Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 9 из 12



Рассуждения эти, по мысли Дмитрия Александровича, носят весьма банальный характер, но все же они имеют право на существование:

И еще одно рассуждение на эту тему:

Можно лишь предположить, что чего-то они недополучили, чего-то им было недодадено, или, напротив, они получили слишком много и не смогли справиться со всем богатством и разнообразием даров. Кардинальные добродетели – благоразумие, справедливость, умеренность и мужество – воспринимали за нечто само собой разумеющееся, даже и не предполагали при этом, что существуют их антиподы – глупость, ложь, невоздержанность и трусость. Заблуждались, совершали непростительные поступки, пребывая при этом в полнейшей уверенности в своей правоте.

Когда Миша понимает, что бабушка перестала следить за ним из окна (чувствует это каким-то немыслимым образом, интуиция-интуиция), он встает со скамейки, делает несколько отвлекающих кругов по двору, затем подходит к старой липе, растущей в глубине сада, и извлекает из тайника, устроенного в дупле древнего дерева, нож, подаренный ему конюхом Василием Бажановым, который принимал участие в Бородине и битве при Малоярославце.

Дарил и рассказывал маленькому Михаилу Юрьевичу, как ходил на француза в штыковую, как потом сидел весь забрызганный кровью, едва живой, спал на земле.

Миша смотрит на нож и воображает себе:

Перекладывает нож из руки в руку:

Почему-то всегда, еще со школьных лет, Дмитрий Александрович был уверен в том, что Лермонтов победил Пушкина.

Не в смысле кулачного единоборства или стрельбы на пистолетах, разумеется (и тот и другой были, как известно, убиты на дуэли Жоржем Шарлем Дантесом и Николаем Соломоновичем Мартыновым соответственно), но в смысле поэтического противостояния, когда 37-летний Александр Сергеевич и 26-летний Михаил Юрьевич сходились посреди Арбата, в районе Николы на Песках, и декламировали друг другу свои стихи.

С одной стороны, Александра Сергеевича хотелось защитить от молодого корнета лейб-гвардии Гусарского полка, а с другой – примирить их.

Может быть, именно с этой целью Дмитрий Александрович и написал своего «Евгения Онегина Пушкина», чтобы это примирение произошло хотя бы внутри текста. Для той надобности все пушкинские прилагательные он поменял на классические лермонтовские «безумный» и «неземной», и известный всем со школьной скамьи текст получил совсем иное звучание:

И далее:



После завершения воображаемой поэтической дуэли Александр Сергеевич и Михаил Юрьевич расходились с миром.

Лермонтов возвращался на Молчановку.

Пушкин же шел в дом Хитрово, где его за рукодельем поджидала жена – Наталья Николаевна Гончарова.

Дмитрий Александрович стоит перед этим старинным арбатским особняком и размышляет о том, сколь все-таки верно он написал о поэте в своем сочинении «Игра в чины»: «Александр Сергеевич Пушкин является гордостью русской и мировой литературы. В его произведениях нашли отражение мечты и чаяния русского народа. В своих произведениях он резко критиковал мерзости современного ему строя. Имя Пушкина будет вечно жить в сердцах благородного человечества».

За протокольным слогом, разумеется, скрываются неистовства и беснования, великие поэтические прозрения в Болдино и кутежи в Петербурге.

Романтическое безумие как причина или результат рефлексий, внутренних переживаний и самокопаний в стиле Федора Михайловича, которого Дмитрий Александрович навещает вслед за Пушкиным.

Подъезжает на трамвае к Мариинской больнице для бедных Московского воспитательного дома, что на Новой Божедомке (ул. Достоевского, 2), где в казенной квартире лекаря означенного выше лечебного учреждения и родился Федя.

Дмитрий Александрович подходит к ограде, за которой в закатном полумраке возвышается изваяние извиняющегося, как бы заглядывающего за угол Федора Михайловича работы лауреата двух Сталинских премий скульптора Сергея Меркурова.

Тут Достоевский словно вымучивает ответ на вопрос, как возможно такое, чтобы милого карапуза Федю, некогда прижимавшего к груди плюшевую игрушку, это румяное, ангелоподобное существо спустя годы привяжут к столбу на Семеновском плацу и зачитают приговор о «смертной казни расстрелянием», который, впрочем, в последний момент заменят наказанием в виде каторжных работ.

Вопрос как приглашение к рассуждению о том, что же происходит в жизни на самом деле и какое это имеет отношение к мечтаниям и авторскому вымыслу.