Другая жизнь Мародёров

― Сириус! Джим! Пит! ― выкрикнул он.

Челюсть повело в бок, во рту образовался металлический привкус крови, зубы удлинились, стали опасно острыми. Он до онемения закусил щёку, безнадежно ожидая, что по ту сторону двери, как обычно раздадутся обеспокоенные, родные голоса… Но их не было. Он остался совсем один. Из глаз полились слёзы ― от дикой, режущей боли. Руки и ноги постепенно стали обрастать шерстью. Колени выгнулись под нечеловеческим, аномальным углом. Уши вытянулись, нос преобразился. Он уже не принадлежал себе. И когда нос стал не родным Люпиновским, а носом Лунатика, он учуял человеческий запах. Трансформация практически завершилась, и последнее, что пронеслось в его голове: «Это не они, это не их запах…»

Джеймс Поттер

Он сидел и болтал с Фрэнком о всякой ерунде, попутно не спуская глаз с остальных Мародёров. Казалось, что Питер вообще не просёк идею Сохатого, но чего ещё было от него ожидать?

― Мама говорит, что министр магии ― не больше, чем слизняк. Мол, он не способен к адекватым поступкам. А то, что мы с Алисой хотим пойти в мракоборцы, её устраивает, но не устраивает, что нас почти ничему не обучат, ― усмехнулся Фрэнк Лонгботтом, однако его глаза были грустными. Алиса сидела рядом с ним, устало положив голову на плечо. ― Время подготовки к должности сократили до года.

Поттер задумчиво нахмурился, смотря куда-то перед собой.

― Знаешь, Фрэнк, по-моему, понятно, что отныне мы предоставлены сами себе. Отец вообще ничего не имеет против работы в Аврорате, однако даже он, хотя проработал немало бок о бок с Грюмом, говорит о новом руководстве весьма нелестно, ― Джеймс многозначительно поднял брови, переводя взгляд на Фрэнка.

― Такими темпами нас всех на фарш спустят, ― вяло отозвалась Алиса, понурив голову. ― Но мне всё равно.

― Алиса, тебе не должно быть всё равно, ― поправил ее Фрэнк, легонько коснувшись её руки. Девушка будто проснулась.

― Прости, дорогой, я больше так не буду.

Воцарилось молчание. Алиса вскоре отправилась в свою комнату, и парни остались одни.

― Я порой вообще не понимаю, как её вернуть к нормальной жизни, ― признался удручённый Фрэнк. ― Она то смеётся, то плачет. Причём я не совсем представляю, о чём она думает в этот момент. Может, ты откроешь мне правду? Может, Лили рассказывала тебе что-то?

― Прости, старина, но нет. А Лили вообще молчит как партизан, ― виновато пожал плечами Поттер. ― Но ты знаешь, мне кажется, что это временно. Скоро она свыкнется, и всё снова будет хорошо. Просто продолжай в том же духе.

― Спасибо, ― слабо улыбнулся Лонгботтом, потирая лицо ладонями. ― А мы ведь жениться собирались…

― И в чём проблема?

― В том, что Алису будто подменили. К тому же моя мама не особенно её жалует. Мерлин, у меня сердце скоро лопнет от всего этого.

В голове Джеймса что-то щёлкнуло.

Жениться собирались…

Семья…

Любовь…

Близость любимого человека…

Мерлин, вот ведь люди живут! Сразу после школы ― в церковь. Надо же. Даже Лонгботтом со своей грозной мамой ― и тот уже обо всём позаботился.

― Здорово, поздравляю вас, ― Поттер радостно пожал руку собеседнику, но тут же заметил перед собой Сириуса и Питера. ― О, какие люди… Что, уже?

Оба молча кивнули. Сохатый встал со стула и, попрощавшись с Фрэнком, последовал за двумя Мародёрами. Сегодня ночью намечается великое дело!

*****

― Пит, не шаркай, во имя Мерлина! ― прошипел раздражённый Бродяга, когда они стояли в одном из коридоров первого этажа, и совсем недалеко от Мародёров карта обозначила движущуюся точку «Аргус Филч». ― Ты нас сейчас всех с потрохами сдашь!

― Сириус, прости, я не специально, ― шепнул в ответ Петтигрю.

Возмущённый Сириус разом остыл и похлопал Хвоста по плечу.

