Страница 47 из 80
Каралас приходил почти каждый день. Я слышала, как тяжелеет с каждым днем поступь отца, понимала, что он мучается, но не могла его утешать.
Именно тогда я и потеряла первого дорогого человека, и не только для себя, но и для рода, для государства.
Меня спасла Аракиан.
Однажды, ко мне пришел не отец, а она, моя мачеха, моя названная мама, показавшая мне, как держать кинжал положено юной деве, катавшая меня на плечах и позволявшая срывать цветки вишни и спелые плоды яблок из сада. Она грубыми мозолистыми руками плела мне венки и косы, учила меня плавать, создавая маленькие водовороты, которые не пугали, а наоборот веселели ребенка.
Аракиан вошла и, плотно закрыв дверь, опустила засов, отрезая нас от мира, хотя в последнее время запирали меня. Но насторожило не это, а то, что Сальтирин придет и не сможет попасть ко мне. Я даже отложила свои художества и, встав, направилась к двери, дабы не пропустить его прихода.
- Подойди ко мне, дитя! - позвала женщина.
Под ее глазами залегли синие круги, морщины, которые до последнего времени больше напоминали тонкие волоски, избороздили лицо, соперничая с глубокими шрамами, светлые волосы с серебристыми прядями были стянуты в тугой хвост. На ней было простое белое платье, прямое без изысков, даже без пояса, а ведь Аракиан платья ненавидела. И это должно было насторожить, но я была уже далека от этого мира, мира, в котором белый цвет траура.
- Он придет! - я потянулась к засову.
- Он не придёт сейчас, - голос ее был полон тепла.
Я упрямо покачала головой.
- Нет, он придет! Я нужна ему!
- Милое мое дитя. Присядь рядом со мной, - Аракиан уселась на мою постель и похлопала ладонью рядом с собой. - Я хочу поговорить с тобой, а потом мы пойдем искать твоего Сальтирина. Он - мужчина, а я учила тебя, что мужчина - не бог. И ради бОльшей любви ему не мешает немного помучиться.
Я заколебалась, но подошла и села рядом. От нее пыхало жаром, и когда ее рука поймала мои холодные пальцы, я испугалась, что обожгусь о ее кожу.
- Расскажи мне о Сальтирине. Какой он? - глаза ее засветились нежностью.
- Он... Он... У него синие глаза и волосы подобные раскаленной лаве. Его голос, как горный поток, спрятавшийся в глубоком ущелье. Он пахнет далеким океаном. Он сильный и красивый. Он... - я замешкалась. Больше ничего на ум не приходило. Я хотела сказать, что он чувственный и нежный, страстный... Но не могла. Его образ стоял передо мной, но соткан он был из тех нескольких мгновений, которые судьба выделила нам. Но это, никоим образом, не мешало мне думать, что он любит меня до безумия.
- А ты можешь показать мне, каков он? - наклонилась ко мне Аракиан. - Я так хочу восхищаться им вместе с тобой.
- Ты отберешь его? - взвилась я. Но ее рука оказалась сильнее моих слабеньких усилий.
- Ну что ты? Ты - избранная жена. Он только твой. Но я хочу разделить с тобой твою радость. Ты же мой девочка. Мое дитя. Не ты ли считала меня мамой, чем льстила моему сердцу?!
На меня волной накатило раскаяние. Аракиан действительно была для меня мамой. А разве мамы отбирают и причиняют боль? Нет! Они холят и лелеют свое дитя, как старшая супруга отца любила меня. Пусть она узнает, как прекрасен рыжеволосый.
- Да, хочу!
- Тогда вытяни руку, - ее лицо приятно изменила улыбка.
И я послушалась. Порез, сделанный кинжалом, что достала из-под моей подушки мачеха, куда она сама и научила меня прятать оружие, был гораздо глубже, чем делала я, он шел почти по самому запястью, Аракиан сделала тоже самое со своей рукой. Наши руки сцепились: ладонь к ладони, кровь к крови, а вокруг тонкой струйкой побежала вода, окрашиваясь в алый цвет, подобно кокону опутав наши руки.
- Ты покажешь мне его, милая? - женщина чуть прикрыла глаза.
И точно по ее велению мои воспоминания потянулись к Аракиан, она будто впитывала их, начиная дрожать всем телом. И в какой-то момент я тоже забилась, осознав, что воспоминания не просто передаются, они стираются из моей памяти, оставляя лишь расплывчатые тусклые образы, как на глиняных табличках, в них не было красок и красоты.
Аракиан забирала не только память, но и чувства, оставляя пустоту, зверский голод, тело начало ломить. Только сейчас я осознала, что кто-то там, снаружи, пытается выбить дверь, и засов уже почти поддался. Между мной и матерью текла уже не окрашенная вода, окрашенная кровью, а кровь, чуть разбавленная водой. Рука магини ослабела в тот самый миг, когда дверь была снесена с петель, и на пороге появился отец с зятьями.