Великая армия Наполеона в Бородинском сражении

К 1789 г. армия Франции состояла из трех элементов:

1) королевской гвардии, списочный состав которой насчитывал 7278 человек, из которых 2300 человек составляли швейцарцы;

2) регулярных войск, включавших 102 полка линейной пехоты (из них 79 французских, 11 швейцарских, 8 немецких, 3 ирландских и 1 льежский), 12 батальонов легкой пехоты, сформированных только в 1788 г., 2 полков конных карабинеров, 24 полков тяжелой кавалерии, 18 драгунских, 12 конноегерских, 6 гусарских полков, 7 полков артиллерии и инженерного корпуса. Общая численность колебалась от 150 до 170 тыс. человек;

3) милиции, разделенной на 13 полков «королевских гренадер», 12 провинциальных полков и 80 гарнизонных батальонов, общей численностью более 75 тыс. человек. При учете жандармерии и отрядов береговой стражи общая численность французской армии составляла примерно 270 тыс. человек[569].

Комплектование рядовым составом происходило на основе вербовки и во многом по «феодальному» принципу, когда офицер сам заботился о рекрутировании в свое подразделение или часть. За 100 или 120 (для иностранных полков) ливров солдат должен был отслужить 7 или 8 лет. При повторном поступлении на службу (обычно на 2–4 года) выплачивалось от 25 до 50 ливров, в зависимости от срока нового контракта. После 24 лет службы вновь поступивший мог получить не более 20 ливров. Для тех, кто становился капралом или сержантом, предусматривались дополнительные денежные суммы[570]. Иначе формировалась милиция. Она комплектовалась на основе жеребьевки среди неженатых крестьянских парней в возрасте от 18 до 40 лет. При этом богатый крестьянин мог нанять вместо себя или своего сына бедняка. В мирное время эти милиционные полки собирались нерегулярно, как правило, на «сборы» в 15 дней. Командовали полками милиции отставные офицеры или старые дворяне[571].

Что представляло собой «тело» армии? Для рекрутируемых в пехоту был установлен минимальный рост чуть более 1,65 м. Однако реально почти 1/5 не в швейцарских полках линейной пехоты была ниже этого минимума. У швейцарцев число солдат, имевших рост ниже минимального, было 12 %. Что касается батальонов легкой пехоты, то они большей частью состояли из низкорослых людей. Появление этих батальонов во многом было связано со стремлением государства использовать весь имеющийся человеческий материал. Рост людей в кавалерии и артиллерии должен был составить не менее 1,7 м. 2/3 людского состава этих родов войск (исключение составляли полки легкой кавалерии) было примерно этого роста. В линейной кавалерии, как правило, обычно не обращали внимания на рост совсем молодых людей или «специалистов»[572]. Солдаты, за исключением унтер-офицеров, были молодыми людьми: половину составляли лица в возрасте между 18 и 25 годами; 5 % – моложе 18 лет; менее 1 % – моложе 15 лет (как правило, это были сыновья солдат или офицеров, служившие барабанщиками). В целом до 90 % солдат всех родов войск были моложе 35 лет! Но это сочеталось с достаточной профессиональной опытностью: к 1789 г. в линейных частях более 60 % служили 4 года и более, 1/5 –2 года или более, и только 1/8 – менее 2 лет. Унтер-офицеры, комплектовавшиеся из тех, кто прослужил не менее 7 лет, тоже, в целом, были достаточно молодыми людьми.

