Страница 43 из 53
Именно в отношении этого механизма согласования Смит применил свою знаменитую аналогию с «тяготением»:
Таким образом, естественная цена как бы представляет собою центральную цену, к которой постоянно тяготеют цены всех товаров. …Но хотя рыночная цена всякого отдельного товара, таким образом, постоянно тяготеет, если можно так выразиться, к естественной цене, однако иногда случайные обстоятельства, иногда естественные причины и иногда особые распоряжения правительства могут продолжительное время держать рыночную цену многих товаров намного выше их естественной цены [Smith, 1776, p. 112, 113–114][244].
Многие авторы, особенно в последние годы, интерпретировали метафору тяготения как подразумевающую теорию рыночной цены, основанной на предложении и спросе. В частности, рыночные цены стали интерпретировать как равновесные цены короткого периода (маршалловские, саморегулирующиеся) (см., например: [Blaug, 1962, p. 39]). На самом же деле такая идея абсолютно чужда мысли Смита, как потому, что рыночная цена, как мы видели, была для него не теоретической переменной, а ее эмпирическим аналогом, так и потому, что сама ссылка на тяготение, которая, как может показаться, подразумевает точную теоретическую структуру, подобно теории Ньютона (в которой гравитационное взаимодействие двух тел описывалось точными математическими законами), была, в сущности, достаточно смутной[245]. Это подтверждается, среди прочего, тем фактом, что в обоих отрывках, где появляется термин «тяготение», он сопровождается выражениями («как бы», «если можно так выразиться»), которые подчеркивают его использование в качестве неточной метафоры.
Интерпретация рыночной цены как теоретической переменной, определяемой соотношением между спросом и предложением в соответствии с общими и точными правилами, возникла только в конце золотого периода классической политической экономии, у Джона Стюарта Милля и Томаса Де Куинси, а затем была развита Альфредом Маршаллом тем способом, который хорошо всем известен из учебников. Во времена Смита термины «спрос» и «предложение» означали не кривые или, в более общем смысле, не стабильные и хорошо определенные функциональные отношения, связывающие цену и количество товара[246], а набор элементов, возможно, случайных или условных, который не может быть сведен к только технологическим (экономия от масштаба и ее отсутствие) или психологическим (предпочтения потребителей) факторам. До Смита ссылки на роль спроса и предложения в определении цены обычно отражали, в некоторой степени, ситуацию, предшествовавшую развитию регулярных рынков, в которой цены, как, например, на деревенских ярмарках или в портовых городах, были объектом влияния несистематических событий.
Современные интерпретации рыночной цены у Смита, как определяемой спросом и предложением, обычно основываются на второй части процитированного выше определения рыночной цены: что она «регулируется отношением между количеством его, фактически доставленным на рынок, и спросом на него». Однако в этом отрывке Смит, говоря о рыночной цене и отношении спроса и предложения, использует глагол «regulate» (регулировать), а не «determine» (определять)[247], а выражение «отношение между количеством …доставленным на рынок, и спросом» не может быть воспринято как указание на точную математическую функцию. Этот отрывок не является ни определением рыночной цены, ни теорией, объясняющей ее определение. Смит не пытается здесь проиллюстрировать законы того, каким образом спрос и предложение реагируют на рыночные цены, отличные от естественных, или законы того, как рыночные цены реагируют на отсутствие равновесия спроса и предложения и на колебания этих переменных. В частности, здесь нет ни намека на идею саморегулирующегося рынка, определяющего рыночные цены, которая свойственна современной теории, а не теории классических экономистов[248].
Смит всего лишь предлагает несколько общих правил. Во-первых, рыночная цена окажется выше естественной цены, если предложение, по любой причине, окажется ниже «действительного» спроса, соответственно, в обратном случае она окажется ниже. Во-вторых, отклонение рыночной цены от естественной спровоцирует реакцию со стороны покупателей, так же как и производителей; в условиях свободной конкуренции такая реакция поспособствует разрешению неравновесной ситуации. Из представленных Смитом примеров ясно, что конкретное действие этих общих правил зависит от обстоятельств, а значит, невозможно сформулировать точные функциональные связи между рыночными ценами и дисбалансом спроса и предложения[249].
