Страница 55 из 59
Во Франции и Великобритании от русской армии в войне ждали многого. Там находились под большим впечатлением от растущей силы России, от ее огромных ресурсов, потенциальной мощи и богатства. Министр иностранных дел Великобритании сэр Эдуард Грей сказал при личной встрече президенту Франции Пуанкаре: «Русские ресурсы настолько велики, что в конечном итоге Германия будет истощена даже без нашей помощи России». С началом боевых действий к русской армии были прикомандированы миссии союзников. Британскую возглавил военный атташе в России полковник сэр Нокс, после войны опубликовавший свои мемуары. Его книга полна восхищения русской армией и особенно ее солдатами. «Отдельно взятый русский солдат, – писал он, – лучший солдат в мире. Он терпит холод и голод, а также переносит все тяготы без единого слова жалобы». Нокса восхищала храбрость русских солдат. Он писал: «Солдаты в целом отличаются великолепными физическими данными. Они способны совершать переходы и сражаться при столь скудном и грубом рационе, который вряд ли вытерпел любой другой европейский солдат». Нокса поражал природный оптимизм русских, который спасал их в самых немыслимых положениях в невероятной по своей жестокости войне. Но британский военный атташе не был близоруким наблюдателем. Он видел обе стороны медали – как героизм русской армии, так и поразительные черты ее ущербности. Нокс описывал «бессмысленные круговые вращения через песчаные поля и грязь», запоздалые приказы, непростительную слабость в деле организации тылового снабжения, отсутствие телефонной связи, упорное нежелание допрашивать пленных офицеров, слабость коммуникаций и бесконечно слабую организацию войск, особенно в сравнении с «безупречной машиной, управляемой прусскими офицерами».
Его коллега французский атташе отметил те же самые явления. Он писал о «плохой разведке, пренебрежении маскировкой, разглашении военных тайн, отсутствии быстроты, неповоротливости, безынициативности и недостатке способных генералов». Все эти негативные стороны проявились в первых же боях. Они отражали главные беды России – бедность основной массы населения и их неграмотность. Малообразованные солдаты при всей своей природной стойкости плохо ориентировались на местности, трудно овладевали техникой, терялись в сложной обстановке.
В техническом отношении из всех участвовавших в войне сторон Россия была подготовлена хуже всех. И что самое поразительное, на опыте Русско-японской войны русское и немецкое командование сделали прямо противоположные выводы о роли артиллерии в современных условиях. В России, которая вела боевые действия, сделали ошибочный вывод, что роль артиллерии в войне снизилась, тогда как в Германии, чьи офицеры были только наблюдателями, пришли к правильному заключению, что ее роль возросла. Но все встает на свои места, если принять во внимание, что русской артиллерией заведовал великий князь Сергей Михайлович, один из членов царской семьи не отличавшийся компетентностью.
Из-за ошибочной оценки роли артиллерии в составе русской дивизии к началу боевых действий оказалось в два раза меньше легких орудий, чем в германской, в то время как по статистике в Первую мировую войну 70 процентов потерь в личном составе пришлось на орудийный огонь. Но что еще более важно, из двенадцати батарей в составе немецкой дивизии три состояли из тяжелых орудий, а они играли роль молота, разбивающего вражеские позиции перед атакой. На это легкие орудия не были способны. Недостаток тяжелой артиллерии в русских дивизиях вел к тому, что немецкие огневые точки оставались нетронутыми, и их приходилось брать ценой больших потерь. В своем составе русская армия имела только 60 батарей тяжелой артиллерии, тогда как в германской их было 381. Таким образом, перевес у немцев был подавляющим.
Еще хуже дела обстояли с пулеметами, которые так быстро и жестоко показали свою значимость в войне. В русской армии их было 4000, а в немецкой – 24 000. С началом боев многочисленные немецкие пулеметы выкашивали огнем ряды русской пехоты, тогда как в русской армии один пулемет приходился на более чем тысячу солдат.
Но самым уязвимым местом в русской армии оказались ее генералы. Казалось, по итогам войны с Японией командование армии значительно было обновлено. В отставку отправили 341 генерала и 400 полковников. Но первое же крупное наступление показало, как плохо был подготовлен высший командный состав.