Французская армия к 1789 г. во многом еще не приобрела ярко выраженного национального характера. Подобно многим другим профессиональным армиям XVII–XVIII вв., в ней был велик процент иностранцев. Служили не нации, служили государству и сюзерену. Напомним, что в линейной пехоте из 102 полков 23 были иностранными. Но и во французских полках было много иностранцев. Так, в линейной пехоте до 8 % рядового состава были немцы, в кавалерии – 3 % немцев. Меньше всего иностранцев было в артиллерии[573]. Столь многонациональный состав армии одновременно сочетался с принципом землячества. В составе полков французской пехоты, стоявших гарнизонами на севере и востоке (а их было не менее половины), 1/3 солдат родилась в тех же районах. В кавалерийских полках, стоявших здесь же (до 3/4 кавалерии), число местных уроженцев составляло 1/2. Еще бóльший процент был в артиллерийских полках (в приграничных провинциях на севере и востоке стояло 6 из 7 артиллерийских полков) – до 3/4[574]. Полки носили названия французских провинций или городов. Тем самым как бы сохранялась связь между жителями отдельных местностей. При всем «феодализме» этой практики нельзя не признать за ней известные позитивные моменты, которые в дальнейшем будут использованы Наполеоном. Что касается иностранных частей, то в них соблюдался принцип многонационального рядового состава, а в отношении офицерства допускались значительные исключения[575].

Весьма показательно социальное происхождение солдат Старого порядка. До 35 % солдат линейной пехоты происходило из городов с населением более 2 тыс. жителей, 20 % – из городов с населением более 10 тыс. И это при том, что 80–85 % населения дореволюционной Франции жило в сельской местности! Основную массу этих 55 % составляли те, кто в гражданской жизни был ремесленником или сыном ремесленника. Помимо этого, многие солдаты происходили из тех районов, где военная служба уже являлась как бы традиционным занятием[576]. Конечно, не следует забывать о том, что армия наиболее интенсивно пополнялась в «голодные» годы, а нередко и за счет «пены» общества – авантюристов разного рода, дезертиров из армий других стран, бывших преступников и т. д. Но одновременно очевидно и другое: человеческий материал армии Старого порядка в своей массе был достаточно молод, энергичен, более интеллектуально развит, чем значительная часть населения Франции. Нередко в полках царил корпоративный дух маленькой родины, и одновременно с этим армия представляла собой многонациональный организм, где народы не просто перемешивались, но взаимодействовали друг с другом как важные элементы одного и того же огромного механизма.

Что представлял собой офицерский корпус? Можно считать доказанным факт значительной неоднородности французского офицерства к началу Революции[577]. Во-первых, продолжала существовать возможность получения офицерского чина путем выслуги из рядовых. Такие офицеры назывались «офицерами фортуны», с опытом которых государство не просто считалось, но полагало его важным элементом для поддержания боеспособности армии. Во-вторых, несмотря на серию министерских циркуляров, сохранялась практика торговли офицерскими должностями[578], что обеспечивало приток в офицерский корпус представителей состоятельных буржуазных семей. Хотя служба в армии и не являлась для буржуа XVIII в. главным каналом получения дворянства, но продолжала, тем не менее, в этом плане играть все же заметную роль. Эдикт 1750 г. предусматривал после истечения определенного срока службы для каждого офицерского чина получение дворянства. Дворянство получали также и в случае отставки по ранению. Наконец, в-третьих, основную массу офицерских должностей продолжали занимать потомственные дворяне. В 1781 г. эта часть служилого дворянства сумела добиться принятия ордонанса о необходимости представления доказательств происхождения на «четыре четверти» из дворянства, чтобы получить офицерский чин. Это был удар по офицерству «от прилавка», но не затрагивал «офицеров фортуны». В связи с процессами, которые развивались внутри и вокруг офицерского корпуса, к 1789 г. обозначилось сразу несколько конфликтов: между традиционным дворянством и выходцами из буржуазных кругов, между малоимущим и богатым знатным дворянством и монархией[579]. Все это дополнялось отнюдь не блестящим материальным положением почти всех слоев офицерства, так как сама служба не давала возможности обеспечить достойное существование[580], что и порождало глубокое недовольство. Нередко при этом импульсы недовольства, идущие как от разных групп офицеров, так и от солдат, порожденные разными причинами, переплетались между собой[581] и накладывались на идеи всеобщего переустройства общества на основах Разума и Справедливости.

569

Susa