Таким образом, для Смита тяготение было только метафорой, которая использовалась для того, чтобы выявить роль конкуренции как движущей силы стабилизации рынка. Такую же роль играла метафора «невидимой руки», которую, к тому же, Смит использовал только однажды в «Богатстве народов», в достаточно специфическом контексте (предпочтение капиталистов инвестировать в наиболее прибыльные отрасли национальной промышленности, а не в другие страны, хотя и мотивируется личным интересом, но оказывает положительное воздействие на общество, поскольку ведет к увеличению национального дохода, как будто «направляется к цели невидимой рукой») [Смит, 2007, с. 443][250]. Все это достаточно далеко от теории, которая имеет в своей основе механизмы саморегулирующегося рынка, кривые предложения и спроса и т. п. Хотя может показаться, что различие этих теорий отражает прогресс на уровне формальной полноты анализа, оно предполагает радикальные изменения концепций, использовавшихся классическими экономистами – настолько радикальные, что эти изменения меняют теоретический контекст в несомненно ограничительном направлении. Как следствие, концептуальное представление рассматриваемой экономической системы претерпевает чистые потери[251]. Очевидно, однако, что понятие рыночной цены как теоретической переменной совершенно чуждо Смиту. Более того, идея «невидимой руки рынка» является профанацией истории мысли. Тот факт, что она часто повторялась – и продолжает повторяться, особенно теоретиками общего экономического равновесия, – обнаруживает только их незнание текстов и поверхностное отношение к истории.
5.7. Происхождение разделения труда:
Смит и Паунэлл
Проблема происхождения разделения труда объединяет различные вопросы социальной философии. Как мы увидим, проанализировав взгляды Смита и их критику Паунэллом[252], происхождение разделения труда можно проследить в склонности человека к социальной жизни, или же во врожденных различиях способностей. Эти два тезиса обладают глубоко различными последствиями для таких проблем, как теория общественного договора, представления о естественности социальной стратификации и в связи с этим позитивной или негативной оценки самого труда. Однако перед тем как рассмотреть эти аспекты, будет полезно проиллюстрировать сначала позицию Смита, а затем критику Паунэлла.
Смит исследует проблему происхождения разделения труда в главе 2 первой книги «Богатства народов»:
Разделение труда, приводящее к таким выгодам, отнюдь не является результатом чьей-либо мудрости, предвидевшей и осознавшей то общее благосостояние, которое будет порождено им: оно представляет собою последствие – хотя очень медленно и постепенно развивающееся – определенной склонности человеческой природы, которая отнюдь не имела в виду такой полезной цели, а именно склонности к мене, торговле, к обмену одного предмета на другой.
В нашу задачу в настоящий момент не входит исследование того, является ли эта склонность одним из тех основных свойств человеческой природы, которым не может быть дано никакого дальнейшего объяснения, или, что представляется более вероятным, она является необходимым следствием способности рассуждать и дара речи. Эта склонность обща всем людям и, с другой стороны, не наблюдается ни у какого другого вида животных, которым, по-видимому, данный вид соглашений, как и все другие, совершенно неизвестен [Смит, 2007, с. 76][253].
244
В главе 7 первой книги «Богатства народов» Смит снова и снова утверждает, что рыночная цена может оказаться выше, чем естественная цена, в течение «многих лет», «веков», «всегда», всякий раз, когда действию конкуренции препятствуют государственное регулирование, таможни, законы и естественные монополии. «Естественная цена» здесь становится не только теоретической переменной, которая выражает условия воспроизводства экономической системы, но и нормой, соответствующей полному действию конкуренции.
