Страница 9 из 19
Международный валютный фонд с запозданием признал, что это были не обычные рецессия или восстановление и что ортодоксальная политика жесткой экономии, до этого времени поддерживаемая МВФ, может оказаться неудачной. Такое заявление перекликалось с доводами Пола Кругмана, Марка Блита и других критиков господствующей ортодоксии [Krugman, 2008; Skidelsky, 2009; Скидельски, 2011; Blyth, 2013]. Чтобы вернуться к процветанию, нужно было заниматься проблемой экономического роста, а не государственного долга. Чрезмерное внимание в отношении долга создавало риск попадания в ловушку дефляции. Но в большинстве случаев от этих предостережений попросту отмахнулись. Первоочередными по сравнению с остальными задачами стали меры, направленные на обеспечение строгой экономии и сокращение дефицита. Вместе с тем сторонники консервативной фискальной политики указывали на то, что жесткость мер экономии была только видимостью. Она была не избыточной, а недостаточной. Фискальные корректировки оказались недостаточно жесткими, а планирование, связанное с этими корректировками, отняло слишком много времени. Действия правительств не соответствовали их заявлениям. Консерваторы утверждали, что, если бы таким болезненным мерам, как банкротство и сокращение расходов и доходов, с самого начала уделялось больше внимания, то отскок в экономике случился бы намного раньше [Ryan, 2012].
В конце 2012 г. обе группы критиков имели основания заявить о своей правоте (что они и сделали). Было ясно, что мировая экономика все еще находится в плачевном состоянии, а ее восстановление, с которым было связано так много политических надежд, продвигается медленно и неуверенно; при этом казалось, что болезненные фискальные ограничения и меры строгой экономии будут продолжаться бесконечно. Министры финансов и финансовые корреспонденты утешали себя мыслью о том, что все рецессии рано или поздно заканчиваются. В прошлом экономика всегда восстанавливалась и выходила на более высокий уровень производства и процветания. В экономических прогнозах имелись и некоторые положительные моменты. Безработица в целом оказалась ниже ожидаемой, а темпы инфляции упали. Однако, как отмечалось в отчете МВФ, экономические перспективы оставалась неясными, а уровень доверия – невысоким. Казалось, что это – кризис без конца. Финансовый крах 2008 г. не только вскрыл серьезные недостатки в работе финансовой системы, но и выявил глубинные проблемы, которые предстояло решить, прежде чем появится возможность обеспечить устойчивый экономический подъем и восстановить стабильность и рост экономики.
Если необходимо изменить нечто существенное
К 2013 г. ситуация оставалась неоднозначной. Одни признаки говорили о том, что ничего не изменилось – неолиберальный порядок сохранял свою устойчивость. Но были и другие признаки, свидетельствовавшие о существенном изменении в соотношении сил в мировой экономике между Востоком и Западом и наличии тревожных симптомов новой (дефляционной) стагфляции. Находившиеся в первом лагере с нарастающим оптимизмом указывали на то, что худшее уже позади и в западных экономиках вскоре вновь начнется здоровый рост. Если бы это было так, а рост был устойчивым, то можно было бы предположить, что долгосрочные последствия финансового краха 2008 г. будут не столь значительными, как ожидали многие.
Во втором лагере справедливо отмечали, что еще слишком рано говорить о чем-либо с уверенностью. Они не обращали внимания на краткий всплеск повышенного интереса со стороны многих средств массовой информации, в равной степени преувеличивавших хорошие и плохие новости и забывавших о долгосрочных перспективах. Во время тектонических потрясений 1930-х и 1970-х годов наблюдались многие случаи проявлений относительного оптимизма и всплесков относительного пессимизма, периоды восстановления, сменявшиеся новыми потрясениями. Поэтому большинство политиков действовало осторожно, опасаясь, что предстоит длительный период адаптации, жесткой экономии, сокращения доли заемных сил и медленного роста. Уровень жизни большей части населения западных стран так и не удалось восстановить. Хотя правительства большинства стран ранее обещали покрыть задолженность и ликвидировать дефицит, медленный прогресс пяти лет, прошедших после финансового краха, частично обусловленный опасениями оказаться в дефляционной ловушке, вынудил их скорректировать свои прогнозы и ожидания и постараться убедить своих избирателей сделать то же самое. В западном мире приступили к формированию новой политики, сильно отличавшейся от оптимистичной политики периода экономического бума, – политики жесткой экономии, политики меньших расходов, – и она простиралась так далеко, что никто не в состоянии был обозреть ее во всей полноте.
