Страница 67 из 75
О том, как трактовал Кузьмин-Караваев важный для него принцип самостоятельности земства, дает представление его речь в тверском губернском земском собрании, посвященная фиксации земского обложения. «Самостоятельность земских учреждений трактуется обыкновенно как их право, как их привилегия, и с этой только стороны вопрос оценивается.
Глубокое заблуждение! – восклицал он. – Права общественного учреждения суть в то же время и его обязанности. Начало самостоятельности, положенное в основу закона 1 января 1864 года, возлагало на земство тяжелую обязанность и громадную ответственность. Если я должен решить данный вопрос и если я знаю, что мое решение – окончательное, в таком случае я напрягаю все свои силы для наилучшего решения. Но если я знаю, что надо мной стоит другая инстанция, которая вопрос будет пересматривать и перерешать, то я отнесусь к решению более легко». Указывая на огромную важность создания в земском собрании настроения, которое «покоилось бы на сознании гласными своей самостоятельности, самодеятельности, на сознании ответственности, не проблематической судебной, а самой реальной: перед населением», Кузьмин-Караваев полагал, что начиная с принятия Положения 1890 года власть, напротив, создавала возможности для земцев «свалить с себя дело, отдать его в другие руки», что вызывало его горячий протест как юриста и общественного деятеля.
Редакция «Вестника Европы», в целом разделяя взгляды Кузьмина-Караваева, расходилась с ним по некоторым вопросам. В частности, соратники по-разному представляли себе будущность идеи мелкой земской единицы в России. Журнал Стасюлевича, подобно многим либеральным изданиям той поры, считал необходимым создание целостной системы местного самоуправления, сближение на этой основе интеллигенции и крестьянства. Поводом для дискуссии послужила речь Кузьмина-Караваева в тверском губернском земском собрании 19 ноября 1901 года, в которой он высказался против возбуждения перед правительством ходатайства об образовании новой, меньшей, чем уезд, земской единицы. В развернувшейся полемике его сторону приняли такие видные земцы, как Д.Н. Шипов, Н.Н. Хмелев и др., которые также считали рискованным передавать земское дело в руки крестьян, мотивировали свою позицию недостаточным уровнем развития крестьянства, невежественностью крестьянской массы.
Признавая, что «известное приближение управления местностью к ней самой и к ее населению необходимо», Кузьмин-Караваев в то же время предупреждал о возможных ошибках при решении проблемы. «Беда большая, когда орган управления далек от населения; но беда не меньшая, когда орган управления слишком близок, – указывал он. – Беда не меньшая потому, что в этом последнем случае приобретают исключительное значение мелкие интересы, интересы сегодняшнего дня, интересы такого-то участочка, интересы своей колокольни, как говорится. Когда же орган управления находится дальше от населения, то лица управляющие получают возможность смотреть издалека. Не будучи непосредственно, лично заинтересованными, эти лица имеют возможность более отвлеченно смотреть на каждый вопрос, и потребности непосредственные, сегодняшнего дня, не будут в их глазах заслонять потребностей будущего, более или менее отдаленного». Оратор приходил к выводу о том, что организация «низшей земской единицы» возможна только при достаточно высоком уровне культуры населения. В этом смысле показательным он считал западный опыт (в США, некоторых местностях Германии, Финляндии). В противном случае, предупреждал Кузьмин-Караваев, «создание низшей земской единицы будет учреждением, в настоящее время вредным… будет или диктатура одного над массой – массой некультурной, не сознающей своих прав, – или эта масса в конце концов задавит всякое культурное начинание земства, не даст возможности осуществления своих идеалов тем лицам, которые стоят выше ее».
Кузьмин-Караваев не видел «практической почвы» для постановки данного вопроса в России еще и потому, что откровенно «антиземский» курс государственной политики, наметившийся в начале 1880-х годов, и спустя двадцать лет оставался прежним. Оратор называл его проводником публицистов, которые, выступая за дальнейшее ограничение местного самоуправления, использовали идею мелкой земской единицы лишь как своего рода «прикрытие» в борьбе против якобы «оторванности губернского земства от населения». При этом, свидетельствовал Кузьмин-Караваев, «они сознают превосходно, что эта мелкая земская единица даст в результате регресс земской деятельности».
Убедительные доводы были представлены докладчиком и в ответ на возражения искренних земцев, выступивших на собрании за провозглашение «права каждого плательщика на свободное, широкое участие в удовлетворении своих потребностей» (И.И. Петрункевич), а также пытавшихся «уличить» Кузьмина-Караваева в непонимании значения политического воспитания масс (А.М. Колюбакин). Разделяя мнение о том, что «воспитывать может только практическая деятельность», он в очередной раз призывал их считаться с реальными условиями, выражая сомнение в возможности достижения «нормальных результатов» путем «включения в общее малоправное положение крестьян права на самоопределение в одной тесной области».
Спустя год, выступая в земском собрании по тому же вопросу, Кузьмин-Караваев несколько смягчил свою позицию. На этот раз его возражения против мелкой земской единицы сводились главным образом к опасению, что заботы о ее устройстве могут оттеснить на задний план другие важные проблемы, привести к тому, что «общественная мысль успокоится и невольно остановится на том, что отныне земская деятельность может развиваться беспрепятственно и крестьянская жизнь будет идти лучше». Однако, по словам К.К. Арсеньева, «не в таких розовых мечтах следует искать руководящую мысль защитников мелкой земской единицы». Выражая мнение членов редакции «Вестника Европы», он, в свою очередь, заявлял, что «они вовсе не придают этой идее значения панацеи, вовсе не ожидают от нее одной обновления сельской жизни; они видят в ней только составную часть крупного дела, но часть настолько важную, что некоторые хорошие результаты она может принести даже сама по себе, отдельно от всего остального». При этом Арсеньев особо подчеркивал, что «имеется в виду не всякая мелкая организация, а только такая, которая соединяла бы в себе все существенные черты истинно земской единицы (всесословность, самообложение, самоуправление)».
Несмотря на особую позицию по ряду вопросов, Кузьмин-Караваев стал одним из лидеров земско-либерального движения начала XX века. В январе 1902 года вместе с другими «староземцами» он выступил на страницах журнала «Освобождение» с заявлением о приверженности тактике исключительно легальной деятельности: «Как раньше, так и теперь мы остались противниками всякого насилия, откуда бы оно ни исходило, сверху или снизу. Поэтому мы намерены в земстве и через земство действовать путем распространения и уяснения наших идей и организации сплоченной партии, стремящейся к осуществлению этих идей, будучи убеждены, что ясное сознание и твердо выраженное требование общественного мнения есть такая сила, с которой принуждено будет считаться и правительство». В условиях последующего нарастания революции Кузьмин-Караваев, продолжая обличать административный произвол, вместе с тем осуждал забастовки и вооруженные восстания. По его убеждению, эти средства борьбы в условиях подавляющего военного превосходства правительства ведут лишь к бессмысленным жертвам среди населения, развязывают руки сторонникам правительственного террора.
Член Союза земцев-конституционалистов, Кузьмин-Караваев в 1904–1905 годах занял влиятельное положение на частных совещаниях и земских съездах, солидаризируясь с их конституционным крылом. Сторонник введения в России «ограниченной монархии», он приветствовал издание Высочайшего рескрипта 18 февраля 1905 года, предписывавшего министру внутренних дел А.Г. Булыгину приступить к разработке закона о созыве выборного представительного учреждения, наделенного законосовещательными правами. Ведя активную полемику с защитниками идеи Учредительного собрания и установления в России республиканской формы правления, Кузьмин-Караваев подготовил собственный проект создания Государственной думы.