Страница 35 из 53
Но на той площадке находилось нечто поважнее всяких картин. Окно…то есть, не окно даже, а просто узенькая бойница, оставленная с тех стародавних времён, когда привычным оружием были лук и стрелы. Оно не имело ни стекла, ни рамы, и в его амбразуре с трудом мог поместиться взрослый человек. Но Берта была ребёнком… Зимой ли, летом, в любую погоду она стояла у этого окошка и смотрела на город. С такой высоты далеко было видно.
…А ступени, ведущие вниз, позволяли совершенно свободно проникнуть на крохотный задний дворик, неизвестно для какой надобности задуманный средневековым архитектором. С двух сторон этот вымощенный камнем пятачок земли ограничивали стены монастыря, с двух других - высокая монастырская ограда.
О том, чтобы перебраться за ограду, нечего было и думать. Но Берту это не тревожило. У неё было своё собственное, от всех тайное небо, которое никогда не бывает одинакового цвета - всего лишь кусочек этого неба, и всё же… И было дерево, росшее за оградой и клонящее через неё к Берте тёмные тяжёлые ветви.
Это был ясень - “её” дерево, как говорил Иоган. От него она могла брать силу. Берте вдруг вспомнился Олливандер: “Такой палочки в продаже нет, её нужно заказывать специально. Белый ясень, перо ворона… Редкое сочетание. На моей памяти этот материал подошёл только вам”.
…А ещё этот ясень шумел по весне густой листвой и бросал прямо в протянутые ладони сухие листья по осени…
В тот осенний вечер Берта задержалась несколько дольше, чем обычно. Когда возвращалась, первым, что она увидела, было белое, до смерти перепуганное лицо сестры Ханны - сегодняшней дежурной. Монахиня бежала по коридору и идущей ей навстречу девочки даже не заметила.
Берта сразу напряглась. Монастырская жизнь была очень бедна событиями, и такое поведение сестры Ханны могло означать, что случилось действительно что-то серьёзное.
Войдя в спальню, Берта поняла: случилось. В спальне горел свет, и все девочки были на ногах. Все, кроме одной. Катарина Франк, не шевелясь, лежала на полу. И лишь один звук нарушал поистине “мёртвую” тишину - будто скулил голодный щенок. Берта ещё удивилась - в монастыре ведь жили только кошки…
Фрида Мюллер, прямая, как свечка, стояла на коленях над Катариной и…не плакала даже, а вот именно скулила.
И только теперь Берта разглядела маленькую алую ранку на виске у Франк.
После того, как в спальню пришла разбуженная посреди ночи сестра директриса с ещё двумя монахинями, Катарину унесли, а Фриду с большим трудом удалось куда-то вывести из комнаты (одну монахиню девочка даже укусила), у Берты появилось время для раздумий. Засыпая в соседней спальне (девочки, все до одной, наотрез отказались ночевать в комнате, где умерла Катарина), Берта перебирала в памяти сбивчивые “показания” соседок, даваемые ими директрисе прямо “на месте преступления”, добавляла к ним то, что раньше видела и слышала сама… Конечная картинка вышла настолько жуткой, что Берта сначала не хотела этому верить. А пришлось…
С Катариной Франк отношения не заладились сразу. Ей, кажется, больше всех не давали покоя странности Берты. Издёвкам не было конца. Но Берту они как-то не особенно задевали.
Фрида Мюллер, тихая, незаметная девочка-сирота, на уроках сидела с Бертой за одной партой. Дружбы между ними не было - Берта не стремилась заводить подруг. Но часто она ловила на себе пристально-внимательный взгляд тёмно-голубых глаз соседки…
В ту ночь, видимо, произошло следующее.
Берте всегда удавалось выскользнуть из спальни незамеченной - возможно, магия помогала. Но, очевидно, в ту ночь не спалось не только Берте. Франк случайно или намеренно увидев, что Берта вышла, решила пойти наябедничать сестре. А Фрида попыталась её остановить. Толкнула - и… Катарина Франк неудачно ударилась головой о ножку металлической койки и умерла. Фрида Мюллер… Уснуть Берта так и не смогла и рано, на рассвете, выглянув из спальни, услышала, что девочка перестала разговаривать и никого не узнаёт, и её отправляют в клинику для душевнобольных.
