Страница 7 из 33
Да, приближаясь к Тёмной Топи, Берта так и чувствовала, как звенит вокруг магия, словно ходят по кругу чёрные волны.
- Что же это за магия? – растерянно спросила Берта. – Тёмная, что ли?
- Обыкновенная, - пожала плечами Элка. – Какую все ставят. Просто я ни тогда, ни теперь всей силы доспехов не знала. Похоже, им моя защита не слишком-то нравится. Они и отвечают на неё своей магией. Посмотри, здесь даже трава не растёт. Озеро болотом стало. И живого тут – один чёрный камыш.
Да, унылая выходила картинка.
От бывшего охотничьего домика за десять шагов сшибало магией. Берте даже идти стало трудно.
- Ну, вот, - сказала Элка, когда они вошли (домик изнутри был гораздо больше, чем казался снаружи), - смотри.
Она открыла перед гостьей большой кованый сундук.
В сундуке лежали те самые доспехи. Сделанные будто из невероятно прочной тёмной кожи, они были покрыты чем-то вроде извилистых серебристых узоров. Или это были какие-то странные письмена – живое свидетельство существования какого-нибудь исчезнувшего языка? Только прочесть их уже нельзя…
- Можно? – Берта вопросительно взглянула на Элку.
- Ну, это если о н и тебе позволят… – многозначительно отозвалась та.
Твёрдая, так и сочащаяся магией кожа доспехов была украшена не только затейливой серебряной вязью. Крупные, золотисто-жёлтые, словно застывший мёд, камни, нашитые на груди и спине, на плечах и поясе, тоже складывались в замысловатый узор.
Берта протянула руку и коснулась гладкой поверхности украшений. Камни оказались тёплыми на ощупь. Девушка осторожно гладила доспехи, следя кончиками пальцев сложные, переплетающиеся серебристые линии. Чем-то древним, гордым, сильным и свободным веяло от старинного артефакта. И одновременно – от него веяло чем-то до боли родным, словно Берта владела этой вещью долгие годы.
- Элка, а тебе никогда не хотелось надеть их? – тихо спросила Берта, всё ещё будто зачарованная древней магией.
- Мало ли, чего мне хотелось… – протянула Меченая. – Я же говорю, они сами выбирают себе хозяина. Мне было позволено только перенести их в безопасное место, спрятать от человека, который использовал этот артефакт, чтобы творить зло. А надень я их – это было бы небезопасно как для меня, так и для всех остальных.
- Так значит, они – незлые? – чуть улыбаясь, спросила Берта. К ней вдруг начало возвращаться ровное глубокое дыхание. Сила, древняя, светлая и могучая, так и льнула к раскрытым ладоням. Легко и радостно вдруг стало Берте.
- Нет, их творил светлый маг. Не знаю, кем он был, но… Знаешь, «Творенье может пережить творца: творец уйдёт, природой побеждённый, однако образ, им запечатлённый, веками будет согревать сердца». Это сказал один маг – Микеланджело Буонаротти. Правда, речь шла о художниках – он и сам был великим художником. Но слова его, может быть, ещё важнее для…обыкновенных людей, мастерящих обыкновенные предметы. Сердце-то можно согреть только добрыми руками…
- И всё-таки, Элеонора, - ну вот опять – резко вздёрнутый подбородок и горячо-внимательный взгляд ярко-карих глаз, - зачем?
- Зачем привела тебя сюда? А вот Бурый тебе не рассказывал разве? Или ещё кто из наших? Тревога большая пошла нынче. Вроде и нет пока ничего. А всё же… Будто кинули в воду камень – и далеко, и всплеска не слышно, а круги-то по воде всё идут, идут… Вот и Рыжая ходит мрачная уж которую неделю – и всё по лесу, в Лондон редко трансгрессирует. Говорит, Аврорат совсем озверел, от патрулей проходу нет. Бурый сутками в чаще пропадает. Чего он там забыл, спрашивается? Эрику письмо пришло от родителей. Мать пишет, дядюшка его блудный заявился вдруг нежданно-негаданно… Недоброе что-то готовится, а что – не знаю. Знаю только, что, если начнётся какая-нибудь заваруха, на эту вещь много охотников найдётся. И надо, чтобы она в правильные руки попала.
- Это в мои, что ли?
Элка прищурилась.
- А кто знает… Я силу твоих ручек зимой видела… Но вообще-то я о Дамблдоре. Ты ведь с ним знакома?
Берта кивнула. Не больно-то приятное это было воспоминание.
- Недолго тебе здесь обретаться – Дара обычно правду говорит. Вернёшься в большой мир – а там…тоже…кто знает, как и что. А ты будешь знать. И если со мной что случится… Ты там скажешь про доспехи. О Дамблдоре много чего можно говорить, но он не дурак. И цели у него самые благие. Что до средств… Ну, все великие этим грешат. Если они не художники, конечно.
А Берта всё смотрела на доспехи.
