Воронья Кость (ЛП)

Благодаря мастерству и силе, Мурроу одним нисходящим ударом огромного топора перерубил шею лошади, затем лезвие взмыло вверх и достало падающего всадника, снеся ему голову и часть плеча. Ирландец твёрдо стоял на ногах, словно скала, а тем временем обезглавленная парочка пропахала в песке кровавую борозду слева от него. Остальные всадники, думая лишь о бегстве, растекались перед ним направо и налево, направляясь к флангам строя.

Воронья Кость этого и ждал, он спокойно стоял за стеной щитов и наблюдал, как и подобает настоящему ярлу; когда он увидел, что всадники охватывают их с флангов, то отправил туда воинов, стоявших в задних рядах. Олаф был так увлечён боем, что не заметил всадника в белом плаще, который сшиб лошадью Ровальда, отбросив того в сторону.

Лишь отчаянный крик, что издал лорд в белом плаще, подбадривая себя, заставил обернуться Воронью Кость. Мгновением позже что-то сильно ударило по кромке его щита, Олафа развернуло, в глазах закружились звёзды; он понял, что это упал Ровальд, услышав, как тот охнул при падении. "Нет", — подумал он, в голове царила необычайная тишина, что показалось ему среди окружающего безумия очень странным. "Я не погибну в женском платье. Я не переживу такой позор."

Воронья Кость сам едва понял, как ему это удалось, он присел так низко, что коснулся задницей жесткой травы и песка, крутанулся на одной ноге и рубанул по ногам лошади, а тем временем длинный меч всадника прочертил серебряную дугу над его головой, и обратным ударом срезал конский волос с верхушки его замечательного шлема.

Лошадь пронзительно, высоко заржала, один путовый сустав хрустнул, второй был перерублен почти полностью. Она зарылась мордой, взметнув фонтан песка, пронзительное ржание поглотило хриплый вопль выброшенного из седла и рухнувшего на землю всадника.

Воронья Кость вскочил и бросился к нему, еще до того, как всадник замер. Лорд Дайгальд, запутавшись в окровавленном белом плаще, неуверенно поднялся на ноги, взметнув брызги мокрого песка, и увидел перед собой высокого безбородого юношу, разноцветные глаза которого свирепо сверкали, словно раскалённое стекло. Он даже успел удивиться, почему на юноше надето женское платье.

У лорда Галгеддила был длинный нос, аккуратно подстриженная борода и удивлённые голубые глаза. Мать когда-то любила это лицо, но Воронья Кость, дрожа от гнева и страха, что-то прорычал в яростном исступлении и изрубил это лицо в кровавую кашу.

Когда он пришёл в себя, всё уже было кончено. Несколько всадников спасались бегством, кони без седоков скакали следом. Рядом жалобно ржала лошадь, одна нога была вывихнута. Воин отползал на руках, кашляя и чертыхаясь, Кауп, ухмыляясь, схватив того за волосы, полные песка и крови, задрал ему голову, а затем с ужасными звуками перерезал несчастному глотку.

Воины стояли, тяжело дыша, разинув рты, кого-то выворачивало, их охватило недоумение и безумное ликование, ведь они выжили. С некоторыми так происходило после каждой битвы, никто не попрекал их за это; невредимые посчитали эту битву удачной для себя и сразу же принялись обшаривать мертвецов. В поисках добычи воины не брезговали даже окровавленными трупами, они искали везде — в паху, подмышками, в сапогах. Отовсюду несло дерьмом и свежей кровью.

Чуть пошатываясь, Воронья Кость подошёл к лежащей лошади мёртвого лорда, которая била копытом песок, конь пронзительно ржал от боли, и Олаф двумя ударами оборвал жизнь животного. Ржание прекратилось, опустилась тишина, словно бальзам в уши.

— Добрая битва, — прозвучал чей-то голос, Воронья Кость обернулся и увидел большое ухмыляющееся лицо Мурроу, оказавшегося рядом, на одном плече огромный топор, на другом пухлый мешок с добычей. Он взглянул на мертвеца в залитом кровью белом плаще и одобрительно кивнул.

— Я уж подумал, что этот достал тебя, а ты ловко его одурачил, — добавил ирландец. Воронья Кость умолчал о том, что и сам было решил, что ему пришёл конец. Мар быстро обыскал лорда, нашёл рубленое серебро и безделушки. Он сунул добычу в мешок Мурроу, ирландец собирал добычу для Вороньей Кости. Мар мельком взглянув на меч лорда, не осмелившись прикоснуться к оружию.

