Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 48 из 52

«Историки идей обычно приписывают философам и юристам XVIII столетия мечту о совершенном обществе, – отмечал крупнейший мыслитель и историк ХХ в. М. Фуко. – Но была и военная мечта об обществе: она была связана не столько с естественным состоянием, сколько с детально подчиненными и прилаженными колесиками машины, не с первоначальным договором, а с постоянными принуждениями, не с основополагающими правами, а с бесконечно возрастающей муштрой, не с общей волей, а с автоматическим послушанием»[582]. Действительно, армия Старого порядка несла в себе идею создания новой системы воздействия на человека, которая столь блестяще была позже реализована Наполеоном. Главный смысл этой идеи проявился в поисках более тонкой, чем существовала ранее, взаимосвязи между отдельными мельчайшими составляющими военной машины ради резкого повышения ее эффективности. Это было связано и с широким распространением ружья, заменившего мушкет, когда техника масс должна была уступить место тонкому искусству распределения людей, и с совершенствованием техники контроля над деятельностью отдельного человека, когда власть научилась устанавливать ежеминутный надзор за поведением людей, и с распространением идей свободы, которые причудливо переплетались с проектами идеально дисциплинированного общества. Армия Старого порядка, как никакой другой институт дореволюционной Франции, энергично осваивала искусство делать из «непригодной человеческой плоти» «требуемую машину», в которой «рассчитанное принуждение медленно проникает в каждую часть тела, овладевает им, делает его послушным, всегда готовым и молчаливо продолжается в автоматизме привычки»[583].

Наиболее ярким проявлением того, как энергично овладевала армия техникой новой дисциплины, являются многочисленные уставы, которые, начиная с середины XVIII в., стремились подчинить все движения человека жесткой схеме, навязывая ему такой ритм, который превращал его в послушный автомат[584]. Военные кадры стали выращиваться с юных лет. В 1760-е гг. открывается Парижская военная школа, затем появляются подобные заведения и в провинции. По ордонансу 1787 г. при замещении вакансий субалтерн-офицеров должен был устраиваться конкурс среди молодых дворян, предпочтение отдавалось тем, кто заканчивал военный коллеж[585]. В каждом полку были организованы начальные школы, в которых все солдаты должны были научиться читать, писать и считать. Это было необходимое условие для того, чтобы новая регламентация жизни, новая дисциплина проникли в каждую клеточку армейского организма. По тому же регламенту 1787 г., который вводил солдатские школы, было предписано завести в каждой роте книгу приказов, куда должны были записываться все детали, которые касались действий каждого солдата роты и где должен был вестись подробнейший учет состояния кожаного снаряжения и оружия[586].

С той же целью наиболее эффективного использования человеческого материала создавалась сеть госпиталей и устанавливались штаты медицинских служителей. Для старых солдат были организованы роты инвалидов, которые использовались для гарнизонной службы. Армия пыталась соединить заботу о человеческом индивидууме с непременным превращением его в эффективный элемент военной машины. При этом всякие попытки повысить эффективность этой машины за счет «немецкой дисциплины», то есть через телесные наказания, армией отвергались. Введенная военным министром Ш. Л. Сен-Жерменом в 70-е гг. XVIII в. прусская система наказаний не прижилась. Против выступила не только солдатская масса, но и унтер-офицеры и офицеры.

Большое влияние на французское общество оказало сочинение Ж. Сервана «Солдат-гражданин», во многом развивавшее идеи Ш.-Л. Монтескьё об эффективности всеобщей воинской повинности, которая существовала в Древнем Риме[587]. Подобные настроения затронули и профессиональных военных мыслителей. Наиболее известный из них граф Ж.-А. де Гибер (1743–1790) рекомендовал распространить военное обучение во всех классах населения, вплоть «до самых бедных деревень». «Любовь к оружию и к воинским упражнениям, привитая дворянству, – считал он, – вскоре передастся народу…» Это, по мнению Гибера, лучше организует нацию[588]. В этих проектах Сервана и Гибера, как блестяще показал современный автор Ж. де Пюимеж, проявлялся миф о «солдате-землепашце», рожденный памятью о военизированном обществе Римской республики и реализованный европейским обществом в XIX и ХХ вв.[589] Таким образом, еще в дореволюционную эпоху во Франции были созданы многие предпосылки для появления новой армии, причудливо соединившей дух свободы с изощренной формой подчинения человека военной и государственной машине.