- Какая же в них сила! И какая красота…
Элка улыбнулась.
Да, янтарь. Наш балтийский камень. Магии в нём не много, но хорош – глаз не отвести. Знаешь, я всё думаю, что мастер этот был из Прибалтики родом. Кто другой для украшения такого артефакта предпочёл бы алмазы…
А за неделю до знаменательной встречи на площади Гриммо, умер Энрике. Умер тихо, во сне. Просто остановилось сердце. Так бывает у душевнобольных, ей доктор объяснил.
Слёз не было, ничего такого. Лишь было обидно, что она обо всём узнала только спустя неделю, и его уже успели похоронить. А ей передали его вещи (до смешного мало, за девятнадцать лет жизни можно бы и больше накопить) и сообщили адрес кладбища. Оно находилось на другом конце города, и Берте, с её-то возможностями, пришлось бы добираться туда целый день. Поэтому она решила подождать Риву, которая и доставила её до Лондона, и попросить её, чтобы подбросила до кладбища.
…Часто мелькать в Лондоне, учитывая причины, по которым Берта его покинула, казалось ей просто неразумным. Того и гляди, наткнёшься на патруль! Судя по бесконечным жалобам Ривы, аврорские службы совсем с цепи сорвались, никакого житья от них не стало.
- Что-то у них там готовится, заварушка какая-то, точно тебе говорю! – возбуждённо сверкая своими удивительными разноцветными глазами, божилась Рива.
Берта навещала своего друга раз в две-три недели, стараясь особенно не светиться на улицах. Сама трансгрессировать Берта ещё не умела, приходилось пользоваться помощью Ривы. Впрочем, та никогда никому не отказывала.
С того дня, когда Берта стала оборотнем, минул почти целый год. Теперь стало гораздо легче: меньше болели, хотя ещё и выглядели свежими, раны; постепенно возвращались силы; даже начали восстанавливаться анимагические способности. Самая лёгкая для неё анимагическая форма – кошка – стала ей вполне удаваться только весной.
========== Глава 3. ==========
Загадочный дом №12 на площади Гриммо встретил Берту угрюмым молчанием, затхлой промозглой сыростью и запахом плесени. Едва придя в себя от удивления, когда после каких-то коротких манипуляций Люпина лишний неучтённый дом взбух между двумя соседними, Берта ощутила тревогу. Всё там было тревожным: сумрак тесной прихожей, старинная неухоженная обстановка, заколоченные двери, мерцающий свет газовых рожков в коридоре…и какое-то странное сопение доносящееся из-под ближайшей портьеры.
Никаких вопросов Берта не задавала. Слишком много неожиданного обрушилось на неё сегодня.
Люпин, словно почуяв её беспокойство, сжал её руку, которую не отпускал с момента их встречи.
Резкий и неприятный скрип открывающейся двери заставил Берту вздрогнуть всем телом. Когда неожиданностей слишком много, любая из них может стать последней каплей.
Человек, возникший в проёме раскрытой двери, напомнил Берте хогвартское привидение. Впрочем, привидению она бы удивилась меньше. А тут – просто рот открыла. Ибо перед ней стоял «самый опасный преступник магического мира Британии за последние Мерлин-ведает-сколько-лет» - мистер Сириус Блэк собственной персоной.
Нет, конечно, что и говорить, - по сравнению с субъектом, изображённым на фотографиях, украшавших в год обучения Берты едва ли не каждый столб что в Хогвартсе, что в Хогсмиде, мистер Блэк выглядел просто отлично. Природа не обидела его ростом – немаленькой Берте приходилось смотреть на него снизу вверх. Конечно, Блэк всё ещё был худ, но измождённым отнюдь не выглядел. Чёрные его волосы, среди которых не было ни одного седого, с небрежным изяществом спускались до самых плеч. Берта некстати подумала, что Рем-то уже почти наполовину седой – а ведь они ровесники… Несмотря на давнюю небритость, было заметно, что Блэк когда-то был очень хорош собой – хотя время изрядно поработало и над ним. Бледен он был почти смертельно – или это голубоватый газовый свет давал такой эффект? Но точёный профиль, но надменная полуулыбка, какой он отреагировал на пристальное бертино разглядывание, но аристократические руки с длинными пальцами, но, чёрт возьми, осанка… Со всем этим времени справиться не удалось. Как не удалось ему справиться с глазами Сириуса Блэка. Не то что бы был у них какой-то уникальный цвет (тёмно-карие) или разрез (европейский), но вот взгляд… Такого взгляда вряд ли можно ожидать от человека, пережившего Азкабан. Зато от человека, сбежавшего оттуда, - вполне. Весёлые, горящие, любопытные глаза с живейшим интересом уставились на Берту, и теперь уже она почувствовала, как её внимательно и…оценивающе разглядывают. И взгляд этот – чуть насмешливый, чуть пренебрежительный, а больше всего – лихой, пиратский – отчего-то ужасно ей понравился.