Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 46 из 80

   Даже смешно стало, но с легким привкусом тоски.

   Вспомнилась детская сказка, где добрый линорм несет принцессу к ее жениху, и она поет про то, что луна и звезды повенчаны, это прекрасный король и тысячи его жен. Милая история из далеких восточных стран, в которых линормы не живут, да и заставить кого-то из них покатать человека, я думаю, нереально даже в сказках.

   А музыка стала будто громче. Как жаль, что бал окончился. Как жаль, что я усну!

   Как жаль, что я не узнаю, чем так опечален был Сальтирин из того сна, что так манил.

   Чьи-то руки остановили мой сумбурный танец. Испуганно запрокинув голову, я увидела в свете луны, лившемся из окна, глаза - бездны.

   Эллинар?!

   Выдохнув от неожиданности, я попыталась чуть отстраниться, но руки наследника сжали сильнее мои ладони, и он начал двигаться, медленно, подстраиваясь под ритм заполнившей комнату музыки. Но это не нарушало общей гармонии. Мое тело ответило, и я оказалась в изощренном безумно-интимном вихре его рук, где партнерша лишь все больше подчиняется, а он становился все сильнее, все напористее.

   Я уже ощущала его дыхание на своей шее, и через секунду он уже целовал, а я к своему удивлению и не думала этому противиться, сама обняла его, притянув голову к себе, зарываясь пальцами в волосы.

   Он не был удивлен моим ответом на его ласки, тем что, как благовоспитанная женщина, я не прогоняю и не отталкиваю его.

   Когда отпустит эйфория волшебства, заключенная в маленьких кусочках шоколада, мне опять придется стискивать кулаки, погружаясь в мир кошмара. И снова быть одной. И мне не с кем разделить эту ношу, даже не рассказать о ней.

   В моей жизни не было мужчин. То, что случилось тогда, стерло все воспоминания об Аликсисе. И мне вдруг до крика захотелось узнать, как это, когда рядом тот, кто согреет и защитит.

  Захотелось даже полюбить...

  Наше дыхание сплеталось...





   Хорошо, что линормы умеют хранить тайны.

   Я стала отступать, не отпуская его руку, и он послушно следовал за мной. Когда кровать приняла нас в свои объятия, все забылось, кроме того, что есть я, и есть он. Теперь понимаю, почему столько любовных романов пишут о Высших, хотя никто из авторов линормов не видел даже вживую наверняка.

   Он заснул, крепко прижав меня к себе, а я лежала, положив голову ему на плечо, и смотрела на звезды за окном.

   А потом... мне приснился линорм, он летел вдаль, стремясь догнать огромную желтую луну. И ни один кошмар не посмел пробиться, ни одно видение, будто испугавшись его присутствия.

   Я проснулась глубоко за полдень, а просыпаться совсем не хотелось, я глотала сон, как странник в пустыне жадно пьет воду, наслаждаясь непередаваемым, несравнимым ни с чем вкусом. Тело чувствовало тонкое плетение простыней, прохладу легкого ветерка, движение волос на плече. Не знаю, когда он ушел, я спала, блаженствуя. И не только от наслаждения, которое он доставил моему телу, но и потому что он прогнал кошмары, хотя бы на одну ночь. И показал мне пусть и грустное, но продолжение того удивительного сна.

   ... Он больше не приходил, и я стала бояться, что его никогда и не существовало, что образ его - страшная болезнь - сумасшествие, которое не щадит ни людей, ни магов. В моих снах царили и правили лишь синие глаза, огненные волосы и сильные руки, я засыпала с мыслью о нем и просыпалась в мечтах, в испарине от желания, расчесывая в кровь костяшки пальцев. Я была один на один со своими видениями, и, хотя дверь не была заперта, и окна не были наглухо забиты, ощущение того, что я в клетке, не отпускало.

   Третья жена Сальтирина передвигалась там, где хотела, встречалась с тем, с кем хотела, но люди были для меня словно из другой жизни, из другого мира, о котором старая нянька рассказывала шепотом - мира духов, а реальным был тот, кого рядом не было. Я всюду искала его и не находила. Слова прислуги и родных о том, что Сальтирин отбыл, оставив на попечение правителя своих жен, я слышала десятки раз от десятков людей, но не понимала, не принимала, не могла поверить, что его нет, и никто не мог мне сказать, когда же он вернется.

   Меня даже почтили визитом две жены Сальтирина, которых я воспринимала скорее, как говорящих кукол, тех, что набивают соломой, сшитых из старых застиранных рубах, пахнувших сундуками, пыльным и страшным подвалом крепости. Я же себе казалась безумно свежей, я была рекой, травой, ветром. Я должна была нравиться ему. Я должна была быть первой. Это мысль мучила и снедала. А две такие разные жены, Орита и Дольна, смотрели на меня с недоумением, и, как ни странно, с состраданием.

   Отец, увидев меня первый раз после схватки на арене, поменялся в лице, его глаза потухли. Он, наверняка, подумал, что Сальтирин причинил мне вред, и дочь его тронулась рассудком. И я действительно тронулась. Я не могла жить без огневолосого. А его все не было.

   Глиняные таблички были исписаны его именем, оно выводилось тщательно, так, чтобы края получались в меру острыми и в меру плавными, буквами его имени я рисовала его образ.