― Я не хотел на тебя наезжать, ― признание Сириусу далось с трудом. Сохатый отлично знал, что Блэку очень нелегко просить прощения. ― Это всё Лунатик со своими бредовыми идеями.

― Не стоит, ― улыбнулся Питер.

А тем временем злосчастный Филч унёс свою пятую точку в другой коридор, и Бродяга со спокойной совестью сунул сложенную карту в карман брюк. Мародёры бесшумно миновали ещё пару проходов и коридоров, а через некоторое время уже бежали к Гремучей иве. Спрятавшись в кустах, растущих неподалёку от бесцеремонного дерева, Мародёры перевели дух. Джеймс резко повернулся к Сириусу и Питеру и обеспокоенно прошептал:

― А вы не забыли, что луна взошла уже час назад?

Никто не оценил загадочных и непонятных речей Поттера.

― Джим, сейчас не место поэзии, ― буркнул Блэк, присматриваясь к своенравному растению, угрожающе раскачивавшему ветви.

― Дурень, он уже превратился, ― в голос сказал Сохатый, обращаясь уже непосредственно к Бродяге. Того будто стукнули по затылку битой. Он озадаченно посмотрел на Сохатого, довольного тем, что послание всё же дошло до слушателей, на обеспокоенного осложнениями, а затем на испуганного Хвоста, прикусившего нижнюю губу.

Из недр Гремучей ивы послышался грудной, дикий волчий рёв. То разъярённый Лунатик почувствовал своим обострённым, совершенным нюхом человека. Выход был один ― не дать несчастному Люпину разодрать себя и разнести в пух и прах всю хижину.

― Давай, Хвост, ― ободряюще шепнул Бродяга.

Питер кивнул, и уже в следующее мгновение перед Сириусом и Джеймсом появилась большая крыса. Она пискнула и быстро засеменила к дереву. Затем, слегка колеблясь, Хвост медленно добрался до ствола дерева. Превратившись в человека, Питер нажал на нужный сучок, и Гремучая ива замерла.

Одно дело сделано, теперь очередь Сохатого. Он был единственным из Мародёров, кто, превратившись, по габаритам не мог влезть в узкий проход, поэтому выбор «вызволителя» Лунатика из заточения без колебаний и обсуждений пал на него. Бродяга, уже перекинувшись в большого лохматого чёрного пса, трусцой приближался к иве. Сохатый последовал за ним. Питер по кивку Поттера также превратился. Пропустив Бродягу вперёд, Джеймс проник в тайный ход. Ремус выл и горланил. Такого с ним ещё не случалось.

Может, он заболел?

Это было бы совсем плохо. Надеясь, что он ошибается, гриффиндорец продолжил идти по неосвещённому проходу. Наконец, все его догадки отмелись, и остался единственно правильный ответ на волнующий вопрос, лежавший перед дверью, за которой бушевал разгневанный, одуревший от человеческого запаха Лунатик, пытавшийся разнести к чертям комнату и в особенности дверь…

― Твою мать… ― протянул опешивший Джеймс и посмотрел на жалобно заскулившего Бродягу. ― Вот так сюрприз…

========== Часть 36. Красное и белое ==========

Джеймс Поттер

Деревянная дверь угрожающе хрустела и скрипела — Лунатик беспощадно колотил в неё, постепенно расшатывая железный засов. Положение сложилось критическое: Джеймс это прекрасно понимал, равно как и то, что его запах сводил несчастного Лунатика с ума, но не он первым начал все это.

А виновата была мадам Помфри. Да, она, представьте себе! Удивляясь тому, как под дверью оборотня оказался белый расшитый платок, Джеймс поднял его и внимательно рассмотрел. В правом нижнем углу располагались вышитые золотым инициалы «П.П.», точно такие же платки с такими же инициалами Джеймс много раз видел у целительницы, поэтому приписать сие имущество именно ей не было бы ошибкой.

Однако удивительный факт того, что из кармана самой мадам Помфри что-то могло выпасть, пусть и по случайности, не затмевал другого факта: вот-вот Лунатик вырвется на свободу. И дело имело несколько подводных камней.

Во-первых, Джеймс всё ещё оставался человеком. Пусть даже он и убежит обратно к иве, это не отменит того, что дверь в конце концов не выдержит, Лунатик выскочит из «клетки» и бросится на первого попавшегося человека. Маловероятно, но этого нельзя исключать. А что ещё хуже, могло бы случиться и так, что Ремус бы побежал в Хогсмид. Тогда трагедии не миновать.