Война началась с того, что немецкие войска нарушили нейтралитет Бельгии, прошли через ее территорию и вторглись с севера во Францию, откуда их там не ждали. Французы стали взывать к России о помощи. Они просили навалиться на немцев с востока, чтобы оттянуть на себя их корпуса. Во исполнение союзнического долга на следующий день после окончания мобилизации русские войска предприняли наступление в Восточной Пруссии. Эта страна озер и болот была превращена в житницу Германии благодаря удивительному трудолюбию немцев, применивших здесь искусственный дренаж и опоясавших землю сетью превосходных дорог. Наступление вели две русские армии – генералов Ренненкампфа и Самсонова. В то время как армия Ренненкампфа двигалась с востока на запад, Самсонов должен был проделать с юга серповидное движение и сомкнуть клещи в районе Мазурских озер. В этом случае защищавшая Восточную Пруссию 8-ая немецкая армия попадала бы в окружение и дорога на Берлин была открыта. Сам замысел был прекрасен и имел все шансы на успех, поскольку две русские армии по численности вдвое превосходили немецкую. Но осуществление плана требовало четкой координации действий командующих обеих армий, чего не было и в помине.
Не существовало не только согласованных их усилий, но даже скрытой от противника связи между ними. В первые дни войны код в русской армии сменили, и старые шифровальные книги из штабов изъяли, а новые еще не прислали. Что само по себе говорит о царившем в штабах беспорядке. И тогда оба командующих стали по радио открытым текстом обмениваться друг с другом информацией о состоянии своих войск, о том, где они сейчас находятся и каковы их ближайшие планы. Вначале немецкое генералы Гинденбург и его начальник штаба Людендорф, полагали, что таким наивным способом русские хотят ввести их в заблуждение. Но в штабе Людендорфа был полковник Гофман, бывший в свое время германским военным атташе в Санкт-Петербурге. Он на многое там насмотрелся, и никакие глупости со стороны русских начальников его уже не удивляли. Именно он убедил своих генералов верить всему, что они слышали в эфире. «Благодаря сообщениям по радио, – писал позже Гофман, – мы знали силу русских войск и точное назначение каждой из задействованных русских частей».
Опасность для немцев состояла в том, что обратившись против одной русской армии, они рисковали получить удар в тыл от другой. В этот критический для них момент они узнали по радио непосредственно от Ренненкампфа, что он приостановил свое движение и в ближайшее время наступать не будет. Эта информация оказалась решающей. Она позволила Гинденбургу и Людендорфу совершить классический маневр – оторваться от одной армии, чтобы окружить другую. Войска 8-ой немецкой армии немедленно сели в поезда и по железной дороге транзитом через Кенигсберг обогнули левый фланг Самсонова и высадились у него в тылу. К тому времени пять корпусов Самсонова уже девять дней шли без отдыха по песчаным дорогам в удушливую жару, а теперь оказались отрезанными от баз снабжения и стиснутыми со всех сторон на узком пространстве. В завязавшейся битве 30 тысяч русских солдат погибло и 130 тысяч попало в плен. В Германию ушло 60 поездов с трофеями.
Все это время армия Ренненкампфа спокойно стояла на месте. Имея пять кавалерийских дивизий, ее командующий умудрился немецкую армию «потерять». Самсонов и Ренненкампф просто не понимали, что происходит. «Неужели они ничего не слышали о Каннах и не изучали итогов Мукдена?», – спрашивал Гинденбург в своих мемуарах. Почему лучшие русские военные теоретики, разделив в Восточной Пруссии собственные силы надвое, не позаботились наладить их взаимодействие? Почему немцы подняли в воздух свои самолеты-разведчики, а русских аэропланов над восточнопрусской равниной не было, хотя в русской армии самолеты имелись? Из-за плохой разведки русское командование ослепло. «Неужели Ренненкампф не видел, что правый фланг Самсонова находится под угрозой полного поражения, что угроза его левому флангу усиливается с каждым часом?», – вновь с изумлением спрашивал Гинденбург. «Почему Ренненкампф не использовал время нашей величайшей слабости, когда войска были истощены и сбились вместе на поле Танненберга, чтобы броситься на нас? Почему он дал нам время восстановить свои силы, заново сконцентрироваться, отдохнуть и получить подкрепления?» – ведь войска Ренненкампфа были свежими и отдохнувшими.