Другая жизнь Мародёров

— Мне прислали сообщения, что Фенрир Сивый, — при этом имени Ремус чуть не вскочил на ноги, — собирает оборотней. И — ты удивишься — многие примыкают к нему. Теперь они сторонники Волдеморта.

Ремус жадно слушал речь Дамблдора, пытаясь предугадать, что он пытается до него донести.

— Я не считаю, что ты бросишься бежать из Хогвартса, чтобы добраться до них, но я знаю, что тебе никуда не деться от своей природы и что вскоре тебе придётся покинуть территорию замка. — Директор снова отпил чая и угостился шоколадной лягушкой. — Сивый направляется в Запретный лес. Он считает, что здесь мы прячем кое-кого. Поэтому мы выставили охрану и установили защитные чары, которые будут приведены в действие до того, как окончательно стемнеет.

— И что вы требуете от меня, профессор? — нетерпеливо спросил Ремус.

— Не зови друзей. Запрись в хижине и не выходи из неё для собственного же блага. Если Сивый почувствует тебя, он обязательно явится, и тогда беды не миновать — тебе уже никто и ничто не поможет.

Вопреки всему.

========== Часть 35. Кувырком ==========

Настоящий друг с тобой, когда ты не прав. Когда ты прав, всякий будет с тобой. Марк Твен

Ремус Люпин

В спальню мальчиков гриффиндорец шёл на ватных ногах. Как не проболтаться друзьям, если ты не такой маститый и гениальный актёр, как, например, Бродяга? От переизбытка не самых светлых эмоций Ремуса трясло. Лоб покрылся противными капельками ледяного пота, брови дёргались, всё тело ныло. А ведь сегодняшняя ночь ― время страшных, мучительных превращений! Лихорадочно размышляя, парень не заметил, как доплёлся до портрета Полной Дамы.

― Прошу пароль, ― послышался её хорошо знакомый голос. ― Юноша, с вами всё в порядке?

Люпин будто проснулся. Он непонимающе посмотрел на изображение Дамы, та ответила ему негодующим взглядом.

― Вы уже целых три минуты стоите передо мной и молчите, ― пояснила она. ― Пароль.

― А-а, ― изрёк Ремус, слегка нахмурившись. ― Доспехи рыцаря.

― Проходите, ― кивнула женщина.

Портрет приоткрылся.

«Ну ты даешь, Люпин!» ― упрекнул себя Лунатик.

В гостиной царил гомон. Казалось, что все будто специально пришли в эту небольшую комнату, чтобы поговорить о различных глупостях. Конечно, темой «номер один» были рассказы о прошедших праздниках. Раздражительность захлёстывала Ремуса. Узрев три знакомые макушки на диване у камина, гриффиндорец решительно пробрался сквозь толпу к ним.

― Какие люди, ― с улыбкой пропел Сириус, театрально раскинув руки. Ремус лишь апатично усмехнулся. ― Где тебя носило, чёрт возьми?

Люпину показалось, что все, кто находился в гостиной, разом замолчали и уставились на него, ожидая, что он вот-вот расколется и признается в секретном разговоре с Дамблдором. Но в действительности, кроме друзей, на него почти никто и не смотрел.

― Да так, ― отмахнулся Ремус, устраиваясь рядом с Питером, ― Макгонагалл промывала мозги про успеваемость.

И кого я пытаюсь обмануть?

Сохатый опустил голову, видимо, заподозрив неладное, и тактично промолчал. Чего нельзя было сказать о Бродяге, выразительно выгнувшем бровь и уставившимся на измотанного Люпина.

― Теперь у неё новая фишка ― делать это в кабинете Дамблдора?

Ремус чертыхнулся про себя.

Чёрт, карта!

― Может, ты расскажешь, куда тогда испарилась Макгонагалл, или она превратилась в Дамблдора?

Эти слова были словно ударом под дых.

― Рем, ты же знаешь, мы с тобой, что бы ни случилось, ― сказал Сохатый, подняв голову и проницательно посмотрев на бледного друга.

― И никому ничего не скажем, ― подтвердил Питер, активно кивая головой.

― Ребят, я… ― Ремус глубоко вздохнул и решительно протараторил: ― Вы не поймите меня неправильно, но я сегодня не в духе, и я не хочу, чтобы вы сегодня приходили.

Сказать, что Мародёры были в шоке, ― значит ничего не сказать. У Сириуса отвисла челюсть, Джеймс озадаченно чесал затылок, не отрывая взгляда от Люпина, Питер не мог сглотнуть, но всё же отважно пытался это сделать.