Серьезные нарушения политической преемственности происходят чрезвычайно редко, чаще всего – в результате войн, революций или при крушении авторитарных режимов. Примером может служить распад Советского Союза или недавние события «арабской весны», хотя порой перемены оказываются не столь радикальными, как это представлялось в самом начале. Менее значительные нарушения политической преемственности могут происходить и в демократических обществах, чаще всего – в результате заметных изменений основ, определяющих политику; пример – новый курс правительства Тэтчер в Великобритании 1980-х годов [Gamble, 1994; Heffernan, 1999]. Способность демократических обществ к созданию политических проектов, направленных на обновление социальных институтов, представляет собой одну из важнейших характеристик этих обществ, и если такая способность атрофируется, стране может грозить упадок и в конечном счете распад. Один из вопросов, поставленных нынешним кризисом, – удалось ли демократическим обществам сохранить способность к самообновлению и адекватному ответу на брошенные им вызовы [Posner, 2010; Shäfer, Streeck, 2013; Шефар, Штрик, 2015; Coggan, 2013].
Представляется сомнительным, что произошедшие до сих пор изменения заложили основу для фундаментальных перемен, но можно с большой долей уверенности утверждать, что такие перемены необходимы, если мы не хотим, чтобы западное процветание погрязло в бесконечном изнуряющем кризисе. Особенно важно, чтобы изменения произошли не просто в одной или нескольких странах, а в транснациональных формах управления. Кризис заставил признать ряд новых реалий, таких как все более важная роль растущих стран или превращение «Большой двадцатки» в главный форум, на котором обсуждаются проблемы мировой экономики. Все это делает дальнейшие изменения необходимыми. Чаще всего политики по-прежнему затрачивают массу усилий на латание прорех в существующих институтах в надежде на то, что силы, благодаря которым так часто удавалось добиться восстановления экономики в прошлом, помогут и на этот раз. Но если оставить без внимания глубокий структурный кризис неолиберализма, эти попытки не принесут результата.
В 1992 г. в предвыборной кампании Клинтона прозвучал девиз «Это же экономика, глупыш!», который использовался, чтобы подчеркнуть, что то, какими избиратели видят собственные экономические перспективы и экономические перспективы страны, тесно связано с тем, как они оценивают компетентность политиков и за кого они решат голосовать. Более сложные дилеммы государственной политики можно было бы выразить девизом «Это же политика, глупыш!». Неизменная способность политиков разочаровывать и избавлять от иллюзий, кажущееся разнообразие тупиковых и неразрешимых ситуаций, крушение надежд и идеалов прогресса делает понимание любой проблемы государственной политики критически важным для того, чтобы объяснить, почему рациональные и технократические подходы к решению социальных и экономических проблем нередко заканчиваются неудачей, почему правительства так часто отказываются от долгосрочных решений, почему зачастую бывает так трудно наладить сотрудничество. После столь масштабных событий, как финансовый крах 2008 г., нередко появляется соблазн попытаться объяснить, что именно произошло и что мешает восстановлению, с позиций экономики, психологии или культуры. Но многие проблемы берут свое начало в политике. Если начинать с политики, будет проще объяснить, почему проблемы оказываются столь трудноразрешимыми, почему так сложно прийти к соглашению, почему восстановление откладывается на столь длительное время и создается впечатление, что мы движемся от одного кризиса к другому [Du