Страница 6 из 13
Как это прекрасно – помнить! Это и счастье, и проклятие. Счастье в том, что можно вспоминать и снова переживать самые счастливые минуты своего существования, а проклятие в том, что человек большую часть своих переживаний относит к прошлому, больше живет в прошлом, от которого никуда не деться, которое невозможно исправить. А так хотелось бы исправить, забрать назад в гневе сказанные слова, сделать недействительными многие совершенные поступки. То есть сделать бывшее не бывшим. Любой человек, оглядываясь на прошлую жизнь, видит, что ошибок, непродуманных действий в ней гораздо больше, чем хотелось бы. Ни один человек, если он честен и искренен перед собой, не считает свою жизнь удавшейся. Мало найдется людей, которые согласились бы, если бы им была предоставлена такая возможность, прожить снова ту же самую, до мелких деталей повторяющуюся жизнь. Да и воспоминания о счастливых временах окрашены грустью, поскольку они ушли навсегда.
И все-таки память делает нас свободными – от собственного тела, от истории, от общества, от унылой повседневности существования. Свободными на мгновения, но этих мгновений достаточно, чтобы почувствовать себя духовным существом, почувствовать в себе присутствие Того, чьим образом и подобием ты являешься.
Образы памяти
Всякая попытка проникнуть в метафизическое измерение памяти сталкивается с принципиальной трудностью: наличием двух и более несовместимых измерений, которые нужно совместить, нескольких противоположностей, держание которых вместе делают возможным память. Держать может только человек как духовное существо. Например:
1. Есть два образа памяти: а) «чистая память» – память не о чем-то конкретном (событии, человеке), память как стихия, в которую нужно попасть, чтобы быть способным вообще что-то помнить; б) память как способность превращать прошлое в конкретные воспоминания, воскрешать переживания, делать их яркими, объемными, расцвеченными, живыми, наполняющими нас чистой радостью или глубокой печалью.
Память всегда живет и осуществляется только в форме такой раздвоенности.
2. В любом акте воспоминания должны быть соблюдены два условия: а) человек помнящий должен в каждом акте воспоминании помнить все; б) и в то же время в каждом акте живого воспоминания ничего не помнить. То есть быть свободным от любых объяснений, стереотипов, схем, убеждений, даже знаний. Воспоминание становится возможным только при наличии этих двух взаимоисключающих полюсов, создающих напряжение, за счет которого и функционирует наш дух.
3. Человек есть не только память о себе, но и память других о нем. В отличие от восприятия воспоминания других обо мне более или менее призрачны, они, как любое воспоминание, в большой степени результат их воображения, интерпретации. Постепенно эта призрачная часть каждого человека увеличивается, пока он полностью не становится воспоминанием, чистым духом. Иногда эти умершие люди, люди-призраки гораздо живее существующих индивидов. Всякое глубокое оригинальное воспоминание всегда держится на двух взаимоисключающих вещах: жизненной силе вспоминаемого, яркой бытийственной убедительности и его призрачности.
4. Память имеет возраст: память ребенка, память взрослого, память старца. Они качественно разные, но память детства делает их непрерывной цепью, хранит и развивает целостный образ личности. Чем больше сохранилось в человеке от воспоминаний детства, тем более он живой человек. И в то же время если воспоминания детства занимают большую часть внутренней жизни в сравнении с другими воспоминаниями, то его личность останавливается в своем развитии. Память всегда синтез противоречащих друг другу временных воспоминаний.
5. Структура воспоминания. Воспоминать можно не только прошлое, но будущее. Мы находимся в будущем по отношению к прошлым событиям, мы знаем, что будет с человеком или городом. Никакого прошлого нет без будущего, это некая вещь в себе. Мы как бы живем в будущем-прошлом. Никакого настоящего нет без будущего, настоящее живет тем отблеском, теми мечтами, надеждами, которое дает будущее. Мы живем в будущем-настоящем. То есть мы вынуждены как духовные существа жить одновременно в трех временах. Если мы хотим что-то вспомнить из прошлого, нам нужно будущее, если мы пытаемся заглянуть в будущее, нам необходимо прошлое. Без него будущее темно и страшно. И каждое прочувствованное настоящее есть уже наступающее прошлое, на которое будущее наложило свой отпечаток. Этот парадоксальная структура воспоминания может быть понята только человеком, сутью сознания которого является время.
