Страница 51 из 59
Поведение царя во время войны было удивительным. Истинный, а не формальный глава государства ушел бы с головой в работу и сделал бы все, чтобы обеспечить победу. А Николай находил время заниматься любительской фотографией, кататься на байдарке, посещать балы, ходить на охоту. Несмотря на войну, светская жизнь в Санкт-Петербурге не прекращалась. Только гала-вечера теперь назывались благотворительными, а на балах проводили лотереи в пользу раненых.
Тем временем положение в столице становилось все более напряженным. 8 января 1905 года Николай сделал в дневнике запись: «Ясный морозный день. Было много дел и докладов. Завтракал Фредерикс. Долго гулял. Со вчерашнего дня забастовали все заводы и фабрики. Из окрестностей вызваны войска для усиления гарнизона. Рабочие до сих пор вели себя спокойно. Количество их определяется в 120 000 ч. Во главе рабочего союза какой-то священник – социалист Гапон. Мирский приезжал вечером для доклада о принятых мерах».
Как видим, вначале о погоде, затем, что были доклады, затем, что долго гулял, и только потом о всеобщей забастовке. Хотя это был один из критических моментов его царствования. По архивным документам нам известно, что упомянутый царем священник Гапон сотрудничал с Департаментом полиции, хотя и не был его агентом, поскольку закон запрещал вербовать лиц духовного звания. Его пригласили к сотрудничеству в качестве агитатора и организатора. Задачей Гапона было бороться с влиянием революционных пропагандистов и убеждать рабочих в преимуществах мирных методов борьбы за свои интересы. На деньги Департамента полиции священник организовал «Собрание русских фабрично-заводских рабочих», имевшего 11 отделов. Вскоре Гапон приобрел огромную популярность. Малограмотным рабочим он был много ближе, чем интеллигенты марксисты, и говорил на понятном им языке.
Вначале Гапон следовал указанной ему политике, но вскоре пришел к выводу, что с падением престижа царя и его администрации он может сам на волне рабочего движения придти к власти. Этот малообразованный человек, но прирожденный демагог, имел, как оказалось, большие амбиции. Согласно мемуарам В.А. Поссе, в беседе с ним священник сказал: «Чем династия Готторпов (Романовых) лучше династии Гапонов? Готторпы – династия гольштинская, Гапоны – хохлацкая. Пора в России быть мужицкому царю, а во мне течет кровь чисто мужицкая, притом хохлацкая» (В.А. Поссе. Мой жизненный путь. – М.: «Земля и фабрика», 1929. Стр. 548)
20 декабря 1904 года капитулировал гарнизон Порт-Артура, что стало очередным потрясением для русского общества. Тогда Гапон решил – пришло его время. Его влияние среди рабочих было так велико, что когда 6 января он объявил о начале всеобщей забастовки, уже 7 января все без исключения фабрики и заводы Санкт-Петербурга встали. Для властей такой поворот событий был неожиданным. На 9 января Гапон назначил манифестацию к Зимнему дворцу. Власть была предупреждена, что демонстрация будет мирной с портретами царя и церковными знаменами. В те дни Гапон чувствовал себя кем-то вроде мессии, призванного вывести страждущий народ «из могилы бесправия, невежества и нищеты». Такое же мнение распространилось о нем в народе. В своей петиции от 9 января, написанной в стиле церковного красноречия, и в личных письмах к царю Гапон, подобно библейским пророкам, обращался к нему на «ты» и угрожал, что если царь не выйдет к рабочим, то между ним и народом порвется нравственная связь.
Затеянную им манифестацию Гапон считал беспроигрышным политическим ходом. На встрече с представителями революционной партии он так объяснил свои намерения. Если царь выйдет к народу и примет петицию, Гапон возьмет с него клятву немедленно подписать указ о созыве всенародного Земского собора. После чего он выйдет к народу и махнет белым платком, и начнется всенародный праздник. А если царь откажется принять петицию и не подпишет указ, Гапон выйдет к народу и махнет красным платком, и тогда вспыхнет народное восстание. В первом случае Гапон будет человеком, давшим России свободу, а во втором он возглавит революционный переворот.