Эволюция французской армии в годы революции хорошо исследована. Среди наиболее крупных зарубежных работ отметим труды Ш.-Л. Шассена и Л. Энне, Ж. Жореса, А. Собуля, Р. Кобба, Ж.-П. Берто, С. Ф. Скотта, Р. Блауфарба, А. Форреста[590]. Среди отечественных авторов – В. А. Бутенко, А. К. Дживелегова и О. В. Соколова[591]. Армия восприняла начало революции в целом положительно. Несмотря на создание Национальной гвардии, которая должна была во многом составить противовес регулярным частям, армия в первые месяцы приветствовала происходившие перемены. Однако с конца 1789 г. начал разрастаться конфликт внутри самой армии, вследствие чего наметился рост дезертирства, в том числе и среди офицерского состава. Как отметил 4 июля 1790 г. военный министр де ла Тур дю Пен, офицеры покидали части, нередко эмигрируя за границу, главным образом в связи с развитием «армейской демократии», выразившейся в отказе рядовых и унтер-офицеров от соблюдения субординации[592]. Однако те офицеры, чья карьера зависела от революционных изменений, предпочли оставаться со своими полками.

В условиях быстрого ослабления старой регулярной армии все чаще стали раздаваться голоса о создании массовой общенациональной армии, основанной на новых, демократических, гражданских принципах. 12 декабря 1789 г. депутат Учредительного собрания Э.-Л. Дюбуа-Крансе потребовал «действительно национального набора, который бы охватил каждого второго в стране…»[593]. 28 февраля был принят декрет о праве каждого гражданина «быть допущенным ко всем военным должностям и званиям». Еще ранее названия полков были заменены номерами, что должно было, как мыслилось, подорвать их корпоративный дух (впрочем, несмотря на этот акт, многие части продолжали еще много лет спустя называть себя «наваррцами», «пьемонтцами», «пикардийцами» и т. д.). 4 марта 1791 г. была упразднена милиция и королевская гвардия. 1 августа того же года был принят ордонанс, вводивший новый устав, изменявший правила маневрирования, подготовки войск, методы военного строительства. Основанный на принципах Гибера, этот устав практически не изменялся до 30-х гг. XIX в.

Поворотным пунктом в истории старой армии стали события, связанные с бегством короля. С середины сентября 1791 г. стал происходить массовый отток из полков и эмиграция офицеров. К концу 1791 г. примерно 60 % офицерства покинуло армию[594]. Все иностранные части (за исключением швейцарских) были полностью растворены во французских полках. Ослабление старой армии, недоверие к ней со стороны революционных властей, а также внутриполитическая борьба вызвали появление в 1791 г. волонтерских батальонов. Физическое состояние личного состава, возрастные и социальные показатели этих частей пока не очень сильно отличались от старой армии[595]. Однако волонтеры следующего, 1792 г. уже являли разительный контраст. 68 % их вышло из крестьянской среды, и только 23 % – из среды ремесленников, причем живших в маленьких городках. По возрасту они были более молоды, чем армейские новобранцы и волонтеры 1791-го года. 3/4 были моложе 25 лет, от 10 до 15 % составляли лица до 18 лет. Хуже было физическое состояние, заметно уменьшился средний рост[596]. Летом 1792 г. минимальный возраст был уменьшен с 18 до 16 лет. Офицерские должности на 1/2 оказались заполнены бывшими унтер-офицерами линейных частей. Параллельно была возобновлена вербовка и в линейные войска. Теперь возрастной потолок был увеличен до 50 лет, а минимальный рост уменьшен.

582

Фуко М. Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы. М., 1999. С. 246–247.

583

Там же. С. 198.

584

Великолепным примером этих уставов является «Extraits du Réglement militaire de 1786», своего рода выписка из устава, предназначенная для обучения рекрутов младшими офицерами, переведенная в 1996 г. О. В. Плужниковым.

585

Belhomme V. Op. cit. P. 408.

586

Ibid. P. 422

587

[Servan J.] Le Soldat citoyen ou vues patriotiques sur la manière la plus avantageuse de pourvoir à la defense de royaume. Neuchâtel, 1780.

588

Guibert J.-A. Essai général de tactique, precede d’un Discours préliminaire sur l’état actuel de la politique et de la science militaire en Europe. Londres, 1772.





589

Пюимеж Ж. Шовен, солдат-землепашец. Эпизод из истории национализма. М., 1999. С. 152–153.

590

Chassin Ch.-L., He

591

Бутенко В. А. Реформа французской армии при революции и Наполеоне // ОВиРО. Т. 1. С. 118–138; Дживелегов А. К. Революционная армия и ее вожди. М.; Пг., 1923; Соколов О. В. Высшие офицеры французской армии и революционное правительство в 1792–1794 гг. // От Старого Порядка к Революции. Л., 1988; Его же. Офицерский корпус…; Его же. Армия Наполеона.

592

Scott S. F. Op. cit. P. 97.

593

Цит. по: Жорес Ж. Социалистическая история Французской революции. М., 1979. Т. 3. С. 173. Примеч. 24.

594

Scott S. F. Op. cit. P. 106.

595

Bertaud J.-P. Valmy… P. 289–290.

596

Bertaud J.-P. La Révolution armée… P. 82–83.