Страница 17 из 52
После Франко-прусской войны и образования Германской империи память о Бородинском сражении продолжала оставаться важным формирующим элементом немецкой политической, исторической и военной культуры. Разница заключалась только в том, что коллективная память непосредственных участников событий 1812–1815 гг. теперь все более замещалась коллективными представлениями того поколения немцев, для которого страшная эпопея 1812 г. и последующее освобождение Германии были миром преданий и легенд. Романтизированное восприятие славного прошлого стало определять поступки государственных, политических и военных деятелей, а нередко немецких обывателей и рабочих на рубеже XIX–XX вв. «Государственная германская идея» и «германский дух», – писал наиболее влиятельный в то время историк Ф. Мейнеке, духовно объединивший реформаторов и реакционеров, о 1813 г., – наконец-то «нашли друг друга»: в огне борьбы произошло их мистическое слияние, истинным выразителем которого стало Прусское государство[180]. Важнейшим фактором, предопределившим интерес немцев рубежа XIX–XX вв. к эпохе Наполеоновских войн, и в частности к 1812 г., стала проблема войны для Германии на два фронта. На многочисленных примерах сражений наполеоновской эпохи, в том числе Бородинской битвы, Йорк фон Вартенбург и Фрейтаг-Лорингофен демонстрировали роль морального фактора, под которым они понимали прежде всего гений полководца, для исхода сражения. При этом исход всей вооруженной борьбы, по их мнению, мог быть решен только через сражение. Поэтому в сражении необходимо, хладнокровно жертвуя собственными войсками, добиваться полного уничтожения противника[181]. В данном случае, по мнению прусских военных теоретиков, кампания 1812 г. и Бородинское сражение были свидетельством заката гения Наполеона, но не его принципов. Литература такого рода оказала сильнейшее влияние на немецкий Генеральный штаб, в том числе при подготовке к Первой мировой войне.
На рубеже веков о кампании 1812 г. и о Бородине вышло множество воспоминаний и работ мемуарного характера: воспоминания Г. фон Брандта (1789–1868), человека удивительной судьбы, офицера 2-го полка Легиона Вислы, который поведал о перипетиях борьбы за «большой редут» 7 сентября; целая серия публикаций о действиях 8-го вестфальского корпуса в районе Утицкого леса (подполковника И. Л. Бёдикера, раненного в день битвы пулей в рот навылет, капитана Й. Борке, капитана Линзингена, подполковника Л. В. Конради); мемуары лейтенанта 1-й вюртембергской конной батареи Х.В.А. Флейшмана, бок о бок сражавшегося с батареями 2-го кавалерийского корпуса; воспоминания В. А. Фоссена, немца из 57-го линейного французского полка 5-й дивизии Компана, боровшегося за Семеновские укрепления; лейтенанта К.А.В. Веделя, воевавшего в 9-м полку шеволежеров-лансьеров; и т. д.[182] Были опубликованы на французском языке и воспоминания В. Г. Левенштерна, адъютанта Барклая-де-Толли, представившие взгляд немца с позиции русских и оспаривавшие подвиг А. П. Ермолова в отбитии у неприятеля Курганной высоты[183].
Война 1812 г. нашла отражение и в многочисленных полковых историях и историях армий отдельных немецких государств[184]. Целый ряд работ был специально посвящен войне 1812 г. и участию немецких контингентов в Бородинском сражении[185]. Среди них наибольший интерес вызывали книги известного писателя Карла Блейбетрау и военного историка К. Остен-Сакена, которые попытались критически подойти к имевшемуся в те годы документальному материалу. Так, Блейбетрау, использовав уже широко известные к тому времени работы французских и русских авторов, попытался подтвердить данные Денье о потерях Великой армии в 28 тыс. человек. Остен-Сакен склонялся к той же цифре, определяя русские потери в 52 тыс.[186] Но ни тот, ни другой автор, собственно, не претендовал на новое слово в освещении Бородина. Общей чертой их работ был особый акцент на бессмысленности жертв, понесенных народами германских государств.