Но к Петербургу стали стягивать войска, и у священника закрались сомнения. Выступая перед рабочими 8 января, он уже высказал мысль, что царь может не выйти к народу, и даже не даст им дойти до Дворцовой площади. «И тогда, – сказал он рабочим, – у нас больше нет царя!». 9 января Гапон уже был убежден, что демонстрацию расстреляют, но остановить движение было нельзя, поскольку оно приняло стихийный характер. Основная колонна собрала 50 тысяч человек. Перед началом движения Гапон еще раз сказал собравшимся: «Если царь не исполнит нашу просьбу, значит, у нас нет царя!».
Войска перегородили колоннам демонстрантов путь в нескольких местах. Первые залпы раздались у Нарвских ворот, а затем огонь был открыт на Дворцовой площади, куда подошла основная масса демонстрантов. Площадь покрылась телами убитых и раненых, на снегу валялись церковные знамена, брошенные иконы и царский портрет. Расстрел происходил в начале Невского проспекта, у Казанского собора, на Морской и Гороховой улицах, за заставами Нарвской, Невской и на Выборгской стороне. Толпы людей то рассыпались, то собирались вновь. Слышались проклятья, в солдат летели камни. Сколько человек было убито, точно определить невозможно. Официальная цифра – 130 убитых и втрое больше раненых. Но общего восстания, как надеялся Гапон, не произошло, и ему пришлось бежать за границу.
Оказавшись после «Кровавого воскресенья» в Лондоне, Гапон получил от английского издательства заказ на издание своей автобиографии. Книгу под его диктовку написал английский журналист, и она вышла большим тиражом под названием «История моей жизни». В ней теперь уже бывший священник писал: «По всему этому я могу с уверенностью сказать, что борьба идет быстро к концу, что Николай II готовит себе судьбу одного из английских королей или французского короля недавних времен, что те из его династии, которые избегут ужасов революции, в недалеком будущем будут искать себе убежище на Западе» (Г.А.Гапон. История моей жизни. – М.: «Книга», 1990. Стр. 47–48).
Гапон вступил на короткое время в партию эсеров и стал претендовать на главенствующую в ней роль. По его утверждению, вокруг него должны были сплотиться все революционеры. Но непомерные амбиции этого человека и его притязания на первую роль в революционном движении быстро оттолкнули от него эсеров. Поэтому Гапон вышел из партии. А когда 17 октября 1905 года император Николай издал Высочайший Манифест о даровании свобод российским гражданам, вернулся на родину. Последней его финансовой операцией была сделка о получении 100 000 рублей от Департамента полиции на возобновление работы «Союза рабочих» под мирными лозунгами, и за информацию о террористических замыслах партии эсеров. Но когда по своим каналам руководителям этой партии стало известно о предательстве Гапона, они заманили его в ловушку на одну из дач под Петербургом и там повесили. 30 апреля 1906 года полиция обнаружила его труп.
Тем временем война на Дальнем Востоке шла своим ходом. Чтобы овладеть господством на Тихом океане, из Балтики послали вторую эскадру под командованием адмирала Рождественского. За семь месяцев изнурительного плавания она прошла 18 000 морских миль (33 000 километров). Эскадра обогнула Африку, прошла Индийский океан и вошла в Цусимский пролив, где была встречена японским флотом и потоплена.
Адмирал Рождественский был образцом бездарности, которая отличала всю правящую верхушку царской России. Чтобы эскадра в бою слаженно маневрировала, необходимо было наладить хорошее взаимопонимание командиров кораблей. Что должен был сделать адмирал. Он должен был провести с капитанами военные игры, обсудить с ними все возможные варианты, чтобы они точно знали, как действовать при любых обстоятельствах. Но ничего подобного Рождественский не предпринял. В Индийском океане к его эскадре присоединилась другая под командованием адмирала Небогатова. Она не огибала Африку, как основная эскадра, а прошла через Суэцкий канал. На судебном разбирательстве, выяснявшем причину поражения, Небогатов свидетельствовал, что виделся с Рождественским всего один раз. Это было в день встречи двух эскадр, и их беседа свелась к обсуждению общих знакомых в Петербурге. Небогатов полагал, что основной разговор состоится позже, но до самого дня сражения командующий флотом его больше не вызвал.