245
Согласно Филлис Дин, ссылка на Ньютона соответствует представлению о рыночной экономике как о саморегулирующейся системе. «Сущность ньютоновского мировоззрения состоит в том, что оно начинает с двух аксиом, двух догматов веры о реальном мире в его социальном, так же как и физическом аспектах: 1) о том, что он характеризуется единообразием и постоянством, которые в достаточной степени регулярны, чтобы иметь силу законов природы; и 2) что он создан и управляется разумным творцом. …это была систематическая, дарованная богом гармония работы вселенной» [Deane, 1989, p. 61, 68]. Однако такие оптимистические и упрощенные представления о социальном мире представляются чуждыми традиции шотландского Просвещения и ближе к французской картезианской традиции.
246
Кривые спроса появились в экономической литературе более чем полвека спустя, у Курно и Рау (см. ниже, подразд. 10.2, 11.1).
247
В русских переводах использовано в этом месте слово «определяется» [Смит, 1962, с. 57; 2007, с. 110]. – Примеч. пер.
248
Как мы уже видели, саморегулирующийся рынок – а именно, тот, где существует ситуация равновесия, при котором спрос и предложение точно равны друг другу, – является характеристикой финансовых рынков, а не рынков промышленных продуктов; современная теория была вынуждена прибегнуть к искусственным конструкциям, таким как «резервные цены», чтобы расширить это понятие на сельскохозяйственные и промышленные продукты. Позвольте также подчеркнуть, что понятие саморегулирующегося рынка нельзя смешивать с гораздо более широкой идеей о регулирующих механизмах рынка.
249
Позвольте добавить, что, как показали Эджиди [Egidi, 1975] и Стидмэн [Steedman, 1984] эти правила следует переформулировать в случае отраслевой нормы прибыли по сравнению с общей нормой; более того, Стидмэн показывает, что в контексте межотраслевого анализа признаки отклонения рыночной цены от естественной цены не обязательно те же самые, что и признаки отклонения отраслевой нормы прибыли от общей нормы, в отличие от предположения Смита.
250
Кроме этого, термин «невидимая рука» использовался Смитом всего дважды, в разных работах и контекстах («History of astronomy», III.2: [Smith, 1795, p. 49]; «The theory of moral sentiments», IV.1.10: [Smith, 1759, p. 184]), больше того, по крайней мере в первом – в достаточно ироническом тоне. См. об этом: [Rothschild, 1994; 2001, p. 116–156; Gilibert, 1998]. Последний из этих комментаторов отмечает, что ни современники Смита, ни исследователи его творчества вплоть до середины ХХ в. совсем не уделяли внимания теме «невидимой руки»; ее стали обсуждать только после того, как Эрроу и Дебрё развили аксиоматику теории общего экономического равновесия и две «фундаментальные теоремы» экономики благосостояния, согласно которым совершенная конкуренция обеспечивает оптимальное равновесие, а любое оптимальное равновесие может быть интерпретировано как результат совершенно конкурентного рынка (см. подразд. 12.4 наст. изд.). Таким образом, приписывая Смиту идею рынка как невидимой руки, которая ведет к оптимальному равновесию, современная теория претендует на то, чтобы считаться венцом смитовского культурного проекта. На самом же деле, однако, эти два представления достаточны различны.
251
Возьмем, с одной стороны, сложность мотивации человеческого действия в смитовской аналитической структуре по сравнению с одномерным экономическим агентом современной теории, который стремится только максимизировать полезность, а с другой стороны, исчезновение классических тем, таких как распределительный конфликт и проблемы занятости, если предполагается, что конкурентный рынок обеспечивает оптимальное равновесие, а распределительные переменные (заработная плата, рента, норма прибыли) рассматриваются при конкуренции как равновесные цены «факторов производства».
252
Томас Паунэлл (1722–1805) был губернатором Массачусетса в 1757–1759 гг., а с 1767 по 1780 г. членом британского парламента.
253
Данный тезис представляет исходную точку мысли Смита; он высказал ее, практически теми же словами, уже в своих университетских лекциях и первом наброске «Богатства народов» [Smith, 1978, p. 347: LJ-A, vi. 44; p. 492–493: LJ-B, 219; p. 570–571: Early draft, 20–21].