Страница 6 из 53
Кун представляет свою идею научной революции как описание реального пути, которому следуют различные науки, а не нормативную модель поведения ученых. Напротив, Лакатосом принимается нормативный подход [Lakatos, 1978; Лакатос, 1995б].
«Методология научно-исследовательских программ» Лакатоса состоит из набора правил работы и над критикой, и над построением теории (отрицательной и положительной эвристикой), создаваемой вокруг «ядра» гипотез, касающихся определенного набора проблем и используемых в качестве основы для создания теоретической системы. Ядро остается неизменным, даже если возникают какие-то ненормальные явления, благодаря «защитному поясу» из вспомогательных гипотез, от ядра отказываются только в случае, если научно-исследовательская программа, основанная на нем, признается «регрессивной», или, другими словами, когда становится очевидно, что использование этой программы является, скорее всего, пустой тратой времени и усилий. Принятие или отвержение научно-исследовательской программы, таким образом, рассматривается Лакатосом как комплексный процесс, а не результат суждения, основанного на результатах одного решающего эксперимента, или даже результатах применения четко определенных, однозначных, объективных критериев.
Проинтерпретированная таким образом позиция Лакатоса не сильно отличается от предложенного Фейерабендом [Feyerabend, 1975; Фейерабенд, 2007] «методологического анархизма» – хотя по общему признанию считается менее радикальной. Фейерабенд подчеркивает необходимость максимальной открытости по отношению к самым разным исследовательским подходам; в то же время он далек от безоговорочного принятия своего собственного правила «anything goes»: «Пригодно все, что способствует успеху». Критика существования абсолютных критериев истины (или, лучше сказать, принятия и отвержения теорий) может сосуществовать с идеей целесообразности рациональных споров между разными, даже противоположными, взглядами. Очевидно, когда обсуждаются разные точки зрения, сторонники каждой из них должны быть готовы отказаться от претензий на то, чтобы их собственный критерий суждения считался абсолютным. Наоборот, временное принятие точки зрения соперника с целью критики этой точки зрения изнутри может сделать полемическую позицию более сильной. Мы, таким образом, сталкиваемся с процедурой обсуждения, аналогичной той, которой следуют при судебном разбирательстве, где прокурор и защита вносят абсолютно различные аргументы в поддержку своих позиций.
Взгляды Фейерабенда были внесены в область экономической науки Макклоски [McCloskey, 1985; 1994], хотя и с некоторыми изменениями. Макклоски говорит о «риторическом методе научного спора», который отрицает четкие, одномерные критерии для оценки теорий, и, напротив, подчеркивает роль их относительной убедительной силы[10]. Это не отрицает важности теоретических споров: отнюдь нет, основная идея этой методологии состоит в необходимости толерантности в условиях существования различных взглядов на мир и, следовательно, различных теоретических подходов. Мы можем также напомнить, что интерпретированный таким образом риторический подход в экономике может быть прослежен в прошлом до Адама Смита[11].
Идеи Куна и Лакатоса привлекли экономистов возможностью существования альтернативных подходов, которые выводятся или из последовательности различных парадигм, или из сосуществования различных научно-исследовательских программ[12]. Очевидно, что идеи Фейерабенда ведут в том же направлении.
Именно здесь вступает в игру история экономической мысли. Те ученые, которые разделяют «конкурентный» подход к развитию экономической мысли и принимают участие в дискуссии между конкурирующими подходами, стремятся изучить историю этой дискуссии с целью найти сильные и слабые стороны каждого подхода, объясняющие их взлеты и падения.
В частности, использование истории экономической мысли может оказаться очень полезным для ученых, поддерживающих подход, который конкурирует с доминирующим[13]. Во-первых, анализ трудов экономистов прошлого часто помогает прояснить основные особенности рассматриваемого подхода, а также различия между ним и доминирующим подходом[14].
Во-вторых, история экономической мысли помогает оценить основанные на разных подходах теории, определяя мировоззрения, содержание концепций и гипотезы, на которых они основаны. Это зачастую позволяет восстановить предостережения и оговорки, изначально сопровождавшие анализ, но впоследствии забытые[15].
В-третьих, выявление культурных корней иногда служит тактической цели, позволяя противостоять инерции, которая создает довольно сильное преимущество для доминирующего подхода. Очевидно, что обращение к авторитету не является хорошим научным аргументом; это также верно и в отношении правила большинства, обоснования интеллектуальной лени, слишком часто повторяемого, например, при защите однотоварных моделей в теориях занятости и роста, или U-образных кривых в теориях фирмы.
Будет полезным подчеркнуть здесь, что «конкурентный» не подразумевает ни равенства конкурирующих позиций, ни отсутствия научного прогресса[16]. Оно лишь признает сосуществование различных подходов, базирующихся на различных концептуальных основаниях. Каждый исследователь обычно выбирает ту линию исследования, которую он считает наиболее перспективной[17]. Такой выбор, однако, является чрезвычайно сложным из-за несоразмерности некоторых концептуальных систем. В частности, требование мейнстрима ввести критерии оценки, вытекающие из его собственных взглядов, должно быть отклонено.
