Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 66 из 81

— Да. Предки не выпускают. Я подумал ночью из дома свалить тайком, — ответил заговорщицким тоном Поттер, но на следующих словах его тон изменился. Он источал волнение: — Хочу проведать Лили.

Бродяга слегка опешил и задумался. От усмешек и следа не осталось.

— Знаешь, я думаю, не стоит никуда ехать. Одному небезопасно, к тому же лишний раз расстроишь родителей. Они любят тебя и беспокоятся. Так что посиди дома — всего два дня осталось до отправления в Хогвартс. А с Лили всё хорошо, Марлин мне писала, что они созваниваются каждый день, — видя непонимающее выражение лица лучшего друга, Сириус добавил: — По телефону.

— А-а, дошло, — на Сохатого снизошло озарение. — А ты где? Не помню у тебя дома обоев с цветочками, — парировал Поттер, ухмыляясь. — Решил сменить имидж дома? Не забыл про балдахин на кровать, про розовую мыльницу?

— Уймись, Сохатый, у тебя больное воображение.

— И всё же где тебя черти носят?

И что ответить в такой ситуации другу?

В этот момент Регулус и Марлин словно по команде начали театрально выкрикивать:

— Наливай ещё огненного виски!

— Сириус, не шали с девицами!

— Ты мне ещё за тот раз не заплатил!

— Ты собираешься бить моего туза или нет?

— Я с Кабаном ещё не договорился насчёт кражи…

Вот засранцы!

— Бродяга, ты что, в борделе? — засмеялся Джеймс, пялясь на «кирпичное» выражение лица Бродяги.

— Поздоровайся, Сохатый, — Сириус повернул зеркало так, что Поттер мог видеть и Регулуса, и Марлин одновременно.

Ребята довольно помахали смеющемуся Поттеру руками.

— Ах, ты говнюк, Бродяга! Значит, как мне смотаться к девушке по-быстрому — так «дома сиди», а как тебе посиделки устраивать — так всё можно?

— Сохатый, остынь.

— Вот как мы запели…

— Слушай, ты с Цветочком виделся на Рождество, а я Марлин сто лет не видел. Сделай выводы.

— Веселитесь, голубки, — отреагировал Сохатый. — Рег, если уж совсем сопли-слюни пойдут, ты Бродяге ведро подставь, чтобы на пол не лилось.

Лили Эванс

— Я съезжаю от вас! — горланила вовсю Петунья, носясь стремглав по дому в поисках своих вещей, которых, будет не лишним сказать, было немало.

Миссис Эванс только всплёскивала руками и наблюдала за беготней старшей дочери. Говорить с Петуньей пробовали все. Все, кроме Лили.

— Лили, милая, попробуй её вразумить, — предложила ей Джоанна. — Может, у тебя получится.

— Не думаю, — покачала головой младшая дочь, — Петунья меня терпеть не может. А слушать и подавно не станет, — посмотрев на удручённую мать, Лили добавила: — Хорошо, попробую.

Миссис Эванс едва заметно улыбнулась и погладила дочь по плечу.





— Туни, ты где? — Лили поднялась на второй этаж в поисках старшей сестры. — Туни?

— Что тебе надо? — рявкнула Петунья, выйдя из своей комнаты. — Пришла поглазеть и извиниться?

— Извиниться за что? — непонимающе переспросила Лили, остановившись перед сестрой.

— За своё существование, например, — ехидно ответила худощавая блондинка.

Лили лишь фыркнула. Ей уже надоело препираться с безумной сестрой.

— Я пришла вовсе не потому, что я этого хочу, а потому что мама не хочет, чтобы ты уходила, — прямо отчеканила младшая Эванс.

— Можешь уходить с чистой совестью, — едко огрызнулась старшая сестра, бросив на Лили самый презрительный взгляд. — Скатертью дорога!

— И тебе того же, — безразлично отозвалась Лили.

— Вот и прекрасно, — Петунья смачно закрыла крышку чемодана, лежавшего на кровати, и с самодовольным, уничижительным взглядом повернулась лицом к младшей Эванс. — Мы с Верноном поженимся вскоре, мама знает, я ей говорила. Но ты присутствовать там, как и во всей моей жизни в целом, не будешь. А всё потому, что ты уродка!

— Хм, это ещё как посмотреть… — многозначительно фыркнула Лили.