― Ладно, ― неожиданно для всех вскинул руки Сохатый, будто сдаваясь. ― Я всё понимаю, ты не хочешь говорить, ― значит, так надо. Нет желания сегодня тусоваться с нами ― я настаивать не буду, это тебе решать.

Сириус едва заметно сощурил глаза, но в знак согласия одобрительно кивнул, растягивая губы в усмешке. Ремус бы не заметил этого, если бы не нахлынувшие волной инстинкты оборотня. Питер молча пялился на друзей, явно не понимая, что за бедлам творится.

― Мародёры, ― весело заявил Джеймс, поднимаясь с насиженного места, ― кажется, нам пора баиньки.

Ремус бы одобрил эту инициативу, если бы это предложения прозвучало от кого-либо другого, но только не от Поттера. Люпин понурил голову и, не сказав ни слова, направился в комнату мальчиков. Сириус упорхнул к Марлин, весело хохотавшей над шуткой Гидеона Пруэтта. Джеймс перекидывался словами с Фрэнком, а Питер остался сидеть на диване, тупо пялясь в камин.

Войдя в комнату, Ремус первым делом решил успокоиться. Он очень аккуратно сел на кровать, ведь тело ныло, и уставился в темноту. Шум голосов, бурливший в гостиной, будто исчез, темнота стала вдруг осязаемой, и гриффиндорцу никогда так не хотелось забраться под кровать и исчезнуть, как в тот момент. За окном уже стемнело. Понимая, что он может досидеться до того, что превратится прямо в спальне, а потом с аппетитом сожрёт всех попавшихся под лапу сокурсников, Ремус принялся за дело. Уже несколько лет он не встречал полнолуния один. Вспоминая себя и свои мучения на младших курсах, парень невольно поёжился. Он снова будет драть на себе шкуру, расцарапает лицо и будет выть от одиночества. И эта боль… нет, не физическая, ― что ты не такой, как все, ― снова искалечит его душу. Казалось, жизнь лишила его почти всего: отняла последнее утешение в эти проклятые дни трансформации, лишила возможности быть с друзьями в самые тяжёлые минуты жизни. Гриффиндорец спешно обшарил тумбочку в поисках обезболивающего, хотя оно почти не помогало, ведь его тело переставало принадлежать человеку, а для животных зелье никак не годилось. Затем переоделся в старый потёртый костюм, которого ему было не жаль, надел старые, мягкие, поношенные туфли. Голова уже начинала болеть, тело дрожало ― медлить было нельзя. Он стремительно, превозмогая боль, рванул из комнаты и в пару секунд преодолел переполненную гостиную. Сейчас каждый человек вызывал в нём лишь волчью агрессию, поэтому, не останавливаясь, он миновал портрет, коридоры, бесконечные лестницы и бегом добежал до Гремучей ивы.

― Immobulus! ― Ремус по привычке произнёс заклинание, вскинув палочку, а затем сразу же убрал её, когда понял, что Гремучая ива обездвижена.

― Мистер Люпин, ― послышался обеспокоенный голос мадам Помфри. Ремус обернулся на звук и увидел бежавшую к нему женщину. ― Мистер Люпин, я вас обыскалась! Где вы пропадали?

― Простите, мадам Помфри, я задержался у профессора Дамблдора, ― виновато ответил студент, не смотря в глаза женщине.

― Впредь попрошу без таких фокусов, мистер Люпин! Вы ведь могли подвергнуть огромной опасности студентов! ― педалировала опасность мадам Помфри. Слегка успокоившись, она похвалила студента за отличное выполнение заклинания и помогла Ремусу проникнуть внутрь.

Когда с хлопотами мадам Помфри было покончено, она ушла, оставив раздетого Ремуса на растерзание грустных мыслей и одиночества. С каждой минутой он чувствовал себя хуже, трансформация приближалась. То ли потому, что тело болело настолько сильно, что он не мог встать со старого потрёпанного дивана, то ли потому, что одинокая луна, восходящая на небе, возвещала об одинокой, нудной и дикой ночи.

Как только холодный лунный свет просочился сквозь запылённое, зашторенное старой дырявой тряпкой окно, Ремус не успел моргнуть, как в спине дико хрустнуло. Он судорожно обхватил себя руками, тщетно пытаясь унять боль, а затем в агонии бросился к двери. Он хотел открыть её, но дверь не поддавалась. Шея захрустела, пальцы извивались, удлиняясь, стопы повело судорогой. И тогда Ремус сделал то же самое, что и всегда.