Хороший знак, подумал Воронья Кость. Мар ещё не знал, как принято делить добычу в Обетном Братстве — они делили всё, кроме оружия и кольчуг, которые принадлежали ярлу, он мог раздать их или оставить себе, так что Мар поступил правильно. Конечно, каждый утаивал какую-нибудь безделушку, рискуя, что кража может быть обнаружена, а за это следовала потеря всего, что имеешь и крепкие объятья боли — истинного друга Обетного Братства.

Воронья Кость старался не смотреть на Мара или на изуродованное лицо лорда Галгеддила, пытаясь выглядеть спокойно, словно кубок из голубого стекла, поэтому он обернулся и прикрикнул на Кэтилмунда, чтобы заканчивали с мародёрством и грузились на корабль.

Он поднял меч лорда: это оказался прочный франкский клинок с вытравленной гардой и массивной трёхгранной рукоятью, обёрнутой плетёной кожей. Простое, рабочее оружие, не разукрашенный меч юного лордика, а настоящий боевой клинок; но всё же это был ужасно дорогой меч, хотя и служил всего для одной цели — убивать людей. Непозволительная роскошь для тех, кто использовал лезвие для рубки дерева, разделывания кур или чистки рыбы. Но кроме этого, меч служил отличительным знаком истинного воина, повышал его статус; побратимы, у которых не было меча, наблюдали, как Воронья Кость взвесил клинок в руке, они надеялись, что достаточно отличились в бою и заслуживают столь ценный подарок.

Они подсчитали потери, так же, как и добычу, — один убит и четверо ранены, один почти наверняка останется без руки. Мертвец лежал ничком, пронзённый копьём, расщеплённое ясеневое древко белело так ярко, что было больно смотреть. На лице убитого, наполовину повёрнутому к угасающему солнечному свету, последнему, что он видел в жизни, отразилось слабое удивление, он чуть приоткрыл рот, так что выглядел глупо, чего при жизни не было. Воронья Кость припомнил этого воина, тот метал остроумные шутки, словно стрелы, и радостно смеялся, довольный жизнью.

— Фастарр, — раздался голос, и Воронья Кость обернулся и посмотрел на Мара, который разглядывал мертвеца. Воин снял шлем и провёл ладонью по мокрой от пота копне жёстких волос.

— Его имя, — объяснил он, — Фастарр по прозвищу Скумр. Мальчишка, которого мы подобрали в Ютландии, ещё когда были Красными Братьями. Он сказал, что видел, как сражаются, но я ему не поверил. Парень хотел отправиться куда-нибудь подальше, всё равно куда, лишь бы в хорошей компании.

Воронья Кость ни разу не слышал его имя, и поразился этому, потому что понимал, как важно помнить имена людей, идущих ради тебя на смерть. Олаф испытал внутри потрясение, словно пропустил удар, осознав, что ни разу не заговаривал с этим пареньком по кличке Скумр, что означало "крикливая чайка", его прозвали так, за то, что он был таким же шумным, как эта птица.

— Что же, теперь он "фарлами", — произнёс Мар. — Также, как и Кари Рагнавальдсон, я так думаю.

Это означало "уйти покалеченным", злая шутка, основанная на игре слов. Не мертвец, а просто фарлами, неспособный продолжать жизненный путь.

Когда Воронья Кость подошёл к раненому, бледный от потери крови Кари сидел, баюкая покалеченную руку, обмотанную обрывком рубахи. Правая рука. Воронья Кость поблагодарил его и пообещал сполна вознаградить, а также сказал, что тот сможет сойти на берег на острове Мэн и покинуть Обетное Братство не нарушив клятвы, если найдёт кого-то, кто займёт его место.

Воронья Кость отвернулся от ошеломлённого Кари, понимая, что тот отдал бы и вторую руку, лишь бы остаться с ними, но от дальнейшего неловкого спора избавил появившийся рядом Ровальд, он сплёвывал песок и растирал плечо.

— Не самый лучший денёк выдался, — заметил Воронья Кость, и Ровальд, понимая, что не сумел защитить в бою своего ярла, и его отшвырнули как старое тряпьё, он чуть покраснел и сохранял молчание, чтобы не произнести каких-нибудь глупых и опасных слов.