Петунья со злости схватила первое, что попалось ей под руку — увесистую пуховую подушку. Лили насторожилась и схватила большого плюшевого кремового зайца, стоявшего в углу, рядом с входной дверью, в которой находилась девушка. Старшая сестра с рёвом и гневом набросилась на младшую и стала вовсю лупить её тяжеленной подушкой по голове и остальным частям тела, куда только могла попасть. Каждый удар по черепу Лили отдавался ей сотнями маячивших перед глазами в серой пелене звёзд и глухой болью. Несмотря на яростное сопротивление Петуньи, Лили защищалась зайцем, но затем её терпение лопнуло, и она сама стала отвечать на грубые и сильные удары сестры не менее безжалостно.

Подушко-зайцевая бойня сестёр Эванс длилась около трёх минут, по истечении которых Петунья отшвырнула от себя подушку и начала попытки бить сестру руками, царапать ногтями, рвать на ней волосы. Лили по-прежнему пыталась защищаться зайцем, толкая сестру, повалившую её до этого на серый махровый ковёр, ногами в живот, отчего та ещё больше свирепела, раздувая ноздри, кривясь и краснея. Наконец, Лили удалось вывернуться из-под разъярённой старшей сестры, встать на ноги, прикрывая себя зайцем; Петунья также поднялась на ноги. Последняя приблизилась к сестре в течение доли секунды и, схватив зайца за голову, потянула на себя, задумав так схватить противницу. Но Лили настолько крепко держала плюшевого зверька, что Петунья, с силой потянув его голову на себя, попросту оторвала ему голову. Из обезглавленного трупа несчастной плюшевой игрушки посыпался синтепон. Старшая сестра застыла в немом изумлении, затем перевела взгляд на настороженную Лили, сощурилась и уязвлённо процедила:

— Это ты виновата!

Голос Петуньи сорвался на писклявый крик. Лили же стояла молча, переводя дыхание, с раздражением глядя на взбешённую сестру и с сожалением — на «убитого» зайца.

— Ты виновата в том, что порвала подарок Вернона! Уродка, уродка долбанутая! Чтоб тебя убили на твоей грёбаной войне!

Настолько обжигающие, полные ненависти и желания смерти слова никогда прежде не срывались с губ родной сестры. Это стало отправной точкой в окончательном разрыве между сестрой-маглой и сестрой-волшебницей.

— Да я тебя сейчас здесь же и прибью, — прошипела Петунья, направляясь прямиком к Лили и глядя на неё в упор.

Младшая Эванс спешно вытащила палочку из кармана джемпера и не колеблясь направила её на Петунью. И где она успела научиться такому хладнокровию? У кого? Может, у Сириуса Блэка, вставшего наперекор своей семье и проклятого вечно ощущать чёрный шлейф её грязных, отвратительных убеждений, предрассудков и гадостей и постоянно разбираться со всем этим в одиночку? Но теперь можно было за него немного порадоваться — его поддерживают Регулус и кузина Андромеда, по его словам. А может, у Северуса Снейпа, ребёнка родителей с несчастной судьбой, вынужденного постоянно утаивать ужасы своей нищей и обездоленной жизни? Может, у Ремуса Люпина, вечно бесстрастно скрывавшего свою страшную тайну? Или… Нет. Каждый человек в её жизни по-своему учил девушку, представляя свои примеры её глазам. Но чтобы поднять палочку на магла?..

— Ты совсем спятила? — заверещала перепуганная до смерти Петунья, пятясь назад, в глубь комнаты. — Убери эту чёртову штуку!

— Не то что? — рассерженно продолжила Лили, наступая на Петунью. — Что ты мне сделаешь?

Петунья Эванс нервно сглотнула, упираясь в подоконник телом и руками.

— Маму позовёшь? — парировала младшая сестра. — Как в детстве?

Девушки смотрели друг другу в глаза. Напряжение, царившее между ними, можно было ножом резать.

— Прошло детство, Туни, закончились игры. И мне до смерти надоело выслушивать, как ты поливаешь меня грязью, — Лили опустила палочку и выдохнула. — Езжай куда хочешь, живи со своим Верноном, делай что хочешь. Мне плевать.

Петунья одарила Лили гневным, надменным взглядом и процедила сквозь зубы:

— Никто, кроме меня, не понимает, какая же ты мерзкая. Никто не помнит, как ты ходила в брекетах два года, прежде чем поступить в твою чокнутую школу для психически неуравновешенных, никто не хочет замечать, что ты самая толстая в семье, что у тебя целлюлит на животе и ногах, — Петунья недовольно скривилась. — Никто не видит, какая же ты убогая и занудная. Что, никому не рассказываешь о своих отвратительных секретиках, даже Поттеру? — сестра сардонически усмехнулась.