Проблема «непостижимого воспоминания»
Существует чистое прошлое, свое рода «прошлое вообще», и воспоминания о нем составляют необходимую часть сознания. Такое прошлое не предшествует настоящему, а напротив, оно предполагается им как условие, без которого настоящее не могло бы пройти. «Прошлое вообще» делает возможным любые прошлые. Другими словами, каждое настоящее возвращается к себе как прошлое. Настоящее не может пройти, полагал А. Бергсон, если оно уже не является прошлым в то же самое время, когда оно было настоящим. Чтобы вспомнить что-то конкретное, надо быть способным помнить и вспоминать вообще. Эта память никогда не выражается адекватно в каких-либо конкретных воспоминаниях. «Прошлое сосуществует не только с настоящим, каким оно было, но… оно является полным интегральным прошлым, оно – все наше прошлое, сосуществующее с каждым настоящим»[19]. И память об этом чистом прошлом является чистой памятью, условием возможности каждого конкретного воспоминания. Я обладаю такой памятью, поскольку я человек. Эта память входит в мою плоть и кровь, делает меня человеком.
Попытка удержаться в такого рода памяти создает удивительное убеждение – вся смысловая конфигурация мира замыкается на мне. Не будь меня, хотя бы потенциально, и в этом месте цепь прервется, и в место разрыва ринутся пустота и бессмысленность. Если я не буду помнить, то все будет забыто.
Иногда, в особом состоянии духа нам кажется, что еще минута, и мы вспомним, узнаем самое важное, то, что составляет существо всей нашей жизни: кто мы такие, откуда пришли, почему страдания составляют большую часть нашей жизни, в чем смысл нашего существования. Разумеется, ничего «самого важного» вспомнить в конкретном образе нельзя, но сама попытка вспомнить это, сама попытка удержаться в этом состоянии, создает особый внутренний строй души.
Музыка играет так весело, так радостно, и, кажется, еще немного, и мы узнаем, зачем мы живем, зачем страдаем… Если бы знать, если бы знать! (А. Чехов. Три сестры).
К. Ясперс пишет о том, что человек как экзистенция живет в сознании непостижимого воспоминания, как будто он ведает о творении или будто может вспомнить, что он созерцал до бытия мира[20].
А можно ли считать воспоминанием то, что нельзя восстановить в памяти? Допустим, мы не можем вызвать в памяти события за последние тридцать лет, но ведь они все равно омывают нас со всех сторон; зачем же тогда останавливаться на тридцати годах, почему не продлить минувшую жизнь до того времени, когда нас еще не было на свете? Раз от меня скрыто множество воспоминаний о том, что было до меня, раз я их не вижу, раз я не могу к ним воззвать, то кто мне докажет, что в этой “тьме тем”, остающейся для меня загадкой, нет таких воспоминаний, которые находятся далеко за пределами моей жизни в образе человека? (М. Пруст. Содом и Гоморра).
Главное стремление живого человека – стремление вырваться из мира сплошной обусловленности, вернуться, хотя бы в воображении, к тому состоянию, когда ничего этого еще не было, «вспомнить» то, чего вспомнить нельзя, найти тот «след», который отличает человека от всего того, что его создает и поддерживает. Если я родился 40 или 50 лет тому назад, а до рождения меня не было и быть не могло, то это неоспоримый факт биологии и антропологии. Но все это огромная проблема с точки зрения философии. Где я был? Сказать: «нигде» – слишком сильное утверждение. Откуда-то я взялся? Одними биологическими причинами нельзя объяснить возникновение моего душевного и духовного измерения. Может быть, я существовал всегда, как существует природа, только в некоем потенциальном виде? Согласно антропному принципу, параметры Вселенной в принципе допускают возникновение человека: «Мы видим Вселенную такой, потому что только в такой Вселенной мог возникнуть наблюдатель, человек». Будь эти параметры немного другие, и человек был бы невозможен. И действительно, чтобы образовалась живая клетка, было необходимо такое необыкновенно сложное сочетание большого количества универсальных физических параметров, что ученые вынуждены либо допустить наличие разумного Создателя, либо искать нетривиальные объяснения данного обстоятельства.
19
Делез Ж. Бергсонизм. С. 137–138.
20
См.: Ясперс К. Философская вера // Ясперс К. Смысл и назначение истории. М., 1991. С. 427.