Потом, в Хогвартсе, у них с профессором Снейпом много было разговоров по поводу той истории. И Берта поняла, что с Фридой произошло то же самое, что случилось четыре года спустя с маглом по имени Чарльз Хиллтон. Берта, сама того не желая, наложила на этих двух нечто вроде лёгкого Империуса, чем их и погубила.
Эта вина не давала ей покоя до сих пор. А уж тогда… Да, конечно, в этом не было злого умысла. Но Берта вдруг осознала, какой страшной силой обладает, и какую власть над людьми ей это даёт. И поняла, что опасна для окружающих.
…Утром, чуть свет, она пошла к сестре директрисе и всё ей выложила. Женщина внимательно её выслушала, уж поверила или нет - Берта не знала, но приказ об отчислении подписала в два счёта. От содержания в школе такой…хм, необычной ученицы ничего, кроме проблем, быть не могло…
Берте велено было отправляться туда, откуда пришла. Пастор их прихода должен был ехать по делам в Любек - вот ему и выпало её сопровождать.
Но Берта знала, что в Грюнвальде про неё тоже думать забыли. Поэтому, как только они вышли за ограду монастыря, Берта отвела глаза отцу Людвигу и сбежала.
…Но идти ей было некуда - это она хорошо понимала. И просто - пошла. Не разбирая особенно - куда.
Берта плохо знала город, несмотря на то, что прожила в нём довольно долго. Время текло какими-то своими путями… И она не скоро заметила, что уже вечер и что она вышла на самую окраину Мюнхена.
Дальнейшее помнилось урывками. Какая-то пьяная компания, гогот, чьи-то руки хватают её и, как собачонку, швыряют на какие-то коробки, задирают ей юбку…
Отчётливо Берта помнила только, как много часов спустя лежала всё в той же подворотне и смотрела в пустое безрадостное осеннее небо…
- Эй, подружка, ты живая? - кто-то тряс её за плечо.
- Вроде бы… - она повернула голову и увидела худенького смуглого мальчика-подростка, одетого в какие-то обноски.
- Святая Мадонна! И давно ты здесь?
- Не помню… Давно.
- А что ты здесь?.. - тут взгляд его упал на её вконец испорченное платье, которое она так и не удосужилась поправить. Мальчишка отвёл глаза и даже покраснел, кажется.
- Ты это…встала бы. Холодно сейчас. Простынешь.
Она пожала плечами.
- Пусть…
- Как это - “пусть”? - он всерьёз возмутился и, уже смело взглянув ей в лицо чёрными блестящими глазами, ухватил Берту за плечи и рывком поднял её на ноги.
- Ты где живёшь?
- Нигде.
- Ну, так не бывает, - засмеялся мальчик. - Каждый где-то живёт. Каждого где-то ждут.
- Меня - не ждут, - отрезала Берта.
- Неправда, - решительно сказал парень. - А нас с тобой - так вообще заждались. Пойдём скорее!
Он окинул Берту критическим взглядом. Пригладил ей волосы, ладонью вытер лицо, поправил и застегнул платье.
- Идти-то сможешь? Или понести тебя?
При взгляде на его щуплую фигуру Берте стало почти смешно.
- Сама дойду.
- Ну, смотри, - он крепко взял её за руку и повёл.
Пока вёл - говорил, говорил, говорил… Коротенькой истории его жизни хватило как раз на дорогу до пункта назначения.
Этого нечаянного парнишку звали Энрике. Он появился на свет в Италии четырнадцать лет назад. Впрочем, ни своего родного города Палермо, ни итальянского языка, кроме разве что нескольких цветистых ругательств, Энрике не помнил. Их семья вдруг снялась с места и спешно эмигрировала в Германию, когда ему не было и трёх лет.
О родителях Энрике остались довольно смутные воспоминания. Ему было пять, когда отца за что-то посадили в тюрьму, где он и сгинул. Мать - женщина слабого здоровья - не вынеся тягот полунищей жизни в холодных мюнхенских трущобах, вскоре умерла от воспаления лёгких. Мальчик остался на попечении у старшей сестры Марии.
Родители оставили своим отпрыскам довольно скверное наследство. Как оказалось, в Германию их семья приехала нелегально. И теперь у Марии не было шансов найти нормальную работу. Прачка, помощница портнихи, уборщица - девушка нигде надолго не задерживалась. Всё это, конечно, были деньги - но, святая Мадонна, до чего крохотные! А ведь нужно было есть, одеваться, платить за жильё…