Что в действительности отвергает «конкурентный» подход, так это идею о линейности научного прогресса. Он подразумевает возможность прогресса как в рамках каждого подхода в отдельности (где это действительно является общим правилом, в силу тенденции к росту внутренней согласованности и к большей объяснительной силе), так и в рамках исторической последовательности исследовательских парадигм и программ. В последнем случае, однако, идея прогресса является более неопределенной, и поэтому в ее применении следует соблюдать большую осторожность. Неоспоримым элементом прогресса является увеличение числа более сложных аналитических инструментов, которые становятся доступными благодаря разработкам в других отраслях исследований (новые математические инструменты, лучший и более объемный статистический материал, бóльшая вычислительная сила новых компьютеров). Однако исследовательские парадигмы и программы обычно существенно различаются между собой своими мировоззренческими основаниями. Некоторым аспектам реальности (включая причинно-следственные связи) придается большее значение, некоторым – меньшее, так что возникают различия (явные или неявные)[18] в наборе предположений, на которых строятся теории, а следовательно, и в области применения теорий. Аналитические переменные или понятия (например, рынок, конкуренция, естественная цена, прибыль, рента), хоть и называются одинаково, приобретают существенно различные значения при использовании в разных теориях. Именно здесь – в анализе концептуальных основ различных теорий, изменений в значении понятий, используемых в различных теоретических рамках, – мы приходим к пониманию важности анализа понятий в исследовательской работе. Как мы покажем в следующем подразделе, это, в свою очередь, подразумевает важную роль истории экономической мысли в деятельности экономистов-теоретиков.
1.4. Стадии экономического теоретизирования: концептуализация и построение моделей
Среди тех, кто подчеркивает важность анализа концептуальных основ в рамках научно-исследовательской работы, мы находим одного из самых известных и, на самом деле, одного из самых осторожных представителей кумулятивистского взгляда. Шумпетер [2001, т. 1, с. 49–50] разделяет экономическое исследование на три этапа. На первом этапе мы сталкиваемся с «преданалитическим актом познания», или «ви́дением». Этот этап состоит в определении проблемы, которая будет рассматриваться, и в выдвижении некоторых рабочих гипотез, с которых начнется исследование. Цель здесь состоит если не в предварительном решении, то, по крайней мере, в определении того, как проблему стоит решать. Второй этап «состоит в том, чтобы облечь наше ви́дение в слова или концептуализировать его таким образом, чтобы его элементы, обозначенные определенными терминами (что облегчит работу с ними), заняли свои места, в более или менее упорядоченной схеме или картине». Этому этапу, который мы можем назвать этапом концептуализации, Шумпетер придает большое значение. Абстрактная система понятий, полученная таким образом, изолирует элементы реальности, которые, как предполагается, непосредственно связаны с рассматриваемым вопросом. Последний третий этап связан с построением «научных моделей». Напомним, что логическая последовательность различных стадий не обязательно соответствует их реальной последовательности в научно-исследовательской деятельности экономиста.
10
В области естественных наук хорошо проведенные эксперименты, как правило, являются решающим доказательством превосходства одной теории над другими. В области социальных наук, однако проводить эксперименты в контролируемых условиях (т. е. при прочих равных условиях) практически невозможно. Отсюда возникает сложность для сравнения различных теорий.
11
Речь идет не только о «Lectures on rhetoric and belles letters» («Лекциях по риторике и изящной словесности») [Smith, 1983], но также о «Glasgow lectures» (другое название – «Lectures on jurisprudence» – «Лекции по юриспруденции», [Smith, 1978]. По этому поводу см.: [Giuliani, 1997].
12
См., например, собрания эссе: [De Marchi, Blaug, 1991]. А также предостережение Стидмана [Steedman, 1991], который отмечает, что программы Лакатоса относятся к конкретным проблемам, а не к широким взглядам на мир.
13
См.: [Dobb, 1973; Meek, 1977; Bharadwaj, 1989] как примеры такого интереса ученых на волне сраффианского возрождения классического подхода.
14
Известный пример – издание Сраффой собрания сочинений Рикардо «Works and correspondence (1951–1955)».
15
Один из примеров – предположение о расчистке рынков. Оно предполагает существование рынков, работающих довольно специфическим образом: как старые континентальные товарные биржи или англосаксонские фондовые биржи, работавшие по принципу «продолжающегося аукциона» (continuous auction). Крегель [Kregel, 1992] рассматривает континентальные биржи в связи с теорией общего равновесия Вальраса, а англосаксонские – в связи с теорией Маршалла (см. далее гл. 12 и 13).
16
Это мнение – неприятие любой идеи научного прогресса – иногда приписывается «анархистской теории познания» Фейерабенда, а в области экономической науки – «риторике» Макклоски [McCloskey, 1985]. Однако такое утверждение не обязательно следует из их основных положений: отказа от четких и однозначных критериев для оценки различных теорий и исследовательских программ и предложения открытого – и ответственного – «разговора» между исследователями, придерживающимися разных направлений.
17
Это так, если исключить случаи оппортунистического, ориентированного на развитие карьеры, выбора, который иногда объясняет приверженность к мейнстриму.
18
Предположения обязательно остаются хотя бы частично неявными: невозможно в процессе построения теории абстрагироваться от полного списка элементов реальности (т. е. элементов, которые не учитываются в теории, поскольку принимаются неважными для исследуемого аспекта). В этом смысле аксиоматические модели основаны на ограниченном количестве явных предположений, но – этот факт слишком часто упускается из виду – они принципиально подразумевают огромное, потенциально бесконечное число неявных упрощающих предположений, что важно учитывать, делая попытку связать их с экономической реальностью, которую они должны интерпретировать.