Страница 17 из 53
А уж от Ремуса она готова была принять любую правду. В самом деле, не всё ли равно, кем является человек, который вытащил тебя из беды? Преступником? Наёмным убийцей? Эти варианты тоже приходили Берте в голову.
Но всё оказалось настолько…убийственно просто! Тот, кому она поверила, с кем проводила почти каждую ночь, кто подарил ей так много воистину человеческого тепла, ощущения настоящей счастливой близости, не требуя ничего взамен, - оборотень. Дикий зверь, только следующий своим инстинктам. Всего-навсего.
Недалеко от Берты, за поворотом, что-то зашуршало - какой-то обитатель портрета проснулся.
Господи, как же Берта здесь всё ненавидела! Живые портреты; запутанные, как её жизнь, коридоры; мёртвые каменные стены… Единственным, кто заставлял её мириться со всем этим, был Ремус Люпин. Но теперь всё кончено… Человек, ради которого она терпела этот ненавистный замок, оказался вовсе даже не-человеком. Этот проклятый волшебный мир устроил ей очередную подлянку: превратил уже ставшего для неё близким во что-то непонятное и страшное.
“Не хочу, отказываюсь! Не могу, не могу жить, не могу дышать в мире, где возможно т а к о е… Будь он проклят!” Злые горькие слёзы снова обожгли глаза.
…Какое же тонкое здесь стекло! Даже её сил хватит, чтобы одним коротким ударом разбить его на мелкие осколки. Кто сказал, что магическое стекло не бьётся? Бьётся, если очень захотеть. Вообще, если очень захотеть, можно сотворить многое. Это Берте здесь втолковали крепко… Сами виноваты.
Слишком велико было искушение. Размахнуться, ударить, полюбоваться, как разбегаются по ещё целому стеклу тонкие змеистые трещинки. Потом ударить ещё раз. Отделить один длинный острый, как клинок, осколок… Берта так ясно представила себе это, что ей показалось, будто она уже держит его в руках.
Да, кровавая рана пугает. А вот струйка тёмной крови на бледном запястье - завораживает. Берта и так знала, что это красиво, и поэтому не стала пробовать на практике.
Ярко-алый цвет… Цвет крови. Цвет страсти. Цвет радости.
…Рука скользит по складкам ярко-алого муарового шёлка, перебирает золотистую бахрому. “Это - мне?” - “Разве здесь есть ещё одна девушка, мечтающая о малиновой шали с бахромой? Конечно, это тебе. С Рождеством!.. Шали, правда, не нашлось, зато шарф, по-моему, просто невероятный”.
Шарф был действительно невероятный - таких роскошных вещей Берте и в руках держать не приходилось. Когда-то давно, ещё в их бродячем театре, она ужасно завидовала подруге Заринке, у которой специально для выступлений была шёлковая малиновая шаль с длинной золотистой бахромой. Эта красивая дорогая вещь просто поразила тогда воображение маленькой приютской девочки. Берте казалось, что на всём белом свете нет ничего прекраснее. И после она, хоть и почти равнодушная к вещам, нет-нет, да и вспоминала Заринку с её шалью…
“Тебе нравится?” - “Слов нет, Ремус, да он же дорогущий, наверное…” - “Считай, что я его украл, если тебе так легче будет принять мой подарок”.
Алый шёлк холодит плечи… Шарф длинный, широкий, драпирует всю её фигуру красивыми живописными складками. Чёрт, как жаль, что в этой комнате нет зеркала!
“Как я выгляжу?” - “Как Ли Тун”. - “Кто это?” - “Персонаж из эпоса китайских магов, королева-волшебница, добровольно ушедшая в мир маглов”. - “Почему же она ушла?” - “Из-за любви”.
Ремус подходит к ней, обнимает за плечи.
“Волосы твои темны, как печаль, возлюбленная моя, а из глаз твоих струится утренний свет. Руки твои, как лёгкие крылья Весны, и тени Её летучих облаков - на лике твоём. Уста твои, как лепесток цветущей сакуры, и дыхание твоё, как тёплый ветер на склонах Фудзи. Как ты прекрасна, возлюбленная моя!”
