со мной в дверях, несколько смущенно представился. Какая невинная прелесть, посмотрите-ка.

— Леша, — ответив на рукопожатие, я подбадривающе улыбнулся.

Дима осмелел, заулыбался, начал говорить о погоде. Я даже почувствовал себя лучше. Все ебля и ебля, никакой романтики в жизни, а тут вот какое милое знакомство. Он просто человек, но это не великая проблема, в принципе. Тем более, я вряд ли буду уже заводить отношения, не хочется, чтобы еще один человек страдал от моего ухода в мир иной. Но пофлиртовать вполне можно, а то вот врач же сказал, что перед плановой операцией лучше бы не напрягаться морально, быть расслабленным. Так что, пожалуй, можно и развлечься.

— О, только не это, — вдруг пробормотала невинная прелесть, глядя вперед. Я тоже посмотрел — Никита стоит, прислонившись к крылу машины, — я всегда знал, что духи с феромонами действуют, но он прям вообще восприимчив.

— Духи с феромонами, — без эмоций повторил я, не останавливаясь.

Никита как-то съежился, хотя Дима, наверное, считает, что он нас не слышит.

— Ага, я ему в баре кое-чего подсыпал, духами побрызгался, и он меня чуть на части не порвал, — мы уже были довольно близко, и я с легкостью заметил, как яростно оборотень раздул ноздри, выпрямляясь, — тебе, кстати, как? Уже начало действовать? Можем и его взять с собой.

— Прости, со мной такое не работает, — перехватив кулак взбешенного мужчины, я тихо его предупредил: — убьешь.

Кто же с такой силой собирается бить обычного хрупкого паренька-блядину?

— Убью, — решительно рыкнул Никита, отдергивая руку и чуть отступая.

— Лучше выеби, — доверительно предложил я, похлопав ничего не понимающего человека по плечу, — видишь, как он похож на меня? В тот раз тебе же понравилось? Давай, вперед! Докажешь мне еще раз, что все твои ебучие клятвы нихуя не стоят, а ты сам просто похотливая скотина.

— Леш, — он попытался ухватить меня за запястье, но я отступил на шаг назад.

— Не трогай меня, уебок, — процедил я сквозь зубы, — давайте, ебитесь, дети мои, совет вам да любовь, а я пошел.

Отпихнув Никиту плечом, я поднялся по ступенькам к двери подъезда, пытаясь нашарить в кармане ключи. Все, чего я хочу — горячая ванна и обезболивающее и обезболивающее для души. Хотя не уверен, что таблетки хорошо сочетаются с вискарем, лучше просто нажрусь, вот. Надо будет только перед операцией анестезиологу это сообщить.

Он вошел за мной следом, стоял за спиной, молчал и вместе со мной ждал лифт. И от того, как понимающе и покорно он себя вел, меня только сильнее тянуло блевать. Типа еще и не виноват оказался, да? Опоили, одурманили, накачали, блять. Но он трахал другого, этого ничто не изменит, это я никогда не смогу забыть и простить. Он прикасался к нему руками, которыми потом прикасался ко мне, без зазрения блядской совести, он ебал его тем же членом, целовал тем же ртом. Дрочил ему, наверное, да, хорошо, когда у твоего пассива стояк. Может, даже в рот взял. И я после такого должен сказать что-нибудь типа “ну ладно, раз тебе что-то подсыпали, иди ко мне, любовь моя”, да? Так, что ли? Хуюшки.