Своего рода «классическим» немецким исследованием по Бородинскому сражению стал в те годы труд Максимилиана фон Дитфурта, бывшего гессенского капитана, историка гессенской армии, умершего от гипертонии вследствие тяжелой исследовательской работы[187]. Дитфурт определял, вслед за Пеле, силы Наполеона к началу Бородинского сражения в 130 тыс. человек. Придирчиво подсчитав в процентах, сколько солдат и лошадей, перешедших Неман, и в каком состоянии смогло добраться до генеральной баталии, он делал вывод о значительной, если не решающей роли немецкой кавалерии в Бородинском сражении. Состояние собственно французской кавалерии, полагал Дитфурт, было значительно худшим, тем более что «вообще французы являются плохими кавалеристами». В подсчетах численности русских сил автор, опираясь исключительно на немецких авторов, отметил противоречивость данных, но отдал все же предпочтение цифре 142 тыс., включив сюда и ополченцев[188]. Особенно подробно, обращаясь к работам Рот фон Шрекенштайна, Буркерсроды, Рëдера и других немцев, Дитфурт описал организацию, вооружение, личный состав, а также моральный дух немецких контингентов к Бородинскому бою и пришел к выводу об их удовлетворительном (в отличие от французских контингентов) состоянии. Вполне убедительно, нередко детализируя, Дитфурт осветил главные события сражения, подчеркнув ожесточенность боя за Багратионовы «флеши», которые были взяты к 10 часам, Утицкий лес и д. Семеновское. Всюду немецкие войска сыграли решающую роль. Там, где французы действовали «в одиночку», как, например, при атаке Бонами батареи Раевского, все заканчивалось неудачей. Особую роль сыграла немецкая кавалерия в окончательном покорении «большого редута» и кавалерийском бое к востоку от него. Ключевую роль немцев Дитфурт отметил и в действиях противоборствующей русской армии – Е. Вюртембергского, Вольцогена и др. Хотя сражение и не закончилось полным разгромом русской армии, что Дитфурт связывал, прежде всего, с ошибками французского командования, недостаточно хорошей организацией и моральным состоянием французских частей, русские потери составили 40–45 тыс. (10–12 тыс. убитыми и 30–33 тыс. ранеными), 30 орудий и 5 тыс. пленными. Французские потери составили 30 тыс. человек.
В 1910–1914 гг. выходит особенно многочисленная немецкая литература, посвященная кампании 1812 г.[189] Это было вызвано не только столетним юбилеем великих событий, но и совершенно новой социальной и духовно-психологической ситуацией в Германии. Народ становился армией и по-новому понимал долг, достоинство и авторитет. Примером того может служить работа социал-демократа Франца Меринга (1846–1919) «От Тильзита до Таурогена», опубликованная в 1913 г. В начале ХIX в., полагал он, завоевательные стремления Французской революции «столкнулись с дикими захватническими инстинктами азиатской деспотии». 7 сентября 1812 г. Кутузов проиграл генеральное сражение. «…Если ужасная битва явилась все же для русских почетным поражением, то это заслуга Барклая, а не Кутузова, который бражничал вдали от поля сражения и имел бесстыдство донести царю, будто была одержана победа. Ответом на это явилось вступление Наполеона в Москву 14 сентября». Однако к Бородину у Наполеона было только 120 тыс., и пространства России быстро поглотили его армию. Последующее освобождение Германии Меринг категорически отказывался связывать с результатами Русского похода[190].
Наибольшую известность приобрели вышедшие накануне Первой мировой войны работы авторитетного немецкого историка Пауля Хольцхаузена[191], особенно книга «Немцы в России в 1812 г.». Попытавшись учесть всю массу опубликованных к тому времени документов, дневников и воспоминаний немцев – участников русского похода, Хольцхаузен создал масштабную и исторически достоверную картину Бородинской битвы. В его книге участники сражения как бы рассказывали сами о том, что они видели, как боролись и страдали. Со страниц работы Хольцхаузена вставала более сложная, чем привыкли убеждать себя в последние годы немцы, картина взаимоотношений наций в составе Великой армии и движущих сил, побуждавших немецких солдат воевать на стороне Наполеона. Не только воинская честь, но и стремление скорее прекратить страдания, а нередко и надежда получить свою долю славы, – вот что двигало немцами при Бородине. И вместе с тем Хольцхаузен оттенил гуманизм и лиризм чувств, которые, по его мнению, были характерны для немецкого солдата, при любых обстоятельствах остававшегося, прежде всего, человеком. Общие потери Великой армии Хольцхаузен оценивал в 28 тыс., в то время как русские потери – в 52 тыс. человек[192]. Но победа была «незавершенной» из-за отказа Наполеона ввести в бой основную часть своей гвардии. Причину этого решения автор усматривал как в стратегических соображениях Наполеона, так и в физическом и душевном состоянии великого полководца, впрочем не сделав каких-либо окончательных собственных выводов[193].
180
Кан С. Б. Освободительная борьба в немецкой исторической литературе // Вопросы истории. 1955. № 2. С. 131.
181
York von Wartenburg M. Napoleon als Feldherr. Berlin, 1884; Freitag-Loringhoven. Mit welchen Mitteluwurde er erstrebt? // Studien zur Kriegsgeschichte und Taktik. Berlin, 1903. Bd. 3. См. также: Гельмерт Г. Освободительная война 1813 г. в военно-исторической литературе прусского генерального штаба // Освободительная война 1813 г. против наполеоновского господства. М., 1965. С. 357–371.
182
Brandt H. Aus dem Leben des Generals der Infanterie Heinrich von Brandt. Berlin, 1868. Bd.2 (уже в 1870 г. началась публикация 2-го немецкого изд.; французское изд.: Brandt H. Souvenirs d’un officier polonais. P., 1877; отрывки, опубликованные на русском: Брандт Г. Воспоминания // Записки современников 1812 года. СПб., б. г.); Die militarische Laufbahn L. Boedicker // Beiheft zum Militar-Wochenblatt. 1880. Hft.1; Borke J. Kriegerleben des Joha
183
Löwenstern W. H. Mémoires du général-major Russe baron de Löwenstern. s. l., 1903. T. 1–2.
184
См., например: Schuster O., Frank F. A. Geschichte der Sachsischen Armee. Leipzig, 1885. T. 2; Ulrich M. Die Königs-Schevaulegers. Gedenklätter aus der Geschichte des königlich bayerischen 4. Schvaulegers-Regiments “König”. München, 1892; Barschewisch, von. Geschichte des Grossherzoglich badichen Leib-Grenadier Regiments, 1803–1871. Karlsruhe, 1893; Kattrein L. Ein Jahrhundert deutscher Truppengeschichte dargestellt an derjenigen des Grosse Hessischen Kotingents 1806–1906. Darmstadt, 1907; etc.
185
Welden L. Der Feldzug der Oesterreicher gegen Rußland im Jahre 1812. Wien, 1870; Horsetzky A., von. Der Feldzug 1812 in Rußland. Wien, 1889; Bleibtreu K. Der russische Feldzug 1812. Leipzig, 1893; Exner M. Der Antheil der Konigl. Sächsischen Armee am Feldzuge gegen Rußland, 1812. Leipzig, 1896; Osten-Sacken C. Der Feldzug von 1812. Berlin, 1901; Bleibtreu K. Die Grosse Armee. Stuttgart, 1908. Bd.3; Heilma
186
Bleibtreu K. Der russische Feldzug. S.62–63; Idem. Die Grosse Armee. S. 103; Osten-Sacken C. Op. cit. S. 127, 330–331.
187
Ditfurth M. Die Schlacht bei Borodino am 7. September 1812. Marburg, 1887.
188
Ibid. S. 5 –12.
189
В те годы в Германии был издан и переиздан большой объем мемуарной литературы, так или иначе освещавшей участие немцев в Бородинском сражении: Lossberg F. W. Briefe des Westphälischen Stabsoffiziers vom russischen Feldzug des Jahre 1812. Berlin, 1910 (в 1911 г. вышло лейпцигское изд., а в 1919 г. – снова берлинское); Wachsmuth J. Geschichte meiner Kriegsgefangenschaft… Magdeburg, 1910; Württemberger im Russischen Feldzug 1812 // Württembergische Volksbücher. Stuttgart, 1911; Morgenstern F. Kriegseri
190
Меринг Ф. Очерки по истории войн и военного искусства. 6-е изд. М., 1956. С. 273–327.
191
Holzhausen P. Eri
192
Holzhausen P. Die Deutschen in Rußland. S. 103.
193
Ibid. S. 105–106.