Да, Ремус Люпин порой умел так красиво заговаривать зубы, что у неё голова кружилась…
Ну, почему, почему так больно об этом вспоминать? Почему так хочется прямо сейчас пойти и сжечь его подарок? Чтобы ни следа, ни памяти не осталось от ночей, проведённых вместе, от слов, сказанных друг другу… Слишком многое она доверила ему.
Берта не могла понять, что такое с ней происходит. Ведь были же у неё и раньше близкие друзья, из своего прошлого тайны она не делала… Что же с того, что один человек, который хорошо к ней относился, оказался вовсе не тем, за кого себя выдавал? Почему же сейчас ей кажется, что у неё отобрали что-то жизненно необходимое?
А он… Он сказал, что любит. Ей, наедине, никогда не говорил, а вот теперь сказал.
Но это же - как там Снейп выразился? - вопрос терминологии, не так ли? Звери не могут любить. Да и люди - тоже.
Подчиняться тому, кто сильнее, заглядывать в глаза тому хозяину, который накормил, грызться из-за очередной подачки с другими, такими же, и бояться очередного пинка под дых, - вот вечный круг, по которому все мы ходим - и люди, и животные. И нету между нами никаких существенных различий. Разве что у людей чуть больше мозгов, чтобы понять, что большая кормушка лучше, чем маленькая, и вовремя перейти к тому хозяину, который эту самую большую кормушку нам предоставит.
…А она-то уже почти поверила в то, что всё это и для неё возможно: плакать от нежности к другому и испытывать к нему горячую благодарность просто за то, что он есть в её жизни. И знать, что это взаимно. Даже когда его нет рядом, знать, что живёт на Земле человек, которому есть до неё дело.
И как же легко и счастливо становится на душе от этого знания! До того легко, что вот кажется, взяла бы и полетела… Высоко-высоко, над лесом, над замком Хогвартс - с высоты птичьего полёта он, наверное, до смешного маленький…
Так бы и летела прямо в это задумчиво-серое небо (в Британии оно отчего-то почти всегда пасмурное).
И Ремуса бы с собой позвала. Он бы согласился, это точно.
Вот и летали бы вместе…
- Прохлаждаетесь? - зловредный скрипучий голос прервал её мысли, цепкие пальцы ухватили Берту за плечо.
Аргус Филч собственной персоной. Только почему-то без кошки. Что и говорить, сегодня выдался на редкость удачный день.
- А вы в курсе, который час, мисс? - он, как всегда, начал издалека. Следствие ведёт завхоз, блин. Ну-ну…
- Нет, мистер Филч.
- Одиннадцатый, - почти любезно подсказал тот. - А теперь потрудитесь объяснить, что вы делаете в такой час вне спальни, - прокурорским тоном открыл допрос смотритель. У Снейпа что ли, манеру говорить перенял?
Берта искренне не понимала, что могло связывать этих двоих: Северуса Снейпа, который корчил из себя аристократа (смотрела Берта, смотрела в справочнике “Чистокровные семьи Европы” - нет там ни одного Снейпа!) и отвратительного сквиба. Но так или иначе, Аргус Филч частенько появлялся вечерами в лаборатории и вёл со Снейпом какие-то таинственные беседы приглушённым зловещим шёпотом.
- Размышляю о смысле жизни, - ровно, размеренно проговорила Берта.
- Своё полезное занятие вы можете продолжить в другом месте, мисс…Лихт, я полагаю? - осведомился Филч.
- Верно, - удивляться тому, что он её знает, совершенно нечего. Редкий вечер Берта проводила не в лаборатории и редкий вечер не натыкалась там на Филча.
- Замечательно, - смотритель вдруг резко схватил её за руку и сдёрнул девушку с подоконника. Берта едва не упала, но сразу же высвободила руку из цепких пальцев Филча.
- Пусти…те, сама пойду, - буркнула девушка.
- Очень хорошо, - завхоз наградил Берту чувствительным тычком в спину. - Только пошевеливайся - недосуг мне до утра тут торчать.
“Ой-ой-ой, что-то вы недоговариваете, мистер Филч”. Берта внимательнее посмотрела на завхоза. Выглядел тот до странности довольным и, судя по всему, куда-то торопился. Берта, к которой всё-таки уже вернулась способность рассуждать, с удивлением отметила, что глаза у него лихорадочно блестят, а на лице - выражение чуть ли не радости. Да больше того - он почти улыбается! И это не привычная гаденькая усмешка, а